Восход черного солнца
Шрифт:
— Простите, что подвергаю сомнению ваши каноны.
В светлых глазах замерцал насмешливый огонек.
— А как насчет энергии противодействия? — задумалась Сиани. — Она ведь непредсказуема?
Охотник колебался — без сомнения сухой, насмешливый ответ готов был сорваться с его губ. Но он с некоторым усилием проглотил его и лишь сказал:
— Нет. Совершенно предсказуема. Человеческое Творение осложняется тем, что у человеческого сознания слишком много уровней, а земное Фэа не различает их. Если страх человека звучит громче, чем его мольба, он и определяет, что получится в результате. Поэтому-то причина ошибки внутри нас, леди, дело тут не в Фэа. — Он глянул на землю перед собой
«Но масштаб! — думал Дэмьен. — Какое существо — или какая сила — способны на такое?» Он представил, как пульсирует огромная атомная печь — сердце планеты, как тонны магмы рвутся вверх сквозь планетарную кору, пока сами континенты не сдвинутся с места, а земля прогнется, вспучится, растрескается под чудовищным давлением, и сейсмическая ударная волна высвободит мощь, что зовется Земной Силой, Фэа, в количестве столь непомерном, что ни один человек не осмелится прикоснуться к ней. Ведь она так могущественна в своей чистой форме, что попытайся он Творить — и она сожжет его до углей. А здесь она искусственно ослаблена. Как? Каким образом? Что случилось здесь в те века, когда ракхи завладели этой землей, что изменило самую природу Эрны?
«А может, Фэа недостает только в нашем понимании? — размышлял Дэмьен. — Может, мы просто не видим какого-то ключа? Может, мы просто не знаем, куда смотреть?»
Джеральд Таррант осторожно извлек из чехла следующее полотно. И по тому, как он обращался с ним, по глубокой почтительности, с которой он бережно разворачивал его и придавливал углы гладкими, отполированными водой гальками, можно было судить о его значении.
Поначалу Дэмьен не смог разобраться, что это такое. Подвинув одну из ламп поближе, он увидел тонкий абрис континента, разделенного несколькими резкими красными линиями. Очертания берегов были незнакомы ему, но чуть погодя, присмотревшись только к основным формам, он уловил знакомые контуры. Восточные земли. Земли ракхов. Змея. Вздрогнув, Дэмьен внезапно понял, что Стикс на карте течет скорее к западу, а не на север, и впадает в море у Меренты. Лета также сдвинулась, да и береговая линия близ Сета заметно отличалась.
— Древняя карта, — прошептал он.
Охотник кивнул:
— Ей более двенадцати сотен лет. И она не предназначалась для длительного хранения. Если б не мое Действие, она бы давным-давно рассыпалась в пыль.
— Двенадцать веков? — ошарашенно переспросил Сензи. — Это значит…
— Это обзорная карта, — сообщил Охотник. — Тектоническая экстраполяция. Сделана с борта земного корабля перед Высадкой. У меня хранится документ, согласно которому это было стандартной процедурой на борту таких судов. Они проверяли возможные места приземления на сейсмическую активность — и прочие факторы, — чтобы оценить опасность, с какой могут столкнуться колонисты. На то, чтобы определить, годится ли планета для колонизации, обычно уходило от пяти до десяти земных лет. На Эрне понадобилось девяносто. — Он положил ладонь на карту. — И вот причина.
— Сейсмическая активность, — невесело подытожил Дэмьен.
Охотник подтвердил:
— Достаточная, чтоб сделать колонизацию затруднительной, если не вообще невозможной. Может быть, если бы у них был выбор, корабль вообще бы
— Они были безумны, — выдохнул Сензи.
— Может, и так. Как и те мужчины и женщины, что бросили вызов восточному морю, чтобы выяснить, что лежит за ним. Как те, кто отправился к Новой Атлантиде, не испугавшись тамошних непрерывных извержений… Как эта леди, что прошла под Завесой, чтобы исследовать запретные земли. Человеческое безумие — жажда знаний, жажда нового, тоска по запретным пределам. Но хотя мы и их дети, я бы сказал, что у нас есть некоторое право на критику. — Он постучал по карте тонким указательным пальцем, отметив точку в трехстах милях восточнее. — Если наш враг действительно существует, — закончил он тихо, — его нужно искать вот здесь.
— Почему?
— Просто потому, что здесь нет лучшего места. — Палец Охотника обвел красную линию, что проходила через восточную горную цепь и под острым углом пересекалась с другой. — Следите за пунктирной линией. Три континентальных плиты встречаются здесь, и каждая давит на другие с силой, которую трудно себе представить. Плиты сталкиваются, материки сминаются в горные цепи, реки меняют русло… и каждый раз высвобождается громадная неукрощенная энергия. — Он небрежно очертил круг около пересечения пунктирных линий, приблизительно сорок миль в диаметре. — Вот что называется энергетическим узлом — неиссякаемый источник земной Фэа, и если что-то в этой земле потребляет Фэа или Творит — оно должно быть там. Где-то внутри этой границы.
— Почему не в самой точке? — спросила Сиани.
Охотник искоса взглянул на нее, и что-то в его глазах заставило Дэмьена насторожиться. Не обычное глумливое веселье, с которым он игнорировал вопросы, не привычная насмешка над остальными, нет. Что-то неуловимое, вкрадчивое. Интимное. Дэмьен уловил волну соблазна — как от гипнотизирующего взгляда змеи.
— Только глупец мог бы построить крепость на самом разломе, — веско проговорил Таррант. — Одно дело — уберечься от толчков землетрясений, и совсем другое — пытаться сохранить строение, когда часть фундамента внезапно поднимается или опускается или трещина разрывает его. Даже посвященный погибнет, если рухнет кровля и раздавит его, леди. Особенно если это случится в тот момент, когда он побоится прибегнуть к Действию, чтоб спасти себя.
— Я знаю, — прошептала она.
— Это означает, — Охотник свернул карту, — что впереди у нас трудное путешествие.
— И враг, который знает о нашей высадке, — печально добавил Сензи.
Таррант вскинул голову, изучая скалы; глаза его сузились, словно он думал, что увидит наблюдателя, если достаточно внимательно присмотрится.
— Не могу понять, чей это след, — пробормотал он. — Какого черта здесь такие слабые потоки! В Лесу я сразу сказал бы вам, кто это был, кто видел нас и чего он хотел… он или она…
— Или оно, — вставил Дэмьен.
Порыв ледяного ветра пронесся над Змеей. Какое-то мгновение царила тишина, только лошади с хрустом жевали корм. Сиани принялась засыпать костер песком.
— Верно, — откликнулся наконец Таррант. Ему явно не нравился ни вкус слова, ни его смысл. — Он, она или оно.
— Пошли, — сказал священник. — Пора выступать.
Никогда прежде Сензи и помыслить не мог, что он окажется самым сильным из всего отряда. Ну не сильным… Самым полезным. Приспособленным.