Восхождение Ганнибала
Шрифт:
Майор кивнул капралу. Эсэсовец достал из кобуры пистолет, выщелкнул из обоймы все патроны, кроме одного, и протянул Грутасу. Два штурмовика подтащили повара к Вороньему камню.
Казалось, майора гораздо больше интересовала лошадь, которую он принялся осматривать. Грутас приставил пистолет к голове повара и стал ждать, пока майор на него взглянет. Повар плюнул в Грутаса.
Прогремел выстрел; с башен замка взлетели ласточки.
Берндту поручили переставить мебель в комнатах наверху, где разместились офицеры. Он проверил свою одежду – не обмочился ли он от страха? В комнатушке под крышей работал радист, слышались то морзянка, то голос радиста, прерываемые атмосферными помехами. Вскоре радист побежал вниз с блокнотом в руке и спустя несколько минут
Из верхнего окна Берндт мог видеть, как эсэсовцы передавали переносную радиостанцию из танка маленькому гарнизону, который оставался в замке. Грутас и его обшарпанные сотоварищи, которым теперь выдали немецкое оружие, вытаскивали из кухни все, что там было, и грузили на вездеход, в котором уже сидели солдаты вспомогательной команды.
Солдаты погрузились в вездеходы. Грутас поспешно выбежал из замка, чтобы успеть уехать со всеми. Часть двинулась в Россию, прихватив с собой Грутаса и других хивисов. Казалось, о Берндте они напрочь забыли.
В замке оставили взвод солдат, вооруженных фаустпатронами, пулеметом и переносной радиостанцией. Берндт дотемна просидел в старой уборной в одной из башен. Весь маленький гарнизон ужинал на кухне, поставив во дворе только одного часового. В кухонном буфете солдаты отыскали шнапс. Берндт вышел из уборной, благодарный каменным полам и ступеням за то, что они не скрипят.
Он заглянул в комнату, где немцы поставили радио. Радио стояло на туалетном столике мадам, флаконы с духами были сброшены на пол. Берндт смотрел на все это. Он думал об Эрнсте, убитом в огороде, о поваре, с последним вздохом плюнувшем в Грутаса. Он проскользнул в комнату. Его охватило чувство, что он должен извиниться перед мадам за непрошеное вторжение. Затем он спустился по черной лестнице в носках, неся башмаки в одной руке, а две укладки с радио и зарядным устройством – в другой, и вышел через потайные ворота для вылазок. Тащить радио и ручной генератор было нелегко, они вместе весили более двадцати кило. Берндт дотащил тяжелую ношу до леса и спрятал. Жалко, что нельзя было забрать коня.
Сумерки. Свет пылающего в камине огня играет на крашеных панелях охотничьего домика, отражается в запылившихся стеклянных глазах охотничьих трофеев. Вся семья собралась перед камином. Головы животных на стенах очень старые, поколения сменялись поколениями, и от поглаживания детских ладошек, все прошедшие годы тянувшихся к ним через перила верхней лестничной площадки, многие из них облысели.
Няня поставила медную ванночку Мики на угол каменной плиты перед камином. Добавила воды из чайника, чтобы добиться нужной температуры, взбила пену и посадила Мику в ванночку. Девочка радостно зашлепала ладошками по пене. Няня принесла полотенца и стала подогревать их у огня. Ганнибал снял детский браслет с руки Мики, окунул его в пену и принялся выдувать через браслет мыльные пузыри для сестренки. Влекомые каминной тягой, в своем недолгом полете пузыри отражали освещенные пламенем лица сидящих, пока не лопались над огнем. Мике нравилось тянуться за пузырями, она даже пыталась их ловить, но ей очень хотелось вернуть браслет, и она не успокоилась, пока он снова не оказался у нее на руке.
А мама Ганнибала наигрывала на пианино какую-то мелодию барокко.
Чуть слышная музыка, окна, занавешенные одеялами, как только спустилась ночь, темные крылья леса, сомкнувшиеся вокруг… Берндт вернулся совершенно изможденный, и музыка прекратилась. В глазах графа Лектера стояли слезы, когда он слушал рассказ Берндта. Мадам взяла руку Берндта и успокаивающе ее гладила.
