Восхождение Запада. История человеческого сообщества
Шрифт:
Османская империя ответила решительными действиями на угрозу Габсбургов. На суше Сулейман Кануни (Законодатель) (1520-1566 гг.) отодвинул границы империи до Карпат. На Средиземном море долгая и безрезультатная борьба завершилась в 1578 г., когда заключенный между Испанией и Турцией мир, мыслившийся простой передышкой, стал продолжительным modus vivendi в силу истощения финансовых возможностей Испании и ведения ею действий на других фронтах. Несмотря на победу христиан при Лепанто (1571 г.), Турция могла справедливо гордиться окончательным успехом, поскольку она удержала, по меньшей мере под своим номинальным контролем, Тунис и Алжир, а также сохранила превосходство в Восточном Средиземноморье, отвоеванное ею у Венеции в XV в.
Исламу не удалось достичь подобных решающих успехов в Индийском океане. Хотя турецкие флотоводцы преодолели серьезные географические препятствия [956] , чтобы снарядить три крупные экспедиции против Португалии (1536 г., 1554-1556 гг., 1586-1589 гг.), они не смогли ликвидировать превосходство португальцев в южных морях [957] . Тем не менее ко второй половине XVI в. инициативные действия местных мусульманских мореходов способствовали восстановлению торговли мусульманских купцов почти в прежних размерах в
956
Судостроение на Красном море не могло вестись с размахом ввиду нехватки леса. Поэтому турецкие корабли строили из материалов, которые доставляли по суше через Египет из Малой Азии или Сирии.
957
Последняя из названных экспедиций была направлена к восточному побережью Африки, где она навсегда отбросила португальские силы с северной части этого побережья. Окончательное поражение турецкого флота (при Момбасе) стало результатом как бунта на судах, так и натиска португальских кораблей. См. F. Braudel, La Mediterranee et le monde mediterraneen a Vepoque de Phillippe II, p. 1019. Труд Броделя - фундаментальное исследование истории борьбы иберийских и мусульманских государств, особенно в ее последние полвека.
958
B.Schrieke, Indonesian Sociological Studies (The Hague: W. van Hoeve, 1955), I, 45.
Господство иберийских держав в Средиземном море и в Индийском океане постепенно переходило к голландцам, французам и англичанам. Их успехи объяснялись в значительной мере официальным положительным к ним отношением мусульманских правителей, видевших в них солидный противовес Испании и Португалии. Так, например, в 1536 г. Франция получила торговые преимущества как участница франко-османского военного союза против Габсбургов, заключенного в том же году. Английская «Левантийская компания» добилась подобных льгот в 1580 г. В 1597 г. в Восточном Средиземноморье (под французским флагом до 1612 г.) появились голландцы, быстро составившие торговую конкуренцию и французам, и англичанам [959] . Подобным образом голландские и английские купцы добрались до Индии, пользуясь защитой договоров, заключенных с Моголами и другими мусульманскими правителями. Более того, принимая во внимание первоначальную зависимость от доброй воли мусульман, протестантские державы намеренно воздерживались от миссионерской деятельности, бывшей основной особенностью экспансии с Иберийского полуострова [960] .
959
Braudel, La Mediterranee, pp.483-502; Paul Masson, Histoire du commerce frangais dans le Levant au XVII siecle (Paris: Hachette, 1896), pp.xi-xxxiii.
960
Симптоматичным для ранних отношений между протестантскими торговыми компаниями и мусульманскими правителями был тот факт, что голландцы отобрали Малакку у португальцев в 1641 г. только благодаря помощи сухопутных сил, предоставленных им султаном Джохора. С другой стороны, на Яве и других островах Ост-Индии, покоренных Голландией, ее присутствие вызывало безрезультатные, но ожесточенные «противокрестовые походы» мусульман. См. D.G.E.Hall, A History of South East Asiay pp.252-82.
