Восхождение богов
Шрифт:
— Ты утратила ариус, но не присутствие духа. Думаю, будет весело познакомить тебя с моими детьми, чтобы вы поиграли вместе, пока меня не будет. Давай посмотрим, что из этого выйдет? — с очаровательной интригой в голосе говорит Ктуул, глядя так доверчиво-восторженно, что лёд трескается вокруг белоснежной кровати, опадая серыми хлопьями.
По-своему он был красив. По-своему даже приятен, очарователен и мил. Особенность вечности в том, что она стирает с лиц любую тень возраста, так что нельзя прочитать сколько прожитых лет скрывается на дне глаз. Нет морщин, опухлостей, следов притяжения земли, седины и иных мелких
Да. Он прекрасен. Чем больше смотрю, тем больше вижу утончённости в том, как он мимолётно хмурит брови, как подёргивает кончиками губ, гася едва-уловимую ухмылку. В том, как разметались волосы по белой подушке, забирая последние солнечные лучи и отражая их, одаривая меня радужными бликами, полными тёплых ударов.
Его ладони — что нежнейший шёлк, а тихое дыхание одаривает палитрой вересковых пустошей с примесью фиалок и полевых цветов. На ощупь он кажется прохладным, нежным и деликатным, эфемерным, даже сказочным. Как принц из детских фантазий, что уведёт в страну бесконечного лета, полного сладких конфет и мороженого.
Принц моих грёз.
Его внешность не имела изъяна, никаких пятен или обманчивости. Настоящий до кончиков нежнейших локонов.
Когда я в детстве читала сказки, так изображали добрых героев. Никто не говорил, что зло не обязательно будет носить на себе отпечатки своей испорченности. Никто не предупреждал, что истинные злодеи выглядят именно так. Что они будут нежны и добры к тебе, ровно до момента, когда ты с ног до головы искупаешься в их медовой ловушке, не замечая, что погружаешься в неё с головой, как в зыбучие пески. А когда закричишь, понимая, что не можешь выбраться, на твои потуги будут смотреть с улыбкой и говорить: «Ты сама этого хотела. Чего возмущаешься?»
— Не боишься, что твои «дети» попортят мою шкурку? Я знаю, что они из себя представляют. Я видела их глазами Клэрии. Чувствовала на себе, что они пытались сделать с ней ради забавы. Особенно твоя последняя любимица — Мора. Как она, кстати, поживает? Всё также ненавидит эльфов за то, что они отобрали её убийственную красоту?
Ктуул, будто мы две старые подружки, подобрался ко мне ближе, заговорщически спустив голос до шёпота:
— О, она невозможна! Тысячелетия в грёзах не сгладили её аппетиты, и она по-прежнему предпочитает питаться старыми душами. Вкуснее эльфов — только драконы. У неё столько идей отмщения накопилось. Грёзы — отличный плацдарм для оттачивания своих мечтаний. Уверяю тебя, она нас ещё удивит, — с воодушевлением говорит, вытягивая шею, почти касаясь меня своими губами. Его дыхание так близко и так волнительно-пряно! От наслаждения меня уводит в сон. От удовольствия я облизываю губы, шепча:
— Я знаю, что ты делаешь. Знаю, что так ты разбудил сомнение в Карге, когда он был готов отказаться от тебя ради Клэрии. Знаю, что ты соблазнил её на его глазах, разбудив в нём Девона, видевшего, как его возлюбленная спит с другим. Ты хочешь провернуть это и с нами. Хочешь вбить шипастый клин и считаешь меня слабой, раз решился действовать так примитивно. Думаешь, я не сыграю с тобой в эту игру? Думаешь, мне не хватит
Он никогда не мог перед ним устоять. Интересно, догадается ли вечный, почему ускорился его пульс? Почему он не может разорвать поцелуй, которого не хотел и не ждал? Почему его руки овивают мои плечи, притягивая меня к себе, будто тряпичную куколку из тончайшего льна и пуха? Поймёт ли, что я разбудила в нём такие низменные чувства, о которых он и забыл за прошедшие тысячи тысяч лет?..
Может во мне и не осталось ариуса, но есть иная сила. И если мне хватит смелости, я переверну это игру и сыграю партию до конца. Сколько можно притворяться, что во мне этого нет?
Мои руки на его бёдрах, его губы поверх моих и в них прячется такая тонкая нить связи, что образовалась между нами в тот самый день, когда я отказала ему. Таким как он не отказывают. Никто не может устоять перед его предложением. И в эту минуту кажется, будто я всё это время притворялась, будто обманывала саму себя, не рискуя нырнуть в океан.
В этот момент, когда объятия стали крепче, а ткани на наших телах тоньше, думает ли он, что переиграл меня и я теперь пойду за ним куда угодно?
Увлечься было так просто, так безудержно приятно, как и его касания под платьем, оставляющие после себя тонкие паутинки из искр, бьющих как нежные удары тока, вспарывая чувствительность, обнажая не тело — душу. Он уделяет внимание каждому оголенному отрезку моей кожи, искусно пробегаясь по выступающим венам, забираясь в ложбинку ключиц и нежную впадинку между грудей. Платье исчезло как тысячи ночных бабочек, а боль, что прорвалась сквозь губы, от неосторожного порыва, скрылась внутри от одного его движения между моих ног.
Чувствовала ли я себя особенной, вот так распаляясь под его руками, запрокидывая голову и выгибая грудь вперёд?.. Я сама себе казалась особенной, когда он, не сдержавшись, шепчет нежно моё имя. Всего толика нежности, доверия, изливающейся из моего сердца, и он раскрывается надо мной, как узник темницы, впервые увидевший свет.
И я была готова дать больше, зайти ещё дальше, но в этот же миг всё завершилось острейшей резью в каждой клеточке тела. Такой пыткой, когда тебя с пика блаженства бросают в раскалённую лаву тьмы. И все нити, что должны были вскрыть меня ярчайшим потоком наслаждения, обернулись ядовитыми ручьями, текущими под кожей. Я забилась как мотылёк, пойманный на иглу, не в силах даже кричать, такой судорогой свело шею, а в глазах расцвели кровавые звёзды.
— Думала, я не учую фальшивость? Думаешь, не догадаюсь, что ты воздействуешь на меня, как предатель Шэ? — вкрадчиво тянет он, наклонившись и лизнув мою шею, разбивая боль на составные. Сквозь кровавую пелену, я вижу холодную бездну ярости в его глазах.
Никто не любит быть в дураках.
— Ни тогда, ни сейчас эта сила не сломит меня, не превратит в раба обладателя. Когда-то Шэ привлекал меня способностью дарить любовь, но талант оказался скучным. Оборотная сторона этого дара — бесконечная преданность и привязанность к этой слабости. Шэ — один из самых разочаровывающих моих детей. Хорошо, что Томар завершил его путь. Вечность — не для слабых сердцем.