Восход заплутавшего солнца

Муравьев Владислав

О, теперь он был впечатлен! Как далеко до этого корабля тем кургузым посудинам, что он видел в порту Яффы. И сердце его, большой инструмент из металла, похожего на золото. Сложный, настолько, что даже Акиль, его провожатый, не мог рассказать о всех возможностях.

– Но одна небольшая деталь, работая неправильно, зашлет корабль совсем в ином направлении и тот погибнет. Ты спросишь, к чему такие сложности, если они могут навредить и можно, как и встарь, ориентироваться лишь по звездам? Упрощение – также путь к гибели, ведь случаются беззвездные ночи или другая напасть.

Золотой флот повидал этих напастей во множестве. Глаз подмечал следы старых ран, испещренные зажившими язвами лицо и грудь Акиля, цеплялся за сколы

и борозды в палубе, будто огромный монстр грыз и царапал ее. Что за чудовища водятся в больших водах?

– Океан. Самый страшный из соперников. Стоит возгордиться и отнестись к нему без должного почтения и он проявит свою мощь. И тогда… никакие сокровища не смогут откупиться от его ярости.

Бодуэн задал последний вопрос – о капитане 11 .

11

Считается, что тому, кто оказался в тени крыльев птицы анка, суждено стать королем.

– О, он стал им. Нашим королем. Вот его королевство, – долговязый араб простер руки, словно обнимая ими все три корабля. – иным он не грезил. Мир за пределами этого места не привлекает его внимания. Иногда я даже задаюсь вопросом – осознает ли он, что такой мир существует? Но в его глазах я вижу свет амбиций, что озаряет все вокруг. Каждый шаг, каждое решение – все это строительные камни его владений. Он не ищет признания других миров, он создал свой собственный, где правят только его желания и воля. И, предвосхищая твой следующий вопрос – нет. Кто–то довольствуется и тенью парусов.

Вернулся отец. Молча отправились они назад.

– Помни, не стоит полагаться только на звезды, будущий король! – донесся до него странный говор, к которому он уже успел привыкнуть.

После неудачи с лекарем Золотого флота отец зачах. Он замкнулся и проводил дни уединенно, а в те часы, когда покидал свои покои, становился неуравновешен и криклив. Речи же его, ранее достойные старых мыслителей, теперь были бессвязными. На крики сбегались слуги и уводили короля назад, Гийому же доставалась участь успокаивать наследника. Отец болен, он должен скоро поправиться… Несколько раз он заговаривал с Бодуэном. Такие же бессвязные речи, но иногда…

Отец винил себя. Так страшно винил! Он возлагал на себя ответственность за недуг сына, наследника, посчитав болезнь расплатой за предательство. Отец кричал, заговаривался и для Бодуэна осталось загадкой, какое предательство он имел в виду. Его уводили, снова появлялся удрученный Гийом. Пока не наступил тот страшный день.

– Прочь! Отойди от него! – кричал Бодуэн. Слезы выжигали глаза, заливали лицо, а в горле застрял огромный комок. Или это сердце, сорвавшееся со своего места, стремилось наружу? Он бился возле неподвижного тела, пытаясь отогнать гостью, а слуги недоуменно сторонились, опасаясь за его рассудок. Потерять в один день короля и наследника, пусть даже такого болезного, слишком большой удар для королевства. Почти смертельный, ведь тогда останется только Сибилла.

Впервые Бодуэн оказался совсем одиноким. Семьи, его семьи больше не было. Мария, вторая жена отца, не родившая детей и поэтому никому не нужная здесь, со всем своим двором вернулась в отчий дом 12 . Они не стали близки и он не ощутил никакой потери от ее отъезда. Бодуэн почти не запомнил ее, виделись они всего несколько раз. Невзрачная, фигура словно еще не сформировавшаяся, хотя Мария и была старше его лет на десять. Замкнутая и немногословная, видимо брак с отцом не принес ей счастья. Тот момент, когда она убыла на родину вместе со своими людьми, Бодуэн не застал. Просто во дворце в один день стало очень много свободных пространств. Все произошло тихо, быстро… только через несколько

лет королю вскрылась подлинная картина. Раймонд в качестве регента при малолетнем наследнике и Гийом, занявший пост канцлера, оберегали его от новых потрясений. Но местная партия выиграла и сторонников Константинополя больше не осталось. Кто–то покинул святую землю добровольно, другим помогли уговорами. Временами уговоры заканчивались рукоприкладством и членовредительством. К счастью, до смертоубийств дело не дошло.

12

Да, тоже типичное вранье автора! На самом деле Мария родила Амори двух дочерей.

А Бодуэн… все происходящее во дворце мало заботило его. Лишь одно интересовало его сейчас. Успел ли увидеть отец свой последний рассвет до визита призрачной гостьи по имени Смерть.

Глава 3. Нахем.

…Я принял мир и горестный, и трудный,

Но тяжкая на грудь легла верига,

Я вижу свет… то День подходит Судный.

Не смирну, не бдолах, не кость слоновью —

Я приношу зовущему пророку

Багряный ток из виноградин сердца…

Николай Гумилев

Открывшаяся взору равнина была полна огней. Огней и шума еще не отошедшего ко сну очень большого города. Никогда не видел он их столько! Пахло недавно приготовленной пищей, выпекаемым для следующего дня хлебом, но все ароматы перекрывал чад горящих факелов и ламп. Чад расползался, смешивался с поднимающимся дымом и казалось, что город освещают не они, а светится сам окружающий воздух.

Путь его всегда лежал мимо крупных поселений, исключая дни, когда его дорожная сума оказывалась совсем пуста и Нахем заворачивал в первый попавшийся на пути городок в поисках разрешенной поденной работы. Но, даже заполучив средства на пропитание, он сталкивался с новыми трудностями. Торговцы не спешили продавать свои товары, постоялые дворы тоже были не для него. Голос, с рождения живший в нем, гнал его дальше, дальше, дальше…

Последний переход оказался самым изматывающим. Мир камня и песка одинаково суров со всеми, будь то обычные люди или Предавшие Бога. Несколько недель схватки с ним стоили Нахему слишком дорого – худой смуглый юноша, почти еще подросток, превратился в медленно бредущий по песку скелет, обтянутый кожей. Таковы здешние неписаные законы. Ты так или иначе расплатишься со старыми богами. И если не принесешь им богатую жертву, то готовься поделиться собственной плотью. К Нахему со спутниками они были особенно требовательны, ведь именно благодаря его богу их домом стала бесплодная земля и песчаные моря. Последний ломоть хлеба, разделенный с его единственным оставшимся в живых попутчиком, Алтером, был съеден три дня назад. Немного воды и немного мелких монет. Вся его ноша.

Может, зря он разделил хлеб? Его попутчик несколько дней был немногословен и передвигался уже механически, словно одна из тех кукол, чьи конечности движимы тоненькими прутьями. Он видел их когда–то в странствующем балаганчике. К утру вчерашнего дня Алтер стал совсем плох и уже не сумел подняться после ночлега. Он даже не приходил в себя, тихо шепча и, казалось, ловя кого–то в воздухе вялыми движениями рук. Сжалились ли старые боги и послали ему сладостные грезы в конце пути? Нахему хотелось в это верить. В малую толику сочувствия, пусть даже она будет не больше той горсточки хлебных крошек, что собраны утром со дна сумы. Немного времени спустя он умер, так и не исполнив предназначение.