Восковые куклы (сборник)
Шрифт:
Чуть поодаль экипировались подводники, Саша уже после обратила на них внимание, на серую, будто акулью, жесткую шкуру. И среди них был один, так напомнивший ей Дениса, каким он был, когда она уезжала: коротко стриженный и потерявший ту особую скованность, которая раньше отличала его. Она снова начала сомневаться, он это был или ей только примерещилось, снова всплыла картинка, когда по склону спускались молодые люди, и девушка так мило поправила ему волосы. Саша неосознанно повторила движение ее руки. Дима заметил, что ей стало грустно.
— Просто я сегодня улетаю, самолет вечером. Конечно, я поговорю
— Подожду, — Дима воспринял сказанное как пустую шутку. — А у нас здесь Турция рядом! Скажи, Турция рядом!
— Ну, если вплавь через Черное море готов, то рядом. Тоже мне! Это Волчий клык рядом, чтоб ты знал!
Там, где могут поместиться только подростки с их идеальными для этого телами, в ржавых и зеленых складках нависшей скалы, как муравьи, сверху, чуть выше этих карнизов, где, собственно, и срывается в море степь, люди боятся даже подходить к краю.
— Какую трещину дало, вот бы посмотреть, как грохнет! Был бы обвалище! А сколько жертв!
— Лучше не надо, но хотел бы посмотреть, как оно все обвалится… Видел, как в кино взрывают дом и падает стена? Так то игрушки!
Через минуту они уже бежали под этой скалой. Будто появилось новое молодое тело… Ободранная соленая кожа… Все мечется и кренится в сознании: горизонт, пенистые валуны внизу, гул и слизистость в ступнях. Мокрая известковая стена сталкивает тебя в водоворот плоскостей и горизонтов, и с тем, чтобы не поддаться этому импульсу, не сорваться, необходимо бежать, бежать, не видя себя, забыв, что ты уже существуешь четыре часа спустя в салоне самолета, поэтому умереть не можешь.
Обрывы, карнизы, крошащиеся и скользящие от позавчерашнего дождя. Небо стало каменным и накренилось, но ребята обладали магической способностью к слиянию со всем этим, и если бы каменное небо придавило их, они не успели бы даже почувствовать смерти.
— Дима, не кричи, тут при любом крике будет обвал.
Дима, конечно, тотчас же крикнул, что разъярило его приятеля:
— Вот выйдем, получишь!
Ребята, проходя под скалой, очень пугались каждой волны, которая билась о стену, их небольшие тела вполне могло разбить подобным ударом. При первом подъеме карабкаться по скалам еще удобно, потом перегонная дорога сужается и необходимо ускорять ход, требовалась только фраза первого испуга.
— Какой здесь песочек мягкий, словно пудра, а там ноги колет… Другой раз смотри, и соскользнешь…
И они сорвались бежать. Иногда со страхом она, опомнившись и протрезвев, думала, что не сможет вернуться и сорвется, что они так далеко зашли, что люди уже не видны, и даже крика никто не услышит. В такие моменты вспоминаются вдруг совершенно нелепые мелочи. Чемодан еще не собран, нижнее белье разбросано на кровати. Не дай бог, кто заглянет в комнату!
По веревке они взбирались на площадку, где устроен был вход в туннель, Саша шагнула на выступ, рассчитанный на одиннадцатилетних, нога соскользнула, закачалось море и сдвинулись скалы, нахмурились и пошли маятником взбалтывать морскую пену. Хаау! Голенью воткнулась в острие камня, но сознания хватило, чтобы от боли не разжать рук и подтянуться.
Вход в туннель выглядел как порядочная дверь, на мокром известняком полу могли поместиться только трое, странный запах морской
Дима сделал хитрое лицо, велел подождать и вдоль стены продвинулся в темноту, делая предупреждающие хлопки.
— Держись ближе к стене и прижимайся, здесь провалы.
Дима лип спиной, и так они продвигались за ним, когда откуда-то слева, из сырой темноты послышались шаги людей. После секундного ощущения ужаса они вырвались обратно на свет. Только шелестело море и гремели бонги под ребрами.
— Показалось. Здесь всякое может привидеться, — он снова хлопал.
Голые скользкие спины и бедра снова терлись о потные стены.
— Хорошо прижимайся пятками!
— Что?
— Хорошо прижимайся пятками!
Саше не верилось в опасность, ей казалось, что ее разыгрывают, но когда она разглядела в темноте их тушки, вплавляющиеся в скользкую стену, сосредоточенное лицо молодого друга и его взгляд внутрь собственного тела: контроль спины, бедер, голеней, вцепленные пальцы, раздвинутые, как у контрабасиста, они уже шли на свет.
Есть определенная доля удовольствия в пребывании у грязных стен и в известковой сырости пещер. Когда рядом море, исчезает один из последних страхов: страх перед грязью, и ты отдаешься этой стихии так же, как обычно отдаешься воде или воздуху.
Они выползли белые, как в сырой штукатурке, дрожащие от возбуждения, отбрасывающие искры смятения и дымного восторга, вверху было солнце, далеко внизу — море. Солнце их запекало, как рыбу в глине, и они бежали под навесами скал, ставя ноги ребром и радуясь своему безумию. Все было жемчужным, шумело о скалы, и они смеялись. Внизу были повалены огромные глыбы, которые когда-то сорвало, когда такие видит человек, он сразу начинает примерять, и не найдя нужное в арсенале привычных ощущений, заключает, что его воображение не может справиться с этим, все равно что уместить Марка Антония в куриной головке кухарки.
— Мы привели тебя на тридцать пятую батарею. Здесь шли бои…
— Да, во время войны!
Они стояли и смотрели на солнце, повисшее над горизонтом, и видели корабли, взрывы, обваливающиеся скалы и дыхание туннелей, чахоточное и горячее автоматное дыхание.
На каменистом полуострове под скалой обосновался старик, камнями заслонив костер от ветра. При нем находились его дети: две девочки скакали где-то у кромки моря, с той стороны, откуда они пришли, и юноша, которому пусть и сообщилось некоторое сходство с отцом, однако, будучи диким и морским, он казался не таким, как все здесь. Юноша восторженно смотрел на Сашу и не смог ответить, который час. Девочки тотчас спрятались при появлении посторонних.
— Позволите согреться?
— Грейтесь, что ж! Быстро вы добрались, однако. Мы за вами наблюдали.
— А вы оттуда пришли? Далеко оттуда до запретной?
— До запретной? А что тебе там? — старик указал взглядом на третий под карнизом вход, очень высоко, где дрожат стены, и ветер срывает полет ласточки, — там вы были? Что там теперь? Завалено?
— Тот мелкий завален, а второй, где бродит матрос, свободен. Он все бродит и ищет выход, правду говорят, что если кто оттуда сорвется, матрос получит свободу?