Восхождение к любви

Гордон Люси

Она никогда раньше так не желала мужчину. Это чувство усиливалось по мере приближения кульминации головокружительного таинства.

Ренцо испытывал то же самое. Она знала это вне всякого сомнения. Жизнь не могла закончиться, пока они не познают это наслаждение. Из искры, проскочившей между ними вначале, разгорелся целый костер, и они были готовы расплавиться в нем, слиться в единое целое.

Мэнди была на седьмом небе. Ренцо овладел ею, наполнил ее собой, возможно, преподнес ей последний в жизни подарок. Ей

хотелось дать ему еще больше, но это было просто невозможно. Он был очень великодушен. Жаль, что она поняла это слишком поздно.

Затем они лежали, согревая друг друга не только теплом своих тел, но и сердец.

– С тобой все в порядке? – прошептал Ренцо. – Еще немного, и я, кажется, сойду с ума.

Мэнди крепче обняла его.

– Ты не сойдешь с ума. По крайней мере, пока я рядом. Либо мы сделаем это вместе. – Рассмеявшись, она почувствовала, что он держит ее так, словно она была всем, что у него осталось в этом мире. И это была правда. Среди этой бескрайней снежной пустыни, грозившей стать их последним пристанищем, они могли рассчитывать только друг на друга. – А пока давай сделаем что-нибудь, чтобы не замерзнуть до смерти.

Быстро одевшись, они подошли к шкафу, достали оттуда все одеяла, расстелили их на кроватки нырнули под них.

– Знаешь, – задумчиво произнесла Мэнди, – в любовных романах он соблазняет ее на атласных простынях, медленно снимая с нее белье из шелка и кружева. Затем она так же медленно раздевает его, восхищаясь его безупречным вкусом в одежде.

– Это правда, – ответил Ренцо. – Три слоя фланели и шерстяные подштанники не идут с этим ни в какое сравнение.

– Ерунда. Главное то, что под ними, – возразила Мэнди и, прижавшись к нему, тут же погрузилась в сон.

Утром они приготовили завтрак из консервов и съели его в запретной комнате, наблюдая за падающим снегом. Было пасмурно, но они не стали включать фонарик, чтобы не расходовать понапрасну заряд батареи.

– Снег гипнотизирует, не так ли? – произнесла Мэнди. – Глядя на него, хочется спать.

Она процитировала несколько строк стихотворения о снеге.

– Это ты его написала? – спросил Ренцо.

– Нет, я учила его в школе, когда мне было десять.

– Идо сих пор помнишь? Какая память! Я никак не могу привыкнуть к тому, что ты ученый.

– Потому что я не похожа на ученого? Разве тебе не говорили, что внешность бывает обманчива?

– Ты слишком красива и пластична, чтобы целыми днями напролет рыться в библиотечных архивах.

– Признаюсь, одно время я хотела стать танцовщицей. Я брала уроки, но моих способностей не хватило, чтобы сделать себе карьеру на этом поприще, поэтому я выбрала другое занятие.

– Значит, вот почему ты двигаешься как грациозная кошечка.

Мэнди улыбнулась.

– Ты сейчас так говоришь, но, когда ты впервые

назвал меня кошечкой, это не было комплиментом.

– Не совсем верно. Я с самой первой минуты был очарован твоей грацией, и речь идет не только о танцах. Каждое твое движение легко и грациозно, как у кошки. Ты такая маленькая и изящная, что я боюсь, как бы ты не выскользнула из моих рук. – Он обнял ее и прижался щекой к ее макушке.

– Тогда тебе придется держать меня крепче.

– Давай пройдем в спальню. Там мне будет легче это делать.

Забравшись под одеяла, они продолжили разговаривать.

– У тебя, правда, нет родственников?

– Только дальние.

– А друзья?

– Только одна очень хорошая подруга. Ее зовут Сью. Мы вместе учились в школе и с тех пор поддерживаем близкие отношения, хотя не очень часто видимся. Она медсестра, работает на севере. Иногда она приезжает ко мне в Лондон на несколько дней.

– И все? Тебе этого достаточно?

– Да. Я люблю свою работу, и иногда мне кажется, что, кроме нее, мне ничего не нужно.

– Но не всегда?

– Ну, возможно, в один прекрасный день мне захочется чего-то еще.

Поняв, что сказала, Мэнди замолчала. «Один прекрасный день» никогда не наступит. С каждой минутой она все больше в этом убеждалась.

– И чего бы ты могла захотеть в один прекрасный день? – мягко спросил Ренцо.

– Человека, который принадлежал бы только мне, думал бы только обо мне, любил бы только меня. – Она усмехнулась. – Звучит эгоистично, не правда ли?

– Совсем нет. По правде говоря, этого все хотят. Но такого человека трудно найти. Я бы даже сказал – невозможно.

– Невозможно? Ты правда так считаешь?

– Я не знаю. Раньше считал, но сейчас все по-другому. Я лишь знаю, что постоянно думаю о тебе.

– У тебя есть семья? Кто-то, кому ты небезразличен?

– Только дедушка, но он очень старый и потерял контакт с внешним миром.

– А твои родители?

– Мать бросила нас с отцом, когда мне было шесть лет. Полюбила другого мужчину и ушла к нему.

– И оставила тебя? – ошеломленно произнесла Мэнди.

– Однажды я вернулся из школы, а она исчезла.

– Что? Она ничего не объяснила? Даже не попрощалась?

– Ей захотелось свободы, – просто ответил Ренцо.

– Ты когда-нибудь после этого ее видел?

– Время от времени. Она в конце концов вышла замуж за своего любовника и родила ему троих детей.

Возмущенная, Мэнди спросила, не подумав:

– А от них она не захотела освободиться?

Немного помедлив, Ренцо спокойно ответил:

– Нет, только от меня.

За этими словами скрывались долгие годы боли, обиды и одиночества.

Ужаснувшись, Мэнди поняла, что задела рану, которая все еще болела после стольких лет.