Восход Левиафана
Шрифт:
– Мы ведь...
– неуверенно начал доктор Мудак, в смысле - доктор Григгс.
– Мы ведь искали женщину, которую девочки видели в лесу, так? Правда, я не могу понять, что мы делаем именно здесь.
– Это козни ведьмы!
– Сэмюэль начал ожесточенно креститься и яростно целовать распятье, которое все это время держал в левой руке. Доктор тоже осенил себя знаменьем.
– Но сила господа ведет нас! Крылья серафимов да укроют нас от зла! И не убоимся мы тьмы, ибо души наши чисты, а тела праведны! Элизабет, куда мы шли? Где живет та, что была с вами тем вечером в чаще?
– Папа, но ведь это была Титуба, я же говорила, - Элизабет
– И она была не одна, - добавила Эбигейл, дернув плечом.
– Мы же говорили вам!
– Да, да, конечно, девочки, - пастор подошел к ним и порывисто обнял сначала дочь, потом племянницу.
– Только напомните мне, кто две другие женщины.
– Это миссис Осборн, - заявила Элизабет.
– И мисс Гуд, - добавила Эбигейл.
Пастор вновь перекрестился и посмотрел на доктора.
– Собирай людей, - твердо сказал Пэррис.
– Они должны быть опрошены и осмотрены полномочной комиссией. Если эти женщины действительно ведьмы, а я в этом не сомневаюсь, то мы найдем доказательства их вины. Ибо невиновных в этом мире уже не осталось.
Мужчины с девочками удалились. Нисса сползла на пол, прислонив онемевшее лицо к оконному стеклу. Лоскут, которым она заткнула нос, вымок насквозь и с него на пол капала кровь. Она потеряла сознание и проспала до самого вечера. Потом почти полтора месяца она обхаживала Эмеренту, которая за это время дважды приходила в себя, и оба раза бредила. Она бормотала что-то о духах, о лесе и еще выплевывала какие-то жуткие фразы на непонятном языке.
За это время Салем изменился. Как и предсказывала Нисса, тихий прибрежный город охватила массовая истерия. Люди каждый вечер набивались в церковь, словно горошины в стручок, неистово моля бога о прощении. Едва опускались сумерки, на улицы выходили добровольческие отряды с факелами и бродили по городу до рассвета.
Еще несколько девочек попали под «ведьмовское влияние». Нисса однажды ночью выбралась из дома, чтобы лично осмотреть «заболевших». Разумеется, маленькие сучки лгали, видимо, воспринимали происходящее, как какую-то забавную игру. Только в этой игре умирали люди, умирали по-настоящему.
Почти два десятка человек посадили в тюрьму, многих пытали, выбивая из них признание. Нескольких повесили, одного раздавили камнями. Нисса смотрела на все это и ее изумрудные глаза наполнялись слезами. Ей каждую минуту хотелось выбежать на рыночную площадь Салема и что есть сил закричать: «Да что ж вы делаете, нелюди!» Но она не могла. Не могла бросить Эмеренту.
29 марта Эмерента пришла в себя. Нисса тут же вручила ей походный рюкзак и объявила, что этой ночью они покидают Салем. Девушки вышли за полночь и двинулись на север, уходя подальше от этого страшного места, от этих жутких воспоминаний. Разумеется, Эмерента задавала вопросы, но Нисса заранее придумала складную легенду. Она решила, что ее сестре совсем не обязательно знать, что на самом деле случилось в городе.
Спустя века, когда Мировая Информационная Сеть окутала планету, Эмерента наткнулась на статью о «салемском процессе». Тогда Ниссе пришлось рассказать ей всю правду. Они обнялись и проплакали всю ночь, ненавидя себя, друг друга и весь этот чертов мир. Боль Салема опалила их души, обратившись черным нестираемым клеймом. Это клеймо не мог увидеть никто кроме них, и от этого было еще больнее.
***
Нисса закончила свой рассказ едва различимым шепотом. Карн будто побывал там, триста лет назад,
Он притянул ее к себе, даже не представляя, чего ей стоило все это ему рассказать. Она перестала сдерживать слезы и ему на грудь посыпались золотисто-желтые гранулы. Карн проворно ухватил одну из них, присмотрелся. Это был янтарь, дриада плакала янтарем.
Нисса изредка всхлипывала, уткнувшись ему в грудь, а он молчал, глядя в ночное небо, затянутое рваными облаками. Потом она взяла себя в руки, мягко отстранилась от Карна, посмотрела ему в глаза.
– Прости, - тихо сказала она.
– Прости, но я больше не могла. Мне нужно было с кем-то поделиться. Этой тайной, что мы хранили три столетья. Я сделала много такого, о чем жалею. Но Салем... я знаю, я уверена, что тогда все сделала правильно. Настолько, насколько могла! Только от этого не легче.
– Я понимаю, - Карн смахнул с ее щечек несколько янтарных гранул.
– И тебе не за что просить у меня прощения. Я рад, что смог хоть как-то облегчить твою боль... А теперь, - он попробовал сменить тему.
– Может, винца?
Нисса грустно улыбнулась ему в ответ. Еще мгновение и улыбка стала чуть шире и мир вокруг будто ожил. Она приняла из его рук бутылку, в которой уже почти ничего не осталось. И тогда, глядя в ее изумрудные глаза, касаясь щекой ее медных волос, развеваемых порывами бархатного ветра, он с неожиданной ясностью задал себе один четкий вопрос, - что вообще происходит? Он был молод, но не настолько, чтобы не понимать разницы между чувствами, которые порой кажутся (или нам хочется, чтобы они такими казались) глубокими, вечными, единственными.
У Ниссы за плечами восемьсот лет с хвостиком, и пусть большую часть своей жизни она убегала и скрывалась от всего, что ходит на двух ногах, вряд ли людские чувства ей в новинку. Они симпатичны друг другу, это верно. Он оказался в нужном месте в нужное время и вот они делят эту замечательную осеннюю ночь, нарушая все законы - писанные и неписанные. Но ведь они не могут любить друг друга, не так ли? Потому что знакомы от силы пару часов! А может ли это быть влюбленностью? Едва ли, возраст не тот, у нее - так точно.
Страсть? О, страсть буквально искрилась меж ними. Но отнюдь не плотская. Скажем честно - не только плотская. Карн, как порядочный джентльмен на первом свидании (хотя какое к черту свидание?) старался не опускать взгляда ниже ее шеи, а она, как порядочная леди, флиртовала, но - четко очерчивая границы дозволенного.
Он видел отражение своего замешательства в ее лучистых глазах и не находил ответа на этот простой вопрос. Что происходит? Банально до наивности, что-то в стиле Майер, но он действительно ощущал глубокую связь между ними. Эта связь появилась не сейчас, не сегодня. Она была задолго до их встречи, возникла так давно, что сами звезды теряются в догадках о ее истинных истоках. Они будто знали друг друга тысячи лет, будто вот так просто стояли вместе у кованого парапета, глядя в ночной город, в то время как позади них пролетали автомобили, потом гравилеты, затем варп-капсулы, а следом все возвращалось к стуку конских копыт, скрипу деревянных колес, реву паровых, а потом и бензиновых двигателей.