Восходящая бессмертная
Шрифт:
Когда Стефани понимающе кивнула, он продолжил. «Значит, Элизабет скучала по мужу и из-за этого впала в депрессию, по крайней мере, ей так казалось. Но ее дорогой муж на самом деле каждый вечер за ужином накачивал ее наркотиками, чтобы она заснула, чтобы он мог делать ей гормональные уколы без ее ведома».
— Гормональные уколы? — удивленно спросила Стефани.
«Они должны были стимулировать ее яичники, чтобы они производили больше яйцеклеток», — объяснил он. «Без сомнения, они влияли и на ее настроение, конечно, но, поскольку она не знала о них….». Он пожал плечами.
«Она
— Он накачивал ее наркотиками, — просто сказал Торн. «Подсыпал ей пару таблеток в послеобеденный напиток, а затем извлекал яйцеклетки. Затем он снова накачивал гормонами для большего количества яйцеклеток. Он делал это с ней снова и снова в течение первого года их брака».
— Боже мой, — выдохнула Стефани.
Торн мрачно кивнул. «В любом случае, причиной всех этих мучений было то, что он мог создать меня. Ну, не конкретно меня, он хотел создать гибрид с ДНК животного, который, как он решил, должен стать высшим существом». Торн сделал короткую паузу с мрачным выражением лица, а затем сказал ей: «Похоже, у него было несколько неудачных экспериментов. Мне сказали, что лаборатория в подвале того маленького домика на острове, где они жили сначала, была полна банок с матировавшими эмбрионами, которые были не жизнеспособными».
— Он выращивал их в банках? — недоверчиво спросила Стефани.
— Нет, — сказал Торн со слабой улыбкой и покачал головой. «Он оплодотворял яйцеклетки и проделывал с ними свою маленькую операцию по сплайсингу ДНК, а затем подсаживал их моей матери партиями по шесть эмбрионов. Он делал это шесть раз, прежде чем это имело успех. . что ж, успех по его меркам.
«Шесть раз?» — с ужасом спросила Стефани. — Ты имеешь в виду, что твоя мать была беременна шесть раз?
Рот Торна сжался. «И пять выкидышей, а иногда и более одного плода. Всего от трех до четырех месяцев. Отец провел их вскрытие, чтобы увидеть, что пошло не так, затем замариновал их в банках и хранил на полках в своей подвальной лаборатории как трофеи. Затем он корректировал и рекомбинировал ДНК, которую использовал для следующей партии, в надежде на более успешный результат».
— Ублюдок, — пробормотала Стефани, содрогнувшись от отвращения к бессердечию этого человека, но сказала: — Твоя бедная мать, должно быть, была опустошена.
— Мать толком ничего не помнила, — почти устало сказал Торн. «Очевидно, он держал ее накачанной наркотиками большую часть первого года или двух во время сбора яйцеклеток и беременностей, которые не были доношены».
«Разве постоянное накачивание ее наркотиками не вредит детям?» — спросила Стефани, нахмурившись. «Я имею в виду, что это могло быть причиной того, что она потеряла так много».
— Возможно, это способствовало этому, — согласился он. «Хотя из того, что мне сказали, эти зародыши были деформированы и, вероятно, нежизнеспособны сами по себе».
— Ты их не видел? — спросила она с любопытством.
Торн покачал головой. «Мне была предоставлена возможность до того, как они были уничтожены, но я не стал этого делать.
Стефани понимающе кивнула. Она слышала, что Дресслер делал на острове, но эти зародыши были из яйцеклеток его жены и его спермы. Они были его детьми, и он экспериментировал над ними, как…. И бедная Элизабет, подумала она. С матерью Торна жестоко обращались. Стефани не могла себе представить, насколько разрушительным для нее должно быть было то, что он больше не держал ее под действием наркотиков, и она поняла, что он делал.
— Когда он перестал давать наркотики твоей матери? Он ведь прекратил, не так ли?
— О да, десятилетия назад, — заверил он ее. «Он прекратил пичкать ее, когда она достигла пятого месяца беременности, и не было никаких признаков проблем». Он замолчал на минуту, а затем сказал: «Она родила меня в их спальне на острове, и ей помогала Мария».
— Экономка? — спросила Стефани, пытаясь вспомнить, что Мирабо и Эш рассказывали ей о двух женщинах.
«Она начинала как домработница, но после моего рождения стала намного большим. Она была другом и компаньоном моей матери, а также няней и тией (tia) для меня».
— Tia значит тетя? — спросила Стефани, уверенная, что где-то это слышала.
«Да.»
Стефани кивнула, а затем спросила: «Почему Мария должна была ей помогать? Где был твой… Дресслер? — закончила она, едва спохватившись перед тем, как сказать «отец».
«Мать выгнала его из комнаты».
Брови Стефани приподнялись при этой новости. Но потом она подумала об этом и решила, что мать Торна, вероятно, поняла, что что-то не так, как только он перестал давать ей наркотики. У нее должны были быть какие-то воспоминания обо всех выкидышах. Кроме того, провал во времени, когда он накачивал ее наркотиками, должно быть, вызвала у нее подозрения.
«Итак, это история о том, как я появился», — сказал Торн, спрыгивая с кровати и подходя, чтобы взять у нее уже пустой стакан. Убрав соломинку, он поместил ее в новый стакан и передал ей.
«Спасибо, что поделился со мной этим», — сказала Стефани, взяв стакан. — Но ты так и не объяснил, почему у того человека, который пытался вырвать тебе горло, было так мало крови, и почему твоя рана так быстро заживает.
«Верно.» — Торн поморщился, но обошел вокруг кровати, снова сел рядом с ней и сказал: — Ответ на этот вопрос — в том, кто я есть.
«Очень горячий и сексуальный парень?» — спросила она легкомысленно, надеясь развеселить его от мрачности, внезапно накрывшей его, как темный плащ.
Ее слова на самом деле заставили его губы дернуться, но затем выражение его лица стало более серьезным, и он сказал: «Как я уже сказал, Дресслер хотел того, что он считал лучшими чертами для своей новой расы существ».
— Как крылья? — предложила она, ее взгляд скользнул туда, где крылья были аккуратно сложены и плотно прижаты к его спине.