Воскресение Сына Божьего

Райт Томас Николас

4. Гроб, ангелы, первое явление (28:1–10)

Повествование Матфея о начале Пасхи, возможно, как мы видели, зависит от Марка [2042] . Но оно несет все характерные черты своеобразного пересказа. Одно из его характерных слов, idou [2043] , появляется в рассказе не менее шести раз, и четыре случая приходятся на первую часть (стихи 2, 7, 7, 9; два прочих — стихи 11 и 20) [2044] . Матфей вносит формальное обозначение времени события, и это занимает у него больше места, чем в трех других рассказах. У него женщины идут не принести ароматы, но просто «посмотреть могилу» (28:1); может быть, по мнению автора, они выполняют рекомендации некоторых раввинистических текстов: приходят осмотреть могилу через три дня, чтобы убедиться, что лежащее там тело действительно мертво [2045] . Они не заходят в гробницу, как у Марка; возможно, Матфей помнит о законах ритуальной чистоты, согласно которым зайти в гробницу, где лежит мертвое тело, делает вошедшего нечистым [2046] . У Матфея женщины встречают не просто «юношу», как у Марка, и не «двух мужей в одеянии блистающем», как у Луки, но, без сомнения, ангела, выглядящего, как молния, и одежда его бела, как снег [2047] .

Происходит второе землетрясение (стих 2, следующий за 27:51), возможно, вызванное ангелом (см. выше). Приводится длинная речь ангела, во многом параллельная таковой у Марка и Луки, но полнее. Женщины идут возвестить о том ученикам; никакого намека на то, что они никому ничего не сказали (Марк) или что слова их показались бредом, (Лука) нет, — хотя, честно говоря, Матфей не упоминает, как они на самом деле вообще выполнили это поручение. Встретив Иисуса, женщины кланяются ему (стих 9, перекликающийся с другой излюбленной темой Матфея) [2048] . Хотя ангел поручает женщинам сказать ученикам, что они увидят Иисуса в Галилее, сами женщины (как и Мария Магдалина у Иоанна) встречают его тут, в Иерусалиме. Даже в столь краткой истории Матфей почти по каждому пункту непреклонно остается независимым. Какими бы ни были его источники, он создает из них свое собственное повествование.

2042

Хотя это отнюдь не «рабская» зависимость, как полагает Evans 1970, 85; см. выше, с. 641–643.

2043

Соответствующее еврейскому hinneh, «и вот».

2044

В Мф idou встречается 62 раза, в отличие от 8 в Мк; в Лк, который немного пространнее, чем Мф, но также основан на библейском языке, оно встречается 56 раз, но ни один случай не параллелен Мф 28. Это слово часто переводят как «внезапно», по–видимому, по той причине, что выражение «и вот» архаично и не имеет прямого аналога в современном языке. Но строго говоря, оно не передает временного смысла, но скорее вводит важное или поразительное событие. Современным эквивалентом могло бы быть «и что же!».

2045

В. Т. Семахот 8:1.

2046

См. M. Охолот passim. Как объясняет Данди (Dandy 1933, 649, п. 3), это основано на толковании Числ 19:14, согласно которому человек или посуда становится нечистым на семь дней из–за контакта с мертвым, если побудет под одной крышей (или «шатром»: ohobth означает «шатер») с телом.

2047

См. вариант Мф 17:2, для которого большинство рукописей предлагают «белые, как свет».

2048

«Поклонение» Иисусу у Мф 2:2, 8, 11; 8:2; 9:18; 14:33; 15:25; 20:20; 28:17. В Мк подобное встречается дважды (5:6; 15:19, — второе представляет собой насмешки солдат), в Лк один раз (24:52); ни в каком случае это не является параллелями к Мф.

И на фоне этого еще удивительнее становится то, что Матфей не совершил большего. Как мы указывали в главе 13, он не ввел того, чего можно было бы ожидать, того, что касается библейских и богословских аллюзий и смыслов. Отголоски Ветхого Завета звучат до самого последнего стиха главы 27, но в главе 28 они почти полностью отсутствуют [2049] . Вместо этого здесь, как и у Марка, две Марии у гроба; странный небесный посланник объясняет, почему гроб пуст, и дает женщинам поручение, и женщины уходят поспешно и в страхе. И мы должны спросить, и это касается как Матфея, так и рассказов других евангелистов: если Матфей был свободен создать свою историю и, конечно, мог усилить апокалиптический акцент и приукрасить историю об ангеле, почему он не мог сделать историю убедительней, скажем, добавив хотя бы одного свидетеля–мужчину, который встречает Иисуса (как это мы видим в другой ветви традиции)? [2050]

2049

Если не считать отголосков Дан 7:9 (Ветхий днями, с одеждой белой, как снег) и менее ясных 10:6 (ангел с лицом подобным молнии) в описании ангела; но они не слишком очевидны (снег и молния — обычные образы белизны и блистания), и в любом случае один отменяет другой (вряд ли автор Мф намеревался сказать, что ангел играл две эти роли одновременно).

