Восхождение на Голгофу
Шрифт:
Видя, как Исачев мается с плохими кистями, как страдает от недостатка хороших красок, Сидорович однажды предложил:
–– Понимаю, что членство в Союзе художников в профессиональном отношении для тебя ничего не значит, учиться у них тебе нечему. Но ведь это дало бы возможность покупать хорошие кисти и краски. Ты же знаешь, государство обеспечивает их всем необходимым. Может быть, имеет смысл наладить с союзом связи. Для начала побывать в его областном отделении.
Исачев нахмурился.
–– И ты туда же. Наташа мне уже все уши прожужжала об этом. Пойми, не получится у меня с ними разговора… Вот ты – не художник. Но умеешь слушать, учишься понимать искусство. А они напоминают мне мартышку из басни Крылова. Только
–– А если я уговорю их приехать к тебе? Не захлопнешь дверь, как перед моим предшественником?
–– Владимир, я тебя умоляю: не трать время на пустые хлопоты. Обойдусь как-нибудь и без помощи этих самовлюбленных индюков…
Не отказавшись от идеи примирить Александра Исачева с официальным художественным бомондом, Сидорович нашел другой способ помочь ему в приобретении импортных кистей и красок. Руководители отправлявшихся за рубеж туристических групп всегда проходили собеседование в райотделе КГБ. Закончив официальную часть беседы, Владимир просил их:
–– Не в службу, а в дружбу, если попадутся на глаза, купите для меня хотя бы одну кисть или тюбик краски!
От денег те отмахивались. Но Сидорович в этих вопросах был предельно щепетилен.
Глава 3
Частые визиты к мужу начальника райотдела КГБ не остались незамеченными для Натальи, хотя без его просьб в мастерскую она старалась не заглядывать. Донесли вездесущие соседи. Как-то за ужином она поинтересовалась:
–– А чего это он зачастил к тебе?
–– Кто он? Ты же знаешь, у меня ежедневно бывают десятки людей.
–– Не прикидывайся. Сам знаешь, о ком я говорю. Сидорович из КГБ.
–– А что тут необычного? Интересуется человек искусством, вот и приходит. Ты же не удивлялась, когда у меня околачивался этот прохиндей Коновалов. По-моему, сама же его и привела. Так почему не может приходить Сидорович?
–– Ну, сравнил. Коновалов и Сидорович! Коновалов хотел научиться у тебя рисовать. А этому что надо? Может, вербовать тебя задумал?
Взглянув на жену, лицо которой выражало неподдельный испуг, Александр в раздражении стукнул по столу ложкой.
–– Послушай, может, хватит уже?! Что ты меня все учишь, с кем встречаться, с кем не встречаться. Я стукачом никогда не был. А потом, что я могу такого важного сообщить КГБ? Что мы иногда травку курим? Набокова, Бродского читаем? Поверь, они давно уже обо всем знают. Но у Сидоровича хватает такта даже не заводить разговор на эту тему. Прекрасно понимает, что наши шалости общественной опасности не представляют. Он – совершенно нормальный человек. Не удивлюсь, если однажды сам попросит дать почитать что-нибудь, помимо
Отношения в семье Исачевых не ладились давно…
Впервые они встретились в школе. В это время Александр уже был в Речице заметной фигурой. В разгар борьбы со стилягами в законопослушном провинциальном городке только он да еще пару его сверстников демонстративно носили длинные, ниже плеч, волосы; одевались в куртки «аля-ковбой» и брюки с широченным клешем. О том, что Исачев умеет рисовать, знала вся местная шпана, окрестившая его «художником». Сведения об искусстве, которыми охотно делился с ними Александр, интересовали их не слишком. Заветной мечтой подростков, уже проявлявших повышенное внимание к противоположному полу, было получить рисунок голой женщины. На обнаженку в СССР существовало строжайшее табу. Даже в школьных учебниках по анатомии тела мужчины и женщины изображались схематично, а саму эту тему учителя старались спихнуть для самостоятельного изучения. Порнографическая литература, которую пытались завозить из-за рубежа иностранные туристы, изымалась бдительными таможенниками, тайком разбиравшими ее для себя. А у Исачева обнаженные женщины получались, как живые. Листки с подобной «эротикой» сексуально озабоченные подростки хранили в самых укромных местах. По ночам, тайком от родителей, извлекали их оттуда и подолгу разглядывали, усмиряя таким образом разбушевавшиеся гормоны. Молодежь постарше просила изобразить половой акт, на что Александр отвечал категорическим отказом.
–– Вы поймите, женское тело – это же красиво! Более совершенного творения Бог не создал. Интимные части в нем далеко не главное. Подлинная тайна женщины в ее глазах. В них целое мироздание. Вот послушайте!
Твои глаза как два тумана,
Как два прыжка из темноты.
Каким путем, каким обманом
В двадцатый век пробралась ты?
Hаворожив лиху беду мне,
Возникла ты средь бела дня.
И понял я, что ты колдунья.
Тобою околдован я!..
И никуда теперь не деться,
Бежать что толку от судьбы?
Двадцатый век не знает средства
От колдовства и ворожбы,
И город вдруг исчез бетонный.
Бреду, как в сказочных лесах.
И вновь тону в твоих бездонных,
Твоих загадочных глазах!..
А Мона Лиза?! Тысячи ученых силятся разгадать тайну ее улыбки. Но бесполезно. Вот что такое женские глаза!..
Стихи, которые Александр мог цитировать часами, мальчишки, стараясь не обидеть его, выслушивали внимательно, но при этом оставались при своем мнении: глаза в бабе не самое главное, есть части тела и поинтереснее!
К появлению Исачева на школьных вечерах учителя относились с некоторой опаской. Попытались, было, даже не пускать. Но, встретив бурный протест комсомольского актива, отступились. Если не считать эпатажного внешнего вида, ничего предосудительного за этим пареньком с чересчур серьезными глазами не замечалось. На учете в детской комнате милиции не стоял, в отличие от собственных старшеклассников, не курил, нецензурно не выражался. Знали, что рос сиротой, днем вынужден был работать на стройке каменщиком, по вечерам ходил в школу рабочей молодежи. Не образец поведения, но и не из тех, кого принято относить к асоциальным элементам.