Восхождение язычника
Шрифт:
Стоящий рядом лучник вскидывает лук, и стрела устремляется в огонь, она вспыхнула в полете, и за стену вылетел оплавленный наконечник.
А народу за стеной становиться все больше, еще пара минут, и если их станет еще больше, а парень опустит стену, они нас сомнут и ударят остальным в тыл, мы кровью умоемся.
Надо срочно что-то делать.
[1] Galinsna — убийство, умри (прусс)
Глава 18
Схватив полено, я со всей дури запустил его в огненную
И что же делать, как быть? Мысли заметались в голове. Попробовать залезть на дом и перебраться по крыше, только я один много не навоюю. Отступить к воротам, как вариант. Но это даст им время собраться с силами, а это плохо. Можем кровью умыться.
От близкого огня было жарковато, и пот начинал течь по телу.
— Дай лук? — я обратился к стоящему рядом лучнику, который до этого пустил стрелу.
— А в морду тебе не дать, малой? — отозвался он грубым голосом.
— Если не получится, то дашь. Есть идея, как со всем этим разобраться, но две стрелы еще надо, — я продолжал требовательно тянуть руку.
На его лице отобразилась борьба, видно было, что свое оружие давать незнакомому парню он не хочет, но идей, как преодолеть стену, у него нет.
— Стрелы потом вернешь, и мне плевать, где ты их достанешь, — с мукой на лице он протянул мне лук и дал две стрелы.
В стрелу направляю силу ветра. Так, хватит, деревяшка начала трещать, еще чуть — и взорвётся щепой, бывало уже такое.
Стрелу на тетиву, прицел и выстрел. Она влетает в стену огня, и я перестаю ее чувствовать своим даром. Промах, вот черт. Но хотя бы ее преодолела, уже хорошо, а не сгорела в огне.
А если по-другому? Хм, зачем идти в лоб?
Пяток шагов назад — и снова наполняю стрелу силой ветра.
Лук смотрит в небо. Стреляю навесом. Я чувствую своей силой полет стрелы, я контролирую ее и подправляю движение.
Есть, попадание.
Огонь спадает. Одаренным был мальчишка лет тринадцати, стрела застряла у него в плече и отбросила назад. Он пытается подняться, но не мог и просто отползал в сторону.
А наши уже летят вперед. И понеслась мясорубка.
— Отдай, — и у меня вырывают лук из рук.
Подхватываю щит, в руках топор. Вперед, только вперед.
Я врываюсь в бой.
Удар — и сношу руку какому-то пруссу, который был слишком занят, чтобы смотреть по сторонам.
Битва пьянит, это не учебный бой и не поединок. События несутся галопом, и я еле успеваю под них подстраиваться.
Нас меньше, чем пруссов. Однако у нас просто дикий напор, они не ожидали, что стена огня упадет, и не были готовы к этому.
Люди не кричат, они рычат и воют словно звери.
Сзади прилетел удар в спину, и меня откидывает на стену дома. Прыжок в сторону. А в место, где я был, вонзается копье.
Вот сука, не заметил. Жив и вроде не ранен, неужто не пробил
Оглянувшись, готов рваться вперед, но нет, бой на улочке закончен.
Из наших на ногах, готовых продолжать, осталось пятеро. Двое убиты и еще двое воют от боли, зажимая раны. У одного отрублена рука, у другого пробита голова, и он пытается подняться.
— Ну куда ты? — я помог мужичку с пробитой головой сесть и опереться на стену. Из рук рвётся поток силы жизни, и я заживляю его рану.
Шаг в сторону к мужику, зажимающему обрубок руки. Подхватив лежащую на земле отрубленную руку, я приближаюсь к нему. Это будет интересный опыт, я бы даже сказал, эксперимент. Интересно, смогу ли я прирастить отрубленную руку.
Я пытаюсь привлечь внимание раненого воина, но он только завывает и всхлипывает.
— Ты чего творишь, чего измыслил, а? — меня от него отталкивают.
— Руку ему спасти хочу и его самого, — я смотрю требовательно на помешавшего мне воя.
— Хм, — только и выдал он удивленно. Вероятно, это люди Возгаря, которые и не знали меня, а возможно, и не слышали.
— Только боги смогут дать ему новую руку, — он с возмущением на меня смотрит.
— А я не бог. И попробую вернуть ему старую, держи его. — Время идет, и мужик исходит кровью, пока мы спорим.
Воин нахмурился, но все же кивнул и вцепился в раненого, словно клещ, удерживая его и убирая руку от раны.
Раздался вой раненого, и он весь забился. Достав нож, я распорол рукав, осматривая рану. Срез не совсем чистый, конечно, но пойдет. Покрутив культю, я приставил её к ране. Вроде подходит. А то на земле лежало несколько обрубков, вдруг перепутал, вот забавно бы вышло, и я ему чужую руку бы прирастил.
Поправив культю, чтобы она совпала с раной, я выпустил из себя силу жизни, вливая в место ранения. Ох и потекла из меня силушка полноводной рекой, заживляя рану и приращивая руку. Больше трети от своего резерва потратил.
А мужик начал успокаиваться и перестал завывать.
— Ну, подвигай рукой, только осторожно, а не резко. Давай, давай.
И он действительно сначала немного подвигал пальцами на руке, а потом и смог её приподнять.
— О чудо, кому скажу, не поверят, — выразил общее мнение вой.
— Благодарю, — только смог выдавить из себя дрожащим голосом бывший однорукий.
— Вот и славно.
Я обернулся и понял, что все смотрели на мои действия широко раскрытыми глазами, в том числе и одаренный мальчик-прусс.
Приятно, черт возьми, я приосанился.
Мальчишка-одаренный сидел у стены, держась за стрелу, застрявшую у него в плече.
— Кто-то по их разумеет? — и я ткнул рукой в мальчика.
— Я разумею, — ответил парень чуть постарше, со знакомым лицом.