Восхождение
Шрифт:
На кухне шумно выпивают бледный усатый Витя с Толиком, румяным и тщательно выбритым. На них кротко, но грустно взирает исподлобья новая невеста Вити 3/4 Катюша. Мое появление вызывает у посидельников бурю эмоций, и только застывшее на моей физиономии напряжение и решительные стоп-жесты пресекают их попытки засадить меня за стол. Пока я ставлю чайник на плиту и режу салат, Витя сообщает всем нам, что единственным препятствием свадьбе является отсутствие у него черного костюма. Так что завтра же они с Катюшей идут в магазин и без костюма из него ни за что не выйдут. Еще как пора!
Толик, взволнованно шмыгая носом, пускается в рассуждения о фасонах,
Подхожу к забытой на подоконнике невесте и подбадриваю ее, не привыкшую пока к такому вопиющему забвению ее чарующего женского присутствия:
3/4 Катюша, люби его как мы и даже крепче. Он хоть и застенчивый, но добрый, как дитя, и надежный, как швейцарская страховая компания. А чтобы не нервничать, подложи им закуски и возвращайся домой. Пусть немного пощебечут 3/4 ничего плохого в этом нет.
3/4 Правда? 3/4 хлопает девушка глазами, весьма выразительными, особенно на фоне милых конопушек, щедро рассыпанных по бледному скуластенькому личику.
3/4 Чистая!.. 3/4 киваю утвердительно. Получив целевую установку, Катя действительно успокаивается и выходит из своего несколько преждевременного ступора, а заодно из нашей сугубо мужской секции.
Не то что мне пора, а очень и очень настоятельно…
Последующие три дня провожу в бумажных конторских делах, усиленной молитве, воздержании в пище и от нечистых эмоций. После ежедневного прочтения покаянного канона выписываю обнаруженные в себе грехи на листок. Каждый день список неудержимо растет, вызывая во мне желание поскорее все эти мерзкие накопления смыть, уничтожить, сжечь.
Растут попутно и непременные спутники приготовления к исповеди 3/4 искушения. Например, как приходит мне время читать покаянный канон, Толик втаскивает в секцию Витю в новом костюме. Пока главный консультант размещает изысканно одетое тело жениха на кровати, Катя со слезами жалуется, что жених так перебрал, что во время примерки костюма заснул прямо в кабинке. Я успокаиваю девушку тем, что главное все же он успел: выбрать, примерить и одеться. А его консультант нашел в себе благоразумие расплатиться за покупку 3/4 так что все нормально, просто у ребят такая традиция: мальчишник или прощальный плач по вольной холостой жизни. Моя несокрушимая логика снова успокаивает девушку, и она мирно удаляется.
Спустя пару часов в комнате Вити слышится шумная возня. Отрываюсь от молитвы и направляюсь на шум. Жених в новом костюме сидит верхом на Толике и дубасит его. Толик изредка отвечает ему тем же. Приходиться растащить драчунов по кроватям, и они лежа продолжают диалог о том, почему Толик глядит на Катю без требуемой скромности, приличной свидетелю. Я убедительно прошу Витю переодеться, а Толика перейти в свою комнату. Они ворчливо подчиняются. Наступает тишина. Когда я дочитываю до конца канон и приступаю к вечернему правилу, слышу крик Толика из его комнаты. Со вздохом поднимаюсь и иду на голос. Витя вторично оседлал
Причастие
В день приезда эти искушения меня удручают. Хотя, конечно, выполняют свое главное назначение: наводят на мысль о необходимости срочно готовиться к исповеди. Но в следующие дни искусительные преграды лишь укрепляют мое решение: пора, пора!
Воскресным утром в тумане и сырости иду в храм на литургию. С полуночи ничего не ем и не пью, поэтому сначала жажда, а потом и голод по нарастающей начинают совершать во мне телесную тягость. Да еще вот эта промозглость вокруг...
Стою в очереди исповедников и со страхом наблюдаю в себе полное отсутствие покаянного настроя, который так сильно горел во мне по ночам во время говения. Несколько женщин протискиваются вперед меня и проходят без очереди. Прости им, Господи… Чтобы сосредоточиться, достаю из кармана молитвослов и пытаюсь читать Покаянный акафист монаха Геронтия, приводящего грешника к осознанию своего бедствия: «Аз есмь пучина греха и блато нечистоты, аз есмь хранилище всех злых и безместных деяний: увы мне, Боже мой, увы мне, Свете души моея!». Но снова чувствую только тупость и жажду, хладность душевнуюи сосущий под ложечкой голод.
После исповеди становлюсь среди мужчин. Вернее, в том месте храма, которое для мужчин предназначено, то есть справа-спереди. Иногда там же оказывается какая-нибудь женщина, дабы склониться в земном поклоне впереди мужской шеренги, что несколько смущает меня. Но если бы сие искушение было единственным, то это бы ладно, только для полного смирения нам предлагается еще одно испытание. Стоишь, опустив глаза, всеми силами пытаешься сосредоточиться на молитве, а тебя каждые пять минут стучат по плечу и просят передать «вот эти две 3/4 Спасу, четыре 3/4 Богородице, к празднику одну, Николе 3/4 две, всем святым вот эти четыре, на канун три, и еще вот эту большую 3/4 Пантелеимону». Передаешь, перечисляя все сказанное, обязательно путаешь какую и сколько куда. Конечно, на душе растет штормовое предупреждение 3/4 лишь бы сдержаться и не закричать сгоряча, что никак не приветствуется. Вот когда в полной мере видишь и свою гордыню, и уродливых ее деток: раздражение, гнев, нетерпение, острое желание поучать неразумных правилам поведения в храме!
И уже есть что смирять, есть о чем горячо молиться!
А вот и недоверчивые дамочки с решительными лицами расталкивают стоящих и протискиваются вперед, чтобы уж наверняка поставить свечи туда, куда им надо, невзирая ни на кого и ни на что. Если кому-то из них сейчас в мягкой форме кротко указать, что, мол, служба, сестра, и хождение во время службы есть грех, то можно услышать: «Нужна мне ваша служба! Мне свечку поставить надо!». Так что лучше не пытаться вступать в пререкания 3/4 бесполезно. При мне такие попытки случались… Вот одна такая бронебойная сестрица чуть не опрокидывает старика с длинным хвостом седых волос, он же бесстрастно одергивает задравшуюся полу воскресного пиджака и продолжает спокойно стоять, монотонно перебирая старенькие четки. Мне бы научиться твоему бесстрастию, отец…