Таким образом, деятельность французских, голландских и английских купцов на мусульманских землях, несмотря на то что она велась при покровительстве местных правителей, подготовила почву для будущего европейского владычества. Особенно ярко это проявилось в Индии и в Ост-Индии (Индонезии), где еще в XVII в. торговая активность англичан и голландцев повлекла существенные перемены в экономике азиатских стран. Крупные голландские и английские торговые компании упорно насаждали в Европе спрос на восточные товары, такие как индиго, хлопковые ткани и селитра из Индии, шелк, чай и фарфор из Китая, арабский кофе и персидские ковры, а растущая популярность этих товаров в Европе не замедлила оказать серьезное влияние на производственную систему Азии.
Голландские и английские купцы не довольствовались торговлей между Европой и азиатскими странами, а активно и настойчиво стремились развивать торговлю и промышленность в самих «Индиях». Ставилась цель сделать выгодной внутреннюю торговлю в Азии, так как европейские компании крайне нуждались в получении прибыли в Азии, с тем чтобы ограничить отток золота и серебра из Европы, вызывавший год от года возрастающую тревогу правительств европейских стран. Вывоз звонкой монеты из Европы нельзя было сдержать (если не прекратить ввоз новых восточных товаров), пока в Азии не появится вкус к европейским товарам. Однако до второй половины XVII в. европейские товары были, как правило, непригодны для азиатских рынков и часто выглядели грубыми и неотделанными по сравнению с местной продукцией. Даже после того, как европейские мастера научились имитировать некоторые виды азиатского шелка и изобрели более совершенные методы производства, азиатский рынок для европейских товаров оставался очень узким, а значит, давление на торговые компании с целью принудить их добывать деньги в самой Азии оставалось весьма сильным.
Последствия для экономики азиатских стран в некоторых случаях были поразительны. Голландцы, например, широко вводили рациональные методы ведения сельского хозяйства на Яве и близлежащих островах, наладив выращивание яванскими крестьянами чайных кустов, сахарного тростника и пряностей. В свою очередь, англичане мало-помалу устанавливали широкий управленческий контроль над текстильщиками Западной Индии. Выдавая небольшие суммы ткачам в качестве аванса, английские агенты могли указывать типы товаров, которые им требовались, а размер предоставляемых средств непосредственно регулировал количество одежды, поступающей на рынок. Произведенные таким образом товары предлагали затем на продажу европейские посредники не только в Европе, но и в прибрежных странах Африки и на южном побережье Азии, а также
961
См. W.H. Moreland, From Akbar to Aurangzeb: A Study in Indian Economic History (London: Macmillan & Co., 1923); Bal Krishna, Commercial Relations between India and England, 1601-1757 (London: George Routledge & Sons, 1924); J.C. van Leur, Indonesian Trade and Society (The Hague: W. van Hoeve, 1955), pp.159-245.
Экономическое проникновение Европы в Османскую империю шло гораздо медленнее. Хотя следует отметить, что к концу XVII в. французские, английские и голландские корабли осуществляли основную массу дальних торговых перевозок из турецких портов. Модель обмена турецкого сырья на европейские готовые изделия обрекала Восток на экономическую пассивность. Неблагоприятный социальный статус купцов в Османской империи, находившихся в зависимости от военных и чиновничьих кругов, которые, в основном относились к их интересам безразлично, а то и враждебно, препятствовал и в конце концов подорвал широкомасштабное торговое соперничество подданных султана с европейскими купцами. Доходы посредников от продажи товаров из Азии резко сократились в результате завоевания европейцами океанов, и после такой потери традиционного экономического положения Среднего Востока местные ремесленные и торговые предприятия оказались не в состоянии удерживать за собой ведущее место в мировой торговле. Тем не менее до самого начала XVIII в. европейские купцы редко могли продвигаться дальше османских портов, поскольку внутренняя торговля оставалась в руках местных торговцев, а после 1592 г. торговля на Черном море стала вотчиной Османов [962] .
