Восхождение
Шрифт:
– Не в том ли прелесть красоты и тайна?
Некая дама с вызовом:
– Когда и стыд, и верность ни почем?
Поэт смеясь:
– То символ красоты, а есть Манон. А вот она! Из шлюх обыкновенных, а кавалер ее - ведь сутенер. На Невском их встречаешь каждый вечер.
Офицер восклицает:
– Какое, боже мой, великолепье! Колонны мраморные, блеск свечей...
Другой офицер:
– И блеск очей красавиц бесподобных. воистину богинь, гетер, цариц!
Некая
– Матильда Кшесинская семенит, - красива - не сказать, мала и ростом, - со свитой из великих князей в масках.
Журавля упустив из рук своих, схватилась за синиц, и те попались.
Молодой человек с дамой:
– А там не Анна Павлова прошла - походкой твердой, вместе с тем летящей, земная и воздушная, как фея.
Его дама вторит:
– Как Золушка принцессой обернулась, едва взошла на сцену, заблистав, как первая звезда среди ярчайших.
Офицер с восторгом:
– Вот Клеопатра Северной Пальмиры!
Другой офицер:
– Костюм хорош, а образ бесподобный, без тени вызова и страсти нежной, как ум и львица в сфинксе дремлют тихо над полноводною Невой; Египет - загадка Рима и его судьба.
Офицер:
– Нет, Греция скорей его судьба.
Другой офицер:
– С Элладой вкупе - это несомненно.
Офицер:
– Да, Клеопатра словно из гетер, взошедших на престол в часы упадка культур древнейших под пятою Рима.
Один студент вскрикивает:
– Послушайте! Уж это вам не шутка. Там промелькнул сам Пушкин, профиль, плечи, взор голубых, как небо, дивных глаз...
Другой студент:
– А там, на хорах Данте Алигьери, худой и строгий, опаленный адом, - и публика нарядная, и боги, герои, персонажи всех времен, - да здесь весь мир!
Один студент с опасениями:
– Он явлен на мгновенье, и, я боюсь, здесь некое знаменье.
Внезапно публика расступается, образуя живой коридор, в концах которого у всех на виду молодая женщина и юная девушка в древнегреческих одеяниях. Их принимают за Афродиту и Психею.
Проносятся голоса:
– Смотрите! Крупнотелая блондинка в сандалиях на босу ногу - дивна!
Вся розовая, золото волос, - сойдет за Афродиту в самом деле.
Да, женственность сама и красота!
Насмешлива во взоре глаз прекрасных, в осанке величава и проста.
Художник с волнением:
– Костюм хорош, а образ дивный лучше. Богиня! И любви, и красоты.
Поэт смеется:
– За Афродиту Пандемос сойдет, а та Урания? Нет, нет, Психея!
Высокая и стройная, в плаще пурпурном, словно соткана из света, воздушна и легка, как танцовщица, с походкой юности и счастья, - сон!
В многолюдном зале замолкают оркестр, голоса и шум,
Проносятся голоса:
– Ах, что сказала Афродита?
– Тише!
– Да, осердилась, ясно, на Психею, по сказке Апулея и зовет Эрота наказать за самозванство…
– Психея смущена… А хороша! Прекрасней Афродиты и юна!
– Как! И Эрот здесь явится? Умора!
– Младенец с крылышками! Купидон.
– Нет, демон, демон, по Платону. Демон?!
Откуда-то с хоров разносится голос: «Маменька, я здесь!»
Публика, рассмеявшись с восхищением, затихает, и чудесное настроение воцаряется в зале.
Афродита в тишине внятно произносит:
– Психея пусть полюбит человека без положенья в обществе, без роду, влачит с ним жалкое существованье, в нужде, в гоненьях пребывая вечно.
Эрот, показываясь на хорах:
– Психея? Ладно, будь по-твоему. Скажи-ка, где найти мне самозванку.
– Достает золотую стрелу из колчана за спиной.
Афродита, указывая на ни в чем неповинную барышню:
– Как! Ты не видишь? Красотой сияет, как юная богиня, уж Кипридой ее все называют, мне в обиду. Да вот она!
Проносятся голоса:
– Эрот поранил сам себя стрелой!
– Наверно, понарошке и не больно?
– Он факел уронил и прыгнул вниз.
– А высоко же, разобьется. Ах!
– Да есть ли крылья у него? Пронесся прыжком одним и, пола не коснувшись, он выхватил свой факел и унесся за барышней. А где она? Психея!
За колоннами Эста (та, кого приняли за Психею).
Эста с волнением:
– Ах, боже мой! Что делать? Где Диана? То держит, как на привязи, то бросит на произвол судьбы. Ах, вот она!
Дама в маске смеется
– Что, Эста? Ты напугана и вся сияешь?
Эста, вздохнув счастливо:
– За Психею приняли.
– И что же? В самом деле столь красива, какой тебя не помню. Поздравляю!
– Да это прямо наважденье, право. Ведь я не наряжалась под Психею.
– Что за беда?
– Да я и слов не знаю. Они же говорили, как за правду, богиня и Эрот. Вот убежала.
– Становясь у колонны.
– О, прячь! Эрот не маленький ребенок, а юноша, как обезьяна, прыткий.
Дама в маске подтверждает:
– Да, очень прыткий. Выпрыгнув с хоров, он пролетел пол-зала, прежде чем, едва коснувшись пола, побежать, как угорелый, в поисках Психеи.
Эста взволнованно:
– Он ненормальный. Я его боюсь.
Раздаются голоса:
– А факел настоящий и не гаснет, хотя он все роняет в тесноте.