Восход Черной луны

Милевская Людмила Ивановна

— Но ведь у моей бабушки было столько детей, а муж погиб не после рождения первенца, а значительно позже, — воскликнула Ляна.

— Да, это так, — согласился цыган. — Только о Мариуле ходили слухи, что и она может управлять судьбой. Бабка твоя сама не отрицала этого, но говорила, что слаба ее сила. Далеко не все ей подвластно.

— А мне она говорила, что мой дар побогаче будет, чем у нее, — с гордостью произнесла девушка.

Цыган тряхнул своей, львиной гривой, словно отгоняя дурные мысли.

— Так вот: заговорила она

старинный медальон с моими волосами, повесила мне, маленькому, на шею, сказала, что пока он на мне, ничего дурного случиться не может. Говорят, что медальон этот еще в Древней Индии сделан был и что имеет он большую колдовскую силу, но для того, чтобы сила эта проявилась, нужно правильно заговорить его, и тогда он надежно защитит своего владельца от любого колдовства.

— Что ж она не дата этот медальон деду? — поинтересовалась Ляна.

Помолчал цыган, выпустил густую струю табачного дыма и продолжил:

— Спрашивая я Мариулу, почему не дала медальон этот мужу, а она в ответ: «Твой отец обречен был. Не могла я помочь ему и решила спасти тебя, первенца моего. С другими детьми и так не должно было ничего случиться, да видно, срикошетила та бомба о защиту невидимую, вот и погибли братья, а не ты…» Видишь, дочка, какие сказки тебе рассказываю, — смущенно усмехнулся цыган.

Он расстегнул рубашку, обнажив широкую волосатую грудь. Бережно снял с цепочки серебряный медальон странной формы с бегущими по нему непонятными письменами на каком-то забытом языке. Нажат на небольшой выступ, и крышка его плавно откинулась, открыв небольшое углубление с лежащей в нем прядью его детских волос. Посмотрев на них, он, словно решившись на что-то, расстегнул и цепочку. Вновь защелкнул на ней замочек медальона и, поколебавшись мгновение, протянул все это дочери.

— Хоть и не верю я в это, а чем черт не шутит. Береженого бог бережет. Возьми, вот. Замуж выйдешь — отдашь мужу или первенцу своему. Тебе тогда виднее будет. Только носить его нужно не снимая, иначе, Мариула сказала, случится беда. Я думаю, что бабка и сама все тебе о нем расскажет.

Ляна испуганно отстранилась от отца.

— А ты? Как же ты? — с волнением глядя на подарок, спросила она.

— Ничего уже, доченька, не может со мной случиться, — убежденно солгал он. — Да и не верю я во все это. Так только, страхи детские остались, бабкой твоей внушенные.

— Не могу я взять этот медальон, отец. Я-то бабушке верю. Я знаю, что проклятие убивает вернее пистолета. Не могу я, отец.

Не слушая Ляну, цыган надел на нее медальон.

— Вот и посмотрим, правду ли говорила старая Мариула… Ну, а если штука эта такую силу имеет, так она тебе теперь нужнее. Я, Ляна, уж пожил немало, а у тебя все впереди.

Он вновь ненадолго замолчал. Снова набил и раскурил свою трубку. Посмотрел в испуганные глаза дочери и, ласково обняв ее, сказал:

— Говорят, со временем проклятие это стало терять свою мощь и проявляется только на женщинах, обладающих

такой силой, как ты да Мариула. Даже, если россказни бабки твоей — чистая правда, все равно я поступаю правильно. Для меня сейчас главное тебя сохранить. Хотелось бы еще внуков от тебя дождаться. Пусть, дочка, медальон у тебя будет. Глядишь, его силы и на двоих хватит.

Ляна ласково погладила медальон.

— Спасибо, отец…

Цыган выбил о каблук сбою трубку.

— Да-а… Пусть будет, как сказал… Да и не верю я во все это, — вновь засмущавшись, упрямо повторил он.

Он долго еще сидел, задумавшись и скорбно качая головой, а когда поднял свои черные глаза на Ляну, — с удивлением обнаружил, что она крепко спит.

«Бедная девочка! Она ведь, поди, и не спала совсем все это время. Пусть поспит, а я тем временем соберу в старый чемодан вещи поценнее, кибитку-то сторожить некому. В городе придется жилье снимать, пока мать не поправится», — подумал он.

Глава 9

Ляна проспала несколько часов. Проснувшись, она почувствовала, что рука ее сжимает какой-то предмет. Разжав кушачок, девушка с недоумением посмотрела на серебряную вещицу, висевшую у нее на груди. Уже через мгновение Ляна все вспомнила и, ощутив сердцем дурное предчувствие, постаралась изгнать его.

— С отцом не должно ничего случиться, — тревожно подумала она. — По преданию медальон должен был носить дед, а не он. Да и не могу я силой заставить его взять обратно. Ладно, спрошу у бабушки, как мне поступить с этой штукой.

Вдруг она почувствовала сильный голод и вспомнила, что уже очень давно у нее и крошки во рту не было.

— Отец, — позвала Ляна, сидящего рядом цыгана, что-то вырезавшего из дерева ножом. — Я бы съела что-нибудь.

— Ты голодна? Сейчас, дочка, пообедаем. Там где-то, — он махнул рукой в сторону кибитки, — есть мясные консервы, хлеб, овощи: в общем — сама увидишь.

Ляна встала и тут же качнулась от слабости. Отец ловко поддержал ее под локоть и ласково сказал:

— Досталось тебе, доченька. Так ты уж посиди, отдохни, а обедом я сам займусь. Не хватало только, чтобы еще и ты заболела…

Он уверенно направился к кибитке. Через некоторое время на поляне появился нехитрый обед. Девушка с улыбкой смотрела на непривычное зрелище. Она никогда раньше не видела, чтобы отец хлопотал по хозяйству таким образом, и ее это забавляло.

«Видела бы Мариула как ловко он управляется, а еще лучше жена отца застала бы его за таким занятием», — подумала она.