962
Мне не удалось найти какие-либо удовлетворительные исторические данные об экономическом развитии Османской империи и империи Сефевидов. Можно указать на следующие работы: Paul Masson, Histoire du commerce francais; A.C.Wood, A History of the Levant Company (London: Oxford University Press, 1935); H.A.R.Gibb and Harold Bowen, Islamic Society and the West (London: Oxford University Press, 1950), Vol.1, Part I, pp.294-313. Бродель {La Mediterranee, pp.616-43) предлагает в порядке гипотезы действие «сеньориальной реакции», распространившееся по Средиземноморью от Испании через Италию до Турции, и говорит о «предательстве буржуазии», которая предпочла скупку земель ненадежной торговле и ремесленничеству. С другой стороны, Траян Стоянович («The Conquering Balkan Orthodox Merchant», Journal of Economic Historyy XX (1960), 234-62) приводит факты подъема торговой активности подданных Османской империи в XIV-XVIII вв.
До появления новых трудов по экономической истории Османской империи было бы преждевременно выдвигать определенные суждения об общественных и экономических преобразованиях Среднего Востока, которые могли способствовать ослаблению его торговых позиций по сравнению с Европой в XVI-XVII вв. Следует отметить при этом очень большое сходство между «колониальным» положением Византии после XII в. по отношению к итальянским торговым городам и взаимоотношениями Османских территорий с Северо-Западной Европой после конца XVII в.
В начале XVIII в. никто не смог бы предугадать отдаленные последствия европейской торговой мощи. Крестовые походы иберийских государств получили отпор в Средиземное море и угасли в Индийском океане, а политические намерения Голландии, Франции и Англии, связанные с торговым проникновением в исламские земли, были еще не очевидны. Мусульмане, следовательно, имели достаточные основания надеяться, что вековые устои послужат им и в будущем, как служили в прошлом. По всем признакам наступление Европы на ислам провалилось, как провалились когда-то средневековые крестовые походы. Казалось, не было повода для тревоги, причин для реформ и оснований для сомнений в существенном преимуществе пути мусульман.
ВЗЛЕТ РОССИИ И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ ДЛЯ ИСЛАМА. Когда в 1480 г. Иван III Московский добился политической независимости от Золотой Орды, татары были настолько ослаблены междоусобицами, что оказались неспособны противопоставить ему нечто большее, чем безрезультатную демонстрацию военной силы. В итоге к 1517 г. Московия и Польско-Литовское государство разобрали между собой все русские княжества, находившиеся ранее под властью татар, и обе эти державы начали быстро распространять свое влияние на южные степные районы.
В XVI в. независимые казацкие общины в южных степях сформировали непокорные республиканские объединения, оказавшиеся на короткое время способными образовать силовые центры, соперничающие с Варшавой и Москвой [963] . Однако в XVII в. продвижение России, Польши и Турции в степь все сильнее подрывало независимость казаков. Казацкая старшина считала выгодным заключать союзы то с тем, то с другим соседним правительством, получая взамен плату за военную службу и гарантии от Польши и России (но не от Турции) признания их помещиками и господами над чернью. После сложных маневров между Россией, Польшей и Турцией казацкие общины в итоге в 1681 г. высказались за объединение с Россией, в результате чего так называемые реестровые казаки, т.е. мужчины, внесенные в специальные воинские реестры, образовали боеспособные вспомогательные силы русского войска. Преданные собственными вождями, остальные рядовые казаки были низведены до состояния крепостных. Таким образом, не признающая никакой власти вольница первых казацких общин ушла в легенды и в тайное сопротивление, чтобы затем вспыхивать в виде стихийных крестьянских восстаний в XVII-XVIIII вв. (Можно оставить на совести автора многочисленные неточности данного абзаца, достаточно серьезные, чтобы вызвать протест, но тем не менее не отвлекающие от основной логики повествования. — Прим. пер.)
963
Казацкие поселения были сухопутным эквивалентом пиратских общин, обосновавшихся в тот же период в Вест-Индии, в Южно-Китайском море и вдоль Берберского побережья Северной Африки. Подобно укрепленным городищам казаков пиратские гнезда располагались в таких местах, где их не могла потревожить организованная сила государства. Существенная зависимость казаков в снабжении (оружием и боеприпасами) от оседлых сельскохозяйственных общин в точности походила на зависимость пиратов р их снабжении от цивилизованных портов.