Восхитительные ночи
Шрифт:
Селия расстегивала перламутровые пуговицы на платье.
– Приехав сюда, я не знала ничего о производстве сахара, но теперь мне известно достаточно. Мне нравится управлять Маунтен Вью, и единственное, чего бы мне хотелось, – чтобы тебе это тоже нравилось.
Бо помрачнел и уселся на постель:
– Селия, я ненавижу Маунтен Вью! О, вообще-то я рад, что владею плантацией, принадлежавшей отцу. Но я ненавижу работу в этой маленькой конторе, и всегда ненавидел.
– Тогда чего же ты хочешь, Бо?
Бо долго смотрел на нее. Его глаза потемнели. Селия
– Я хочу… покоя, – наконец вымолвил он.
– Покоя! Но, Бо…
Она взглянула на мужа, удивленная его словами. И это говорит человек, рисующий такие экспрессивные картины! Это он-то хочет покоя и мира?!
– А может, я ничего не хочу, – хмуро добавил он некоторое время спустя. – Да, возможно, и так. Пустота, нежные, красивые сны ни о чем.
«Опиумные мечты, – вдруг подумала Селия. – Вот о чем говорит Бо».
– Бо, по-моему, тебе надо бы проконсультироваться с Романом? Надеюсь, он еще не уехал в Вену и даст тебе лекарство…
При упоминании Романа Бо побледнел. В его глазах вспыхнула ненависть. А что если это ей только показалось? Бо поднялся и направился к двери.
– Лекарства, которое могло бы мне помочь, не существует, Селия. Что касается Романа… – Он выдержал долгую паузу.
– Да?
– Пусть он катится к черту. И ты тоже. Мне бы хотелось посмотреть, как вы оба варитесь в кипящей смоле, а черти подбрасывают уголь в огонь!
Селию поразила его злоба. Но не успела она ответить, как Бо, хлопнув дверью, вышел из комнаты и отправился в свои апартаменты.
Селия задула лампу, легла в постель, но никак не могла заснуть и лежала, уставившись в потолок. Бо ненавидит ее и Романа за ту пытку, которой они его подвергли. Он говорил про ад, но разве сам не прошел через него? Разве: его не заставили вынести то, что не под силу человеку?
Бо отказывался управлять Маунтен Вью и вместе с тем злился:, что это делает Селия, ибо она заняла его место. А теперь Бо говорит, будто хочет покоя. Что он имел в виду, если не опиум? Пахнущий цветами дым забвения? Муж не принимал мир таким, как он есть, не мог преодолеть свою ненависть и обиды, поэтому хотел погрузиться в видения.
Ветер усиливался, вселяя в Селию тревогу. Наконец, измученная этими звуками и своими тяжелыми думами, она поднялась и оделась.
– Ты не можешь заснуть, Селия? – Гаттерас сидела за письмом у туалетного столика. В теплом свете масляной лампы ее немолодое загорелое лицо, казалось, излучало силу.
– Не могу. Слишком много забот, – ответила Селия.
– Каких?
– В основном с Бо, тетя Гаттерас. Я боюсь за него. – Гаттерас вытерла перо мягкой тряпочкой и отложила письмо, встревоженно взглянув на племянницу:
– Не хочу тебя волновать, дорогая, но, может, стоит подумать о возвращении в Гонолулу? – Селия не ожидала услышать это от Гаттерас. Неужели тетя решила отказаться от кругосветного путешествия, собрать вещи и уехать? – Я говорю серьезно. Возможно, прибыв сюда, мы совершили ошибку. И безусловно, тебе не стоило выходить за Бо, теперь я это понимаю. Он богат,
Сердце Селии сжалось. Слова Гаттерас подтвердили ее худшие предположения. Ветер стал ураганным. Плохо закрепленные ставни бились о стену, и казалось, будто кто-то просится в дом. Селия облизнула губы:
– Но… вернуться в Гонолулу… сдаться…
– Иногда лучше признать поражение, – спокойно возразила Гаттерас. – Не беспокойся о деньгах, Селия, я уверена, мы как-нибудь проживем. У меня в Гонолулу дом, мы можем брать постояльцев, ты станешь преподавать в одной из школ, или мы снова откроем свою собственную. Теперь, зная, что ты хорошая учительница…
Но Селию не обрадовала похвала тетки. У нее голова шла кругом. Слишком много всего произошло. Они подвергли Бо страшным испытаниям, и теперь она не могла его оставить, раз он в ней нуждался.
Она снова подумала об этом старом доме и его деревянных стенах, так много видевших.
– Нет, – мягко сказала она тетке. – Я не уеду. Я нужна здесь, в Маунтен Вью. Мне кажется, мое место здесь.
Глава 24
В ту ночь Селия спала беспокойно, ее преследовали кошмары: кто-то увозил ее на лошади, поводья больно врезались в тело, и страшный крик о чем-то предупреждал.
Она проснулась на рассвете с сильно бьющимся сердцем, вся в поту. Кошмарный сон был пугающе правдоподобным, и его вызвал странный пугающий звук. Селия минуту лежала, не двигаясь и стараясь унять тревогу. За окнами по-прежнему выл ветер, что по утрам было редко. Селия слышала, как он свистел за углом дома. Наверное, этот звук преследовал ее и во сне.
Вдруг кто-то постучал в дверь:
– Селия! – окликнула ее Гаттерас. – Приехал один человек с письмом. Он хочет с тобой поговорить.
Селия поднялась, оделась и, торопливо спустившись, увидела, что в холле ее ждет высокий сильный гавайский юноша. Он был усталым и весь в пыли. Селия поняла, что он, вероятно, ехал всю ночь. Его лицо показалось девушке знакомым, она вспомнила, что это один из тех юношей, с кем Роман занимался серфингом на пляже в Лахаина.
– Я привезти записка от доктор Бернсайд, – сказал он на ломаном английском, протянув Селии сложенный листок бумаги.
Она взяла листок дрожащими руками.
– Ну? – спросила Гаттерас. – Что там написано? Читай же, Селия, это так важно, что бедняге пришлось скакать всю ночь!
Едва дыша, Селия развернула записку. Она была написана наспех.
«Дорогая Селия, – писал Роман. – Друзья сообщили мне, что, по всем признакам, приближается ураган, он разразится через несколько дней. Бури здесь очень опасны, и тебе следует к этому подготовиться. Меня вызвали на трудные роды, но, если смогу, приеду помочь…»