Немцы сразу же стали называть Литву «Остланд» – «Восточной землей», колонией Третьего рейха, которую со временем, после того как низшие формы жизни, то есть славяне, будут ликвидированы, можно заселить арийцами. Колонны немецких солдат шли по обычным дорогам, немецкие поезда – по дорогам железным, неся на себе артиллерийские орудия, – на восток, на восток.
Русские
Черные лебеди летели так высоко, как только могли, – четыре черных лебедя, один за другим, не гуськом, а как бы уступами. Они летели, вытянув шеи, стремясь к югу; занималась заря, высоко над ними ревели моторы самолетов.
Взрыв зенитного снаряда, и вожак уронил крылья на взмахе, начав долгое падение вниз. Другие птицы повернули назад, оглашая воздух криками, описывая широкие круги и постепенно теряя высоту. Раненый лебедь тяжело ударился о землю в открытом поле; он не шевелился. Его подруга опустилась рядом с ним, подтолкнула его клювом и стала ходить вокруг него, издавая тревожные клики.
Лебедь не двигался. На поле разорвался снаряд, среди деревьев на краю луга показались русские пехотинцы. Немецкий танк перевалил через канаву и двинулся по лугу, паля из пулемета в сторону деревьев. Он надвигался, надвигался… Лебедь-самка распростерла крылья и встала над погибшим, не сходя с места, хотя танк был гораздо шире, чем размах ее крыльев, а мотор стучал громче, чем ее дико бьющееся сердце. Она стояла над погибшим, шипя и нанося танку удары мощными крыльями до самого конца, а танк прошел над ними, так ничего и не заметив, унося на гусеницах месиво из птичьей плоти и перьев.
4
Семья Лектер пережила в лесу три с половиной ужасных года гитлеровского похода на восток. Длинная лесная дорога к охотничьему домику зимой бывала завалена снегом, а весной зарастала зеленью, болотистая почва вокруг даже летом была слишком топкой для танков.
В домике хранились довольно большие запасы муки и сахара, позволившие им продержаться первую зиму, но важнее всего оказался запас соли, хранившейся в нескольких ящиках. Во вторую зиму они нашли в лесу убитую и промороженную лошадь. Им удалось разрубить ее на куски и засолить мясо. А еще они засолили куропаток и рыбу – форель.
Иногда по ночам из леса приходили люди в штатской одежде, тихие, словно тени. Граф Лектер и Берндт разговаривали с ними по-литовски, а как-то раз они принесли раненого, его рубашка промокла от крови; он умер на тюфяке в углу, пока няня отирала ему лицо.
Каждый день, если снег был слишком глубок и нельзя было идти добывать еду, учитель Яков давал уроки. Он преподавал английский и французский (французский сам он знал очень плохо), излагал историю Римской империи, особенно подробно рассказывая об осадах Иерусалима. На его уроках присутствовали все. Рассказы об исторических событиях он превращал в драматические повествования, а сцены из Ветхого Завета так расцвечивал для своих слушателей, что его занятия выходили довольно далеко за строгие рамки учебного курса.
Уроки математики он проводил с Ганнибалом отдельно, поскольку они достигли уровня, недоступного остальным.
Среди книг учителя Якова был переплетенный в кожу экземпляр «Трактата о свете» Христиана Гюйгенса [4] . Книга увлекла Ганнибала, его завораживала возможность следовать за ходом мысли Гюйгенса, понимать, как его размышления ведут к открытию. Ганнибал видел связь прочитанного в «Трактате о свете» со сверканием снега и с радужными преломлениями лучей в стеклах старых окон. Изящество рассуждений Гюйгенса было подобно чистоте зимы и простоте ее линий, строению древесного листа, ясно видимого на его нижней стороне. Словно он с легким щелчком открыл шкатулку, а там – принцип, срабатывающий каждый раз: ожидаемое радостное волнение, которое Ганнибал испытывал с тех пор, как научился читать.
4
Христиан Гюйгенс (1629–1695) – нидерландский естествоиспытатель.