Восход над Шалмари
Шрифт:
– Хорошо удар держит, вошь цветная. Ладно, я как чувствовал – гады надел, был бы в кроссовках, было бы туго. Чего там у тебя? Макаров?
– Э, – только и сказал Семен, опуская пистолет.
– Точно, макар. Это нормально, пойдет, – паренек присел возле милиционера, – а то кое-где ментов пэсээмами вооружают, прикинь. Из него ж только застрелиться, если что… Блин, тяжелый – помоги.
Семен, недоумевая, помог перевернуть лежащего, но тут же заметил кобуру и понял. Пистолета, однако, в кобуре не обнаружилось. Обнаружился там сотовый, практически раздавленный,
– Вот урод, – произнес паренек и разочарованно выпрямился. – Дай ствол.
– Зачем? – удивился Семен.
– А ты что, с ним обращаться умеешь?
– Уж получше тебя, наверно. – Семен скептически хмыкнул.
– Давай покажу, – раздраженно потребовал паренек. – Не томи, ща нагрянет еще кто-нибудь.
Семен неохотно протянул пистолет. И тут же восхитился: щелчок – вылетает обойма, звук передергиваемого затвора, патрон, мелькнувший в воздухе, тут же ловится и вставляется в обойму, обойма – в рукоятку, еще раз – звук затвора – и пистолет исчезает под надетой навыпуск рубашкой. И все это – за полторы-две секунды. Семен только присвистнул. Паренек удовлетворенно кивнул:
– Хорошо смазан. И вообще – в порядке. – Обернулся к первому милиционеру: – Молодец, хвалю.
Милиционер невнятно застонал.
– А вот за патрон в патроннике – выговор, – паренек с чувством пнул лежащего в голову (Семен аж вздрогнул). – Вам чё положено? Ствол – пустой, пушка – на босоножке. [2] А у тебя чё?
Вопрошаемый с ответом затруднился.
– То-то же. – И паренек с улыбкой повернулся к Семену: – Ну – на свободу с чистой совестью. Кстати, как тебя кличут-то, дядя?
2
На предохранителе (блатной жаргон).
Семен назвался.
– Сема, стало быть. А меня можешь Чики звать. Давай, Сема, двигаем.
Чики вышел из клетушки, прихватив торчащую из замка связку ключей, сделал пару шагов к выходу, повернулся к решетке соседней камеры и начал там что-то пристально выглядывать. Из камеры послышалось невнятное бормотание. Семен встал рядом и взглянул внутрь – в камере располагалось с пяток личностей различной степени потрепанности, все молчали, настороженно посверкивая глазами.
– Ты, слушай сюда, – резко бросил Чики. – Ты, морда, тебе говорю!
– А чё я-то? – вполголоса отозвался один из сидельцев и закашлялся.
– Покашляй мне, сука, – с мрачным обещанием в голосе отозвался Чики. – Мир тесен, еще свидимся, козел. – Кивнул Семену: – Пошли.
И они пошли по короткому коридору, мимо настороженно замерших камер. Чики открыл железную дверь в конце коридора, выглянул:
– Чисто, – и вышел наружу.
Семен последовал за ним. Чики захлопнул дверь, разом отрезав возникшую было в каталажке возню и возгласы.
– Так, – сказал Чики, – напрямую не пойдем, пойдем через второй этаж. Ментовка типовая, я примерно
Семен безропотно последовал за ним. Поднялись на второй этаж, беспрепятственно прошли по коридору до другого лестничного пролета и направились вниз. Эта лестница выводила в холл – через проходную. Сидевший у проходной милиционер повернул голову без особого, впрочем, любопытства, но Семен почувствовал в груди холодок. Назревали неприятности. Положение спас, разумеется, Чики. Он вдруг обернулся к Семену, дернул его за рукав и извиняющимся голосом произнес:
– Па, ну чё ты дуешься? Ну поставили на учет, и чё такого? У нас полкласса на учете стоит. Это ж у меня переходный возраст, типа того… Со всеми бывает…
Семен мгновенно все понял и поддержал игру.
– Дома поговорим, – мрачно бросил он (для придания голосу нужных ноток даже напрягаться не пришлось), толкнул заблокированный турникет и раздраженно обернулся к милиционеру. Тот даже головы не поднял, лишь под полом металлически лязгнуло, и турникет слегка дернулся. Свобода!
Чики опять пошел впереди, но замешкался возле двери. Семен воспользовался задержкой, чтобы негромко поинтересоваться:
– Ты что, совсем ничего не боишься?
– Боюсь, – ответил Чики неожиданно свистящим шепотом, неотрывно глядя на что-то сквозь мутно-стеклянные двери. – До смерти боюсь.
Семен проследил его взгляд, посмотрел сквозь стекла на площадку перед отделением, не заметил ничего особенного, кроме стоящей поблизости «шестерки», из которой неспешно выбирались трое мужчин. Хотел спросить: «И чего такого?» – но наткнулся взглядом на осунувшееся лицо Чики, на выхватываемый пистолет и ошарашенно замер. То, что происходило дальше, запечатлелось в его памяти урывками, эдакими стоп-кадрами.
Вот – оглушительно-звонко бьет выстрел возле самого уха, и в стеклах дверей появляется отверстие с сеткой трещин по краям.
Вот – стоящий у машины невысокий длинноволосый мужчина, чем-то похожий на Диму Маликова, держит в руке непонятно откуда взявшуюся угловатую конструкцию, на торце которой бесшумно бьется оранжевый огонек.
Вот – также бесшумно – только легкий пульсирующий звон в ушах – осыпаются блестящим дождем стекла в холле. Пистолет в руках Чики дергается раз, другой, третий – звуков не слышно, только из ствола каждый раз появляется короткий язык огня. Стекла в дверях, наконец, тоже осыпаются, еще один выстрел в двери – и рука с пистолетом рисует стремительный полукруг.
Семен успевает почувствовать мертвящий холод, заглянув в черный зрачок смерти на конце ствола, но рука не задерживается, и следующий выстрел бьет в сторону оставленной проходной, разбивая стекла и выбивая щепки из какого-то шкафчика. Ошеломленный милиционер – Семен отчетливо видит его округлившиеся глаза и раскрытый в немом крике рот – рефлекторно ныряет под стойку.
Вот – они уже на улице, и Чики, чего-то неслышно крича Семену, за подмышки тащит из-за руля водителя, руки трупа в такт рывкам синхронно болтаются, как два маятника.