Восход Ганимеда
Шрифт:
«Вот и все…» — обреченно подумал Рощин, оценив ситуацию.
— Луценко, огонь по броду! Горюнов, если не выдержишь, отходи к КП! — Он отшвырнул коммуникатор и схватил прислоненный к стенке капонира «АКСУ» с под ствольным гранатометом.
— Товарищ капитан, вы куда?! — закричал помкомроты, старший сержант Логвин, забыв про нововведенные уставом «сэр» и «господин».
— Держись за мной, старшой, видишь, ребят давят!
Две «сотки» ползли по позиции левого фланга взвода, плюясь огнем и перемалывая гусеницами осыпающиеся траншеи. Третий застыл у раздавленной
У брода за спиной Рощина замолотил, но тут же захлебнулся пулемет, со стоном легли первые мины.
Узкий, извилистый ход сообщения, что вел от КП к основной линии траншей, оказался разорван дымящейся воронкой, по скатам которой струился горячий песок. Стоило Рощину покинуть командный пункт, как мир вокруг разительно изменился, словно с него смахнули масштабность, и он сузился от панорамы затянутой дымом переправы и протянувшейся вдоль берега позиции взвода до узкой теснины осыпавшегося хода сообщения, злого дыхания сержанта Логвина, шального рикошета одинокой пули, что цвиркнула по обнажившемуся из-под песка камню в сантиметре от головы, и рокота — басовитого, делового, кашляющего…
Танк приближался.
Сминая фланг взвода, он полз по линии траншей прямо на КП.
Впереди мелькнула чья-то тень, и в воронку кубарем скатился рядовой Соломцев — тот самый, за кем наблюдал Сергей накануне атаки. По его лицу, смывая запекшуюся кровь, катились крупные градины пота.
Съехав по откосу воронки, словно ребенок с ледяного сугроба, он, не замечая Рощина и Логвина, вдруг сжался на дне в комок, плотно зажмурив глаза, но автомат не выпустил; его веки были отчаянно смежены, словно он пытался отгородиться таким образом от страшной, грохочущей реальности, что наползала на воронку угловатой тенью «Т-100», а пальцы на ощупь толкали гранату в подствольник «АКСУ».
У Рощина спазмом сжало сердце.
Он никак не мог привыкнуть к таким сценам — сам прошел через это, сотни раз видел со стороны, но никак не приходила к нему та профессиональная черствость, что с годами должна полонить душу солдата. Все равно как в первый раз смотрел он на слезы молодого вологодского паренька, что, дурея от желания жить, упрямо толкал непослушную гранату в затвор подствольного гранатомета, чтобы в следующий момент встать навстречу танку моджахедов.
— Логвин, помоги ему!
— Товарищ капитан!..
— Базаришь много, сержант, выполняй! — с этими словами Рощин ловко, по-крабьи вскарабкался на осыпающийся скат воронки и перевалил через дымящийся гребень, на котором был четко виден след от задницы сползшего вниз Соломцева.
Нырнув в ход сообщения, он приподнял голову.
На левом фланге взвода, в развороченных взрывами и гусеницами окопах шла рукопашная. Грохот «ДШК» затих — боялись попасть в своих, а может быть, танк достал, прямой наводкой, — гадать об этом сейчас не было времени.
Оба «Т-100», что дошли до траншей, ползли теперь к КП взвода, намереваясь соединиться там с атаковавшими брод БТРами.
Один
Рощин нырнул назад, в расселину хода сообщения, и присел, уперевшись спиной в истекающую струйками песка стенку траншеи.
Рокочущая тень тяжко наползла на него, закрыла собой белый свет, обдала тошнотным угаром выхлопа, запахом горячего железа и перегретой смазки, — казалось, что тень от гусениц надавила на грудь, вышибая воздух из легких…
В такие секунды в голову лезет всякая нелепица.
Глядя на заляпанное речным илом днище танка, капитан вдруг вспомнил первую машину своего брата Андрея, которую они со Светланой купили, еще только поженившись, году, наверное, в девяносто четвертом или девяносто пятом… Это был старый «Москвич», весь в бурых «пауках» ржавчины, который едва ездил… Смешно, но у него было такое же днище — грязное, местами ржавое, и воняло от него так же — выхлопом и пролившимся через плохие уплотнители нигролом…
Спустя пару секунд Рощин почувствовал беспокойство — было похоже, что закрывшая собой белый свет тень не собиралась уползать.
«Это тебе не на учениях, когда механик-водитель, напуганный не менее твоего осознанием, что между гусениц, в окопе, скорчился боец, спешит поскорее проехать дальше, услужливо подставляя корму танка под бросок учебной гранаты или ИМа [4] …» — мелькнула в голове капитана здравая мысль.
Он не видел, как танк, застыв на месте, поворачивает башню, лишь по характерному звуку привода понял — сейчас будет выстрел.
4
ИМ — имитационное взрывное устройство, учебный взрыв-пакет.
Он успел заткнуть ладонями уши и широко открыть рот, когда тень над его головой оглушительно рявкнула, подпрыгнув сантиметров на тридцать, и с тяжким стоном сдвинутой земли ухнула назад, осыпая стенки траншеи.
Полузасыпанный ход сообщения наполнился дымом. Танк газанул, разворачиваясь на одной гусенице, и на контуженного, потерявшего слух и задыхающегося в смешанном с выхлопом пороховом дыму Рощина посыпалась земля.
Развернувшись, танк рывком тронулся с места.
Когда тень начала сползать, Рощин, высвободив из-под земли руку, машинально ухватился за буксировочный крюк. Болезненный рывок едва не заставил его разжать пальцы, — тело капитана вырвало на свет и поволокло вслед за танком.
«Глупо все получилось… глупо и непрофессионально…» — отстраненно подумал он, волочась вслед за машиной по перепаханной гусеницами земле.
В башне танка откинулся люк, и оттуда по пояс высунулась фигура моджахеда. Ухватившись за установленный на башне станковый пулемет, он рывком повернул его ствол, одновременно креня его вниз, в сторону траншей…
— Сука… — не слыша собственного голоса, прохрипел Рощин, подтягиваясь на одной руке. Ухватившись за скобу, он вскарабкался на броню танка позади пулеметчика и прыгнул, расходуя последние силы.