2050

Лк 24:34.

Другими словами, Мф 28:1–10 содержит историю, которая, по стилю рассказа, тесно связана со всем Евангелием от Матфея. В ней много характерных признаков его стиля. Но она явно остается все той же самой историей, историей неправдоподобной, настолько неправдоподобной и невероятной, что заставляет снова изумляться, когда она пересказана не как самое раннее предание, но как завершение длинного, сложного и искусного литературного труда. Наиболее очевидное напрашивающееся заключение таково: Матфей был свободен пересказать историю по–своему, но не был свободен изобрести новую историю. И именно потому, что его редакторская работа так заметна, мы можем видеть, что он не осмеливался редактировать. Это история, знакомая всем первым христианам [2051] . Если бы они были свободны придумать свою собственную историю, они бы сделали это гораздо лучше. Но они этого сделать не могли.

2051

Perkins 1984, 135, 137, говорит, что ранние традиции, повествующие о воскресении, были слуховыми, а не включали в себя зрительные видения, и что поэтому такие истории, как в Мф, появились позднее. На мой взгляд, эти суждения лишены оснований.

5. На горе в Галилее (28:16–20)

У Марка ангел напоминает женщинам, что Иисус велел ученикам идти в Галилею (16:7, со ссылкой на 14:28). Мф 26:32 содержит параллель Мк 14:28, но тут ангел не напоминает женщинам об этом; вместо этого он просто предлагает им передать ученикам повеление пойти в Галилею, чтобы там увидеть Иисуса (28:7). (Ни ангел, ни Иисус не упоминают о встрече на горе, так что замечание в стихе 16 о соответствующем повелении Иисуса остается еще одной необъяснимой загадкой Матфея.) Это подводит нас к насыщенной заключительной сцене у Матфея.

Как предыдущий отрывок, и этот также носит на себе отпечатки работы Матфея [2052] . Но поскольку то же самое можно было сказать и о 28:1–10, хотя в этом отрывке пересказывается та же самая история, что и в Мк 16:1–8 или Лк 24:1–12, нам не следует делать поспешный вывод, что эта история изобретена Матфеем и не имеет корней в ранней традиции. Некоторые предполагают, что то же самое описано в 1 Кор 15:6, когда пятьсот человек видели Иисуса одновременно, хотя стоит заметить, что Матфей говорит об «Одиннадцати» (28:16). Если же это самостоятельное событие, то оно упоминается только тут, так что мы не можем посмотреть на него историческим бинокулярным зрением. Тем не менее, как это часто бывает в древней истории, стоит оценить единственный источник сам по себе, не отбрасывая его (как это часто делается в критических исследованиях евангелий) из–за отсутствия подтверждающих его параллелей.

2052

Упомянутые в последний раз темы Матфея следующие: ученичество, откровение в Галилее, гора, поклонение, власть, учение, «конец века» и обетование «Я с вами», которое перекликается с обетованием ангела вначале, что Иисус будет Еммануилом, «Бог с нами» (1:23). См., например, McDonald 1989, 93, п. 18. Тут может содержаться намек на тему «нового Моисея», где Иисус с горы смотрит на Землю

обетованную, которой теперь, разумеется, стал весь мир.

Как и сцены последнего поручения апостолам у Луки и Иоанна, последняя сцена у Матфея сосредоточена на повелении, которое воскресший Иисус дает ученикам относительно их всемирной миссии, — повелении, которое подразумевалось изначально, хотя евангельская стратегия во время земной жизни Иисуса требовала ограничить служение «погибшими овцами дома Израилева» [2053] . Тут, тем не менее, не упоминается прощения грехов, как у Луки и Иоанна, если только этого косвенно не предполагает повеление крестить. Скорее Одиннадцать должны стать учителями и приобретать учеников.

2053

См. Мф 10:5сл.; 15:24; Эванс (Evans 1970, 88, 90) удивлен таким расширением задачи, что изменяет старые правила. Но см. также 2:11; 8:11–13, а также JVG 308–310. По вопросу «все народы» или «все язычники» см. Perkins 1984, 134, 147, n. 83.

Но главное в завершающем отрывке — это то, кем теперь стал Иисус согласно откровению, и этот момент тесно связан с доводами главы 12 этой моей книги. Иисусу дана «всякая власть на небе и на земле», что по фразеологии идентично утверждению о Царстве в Молитве Владыки у Матфея [2054] . И мы видим, что это как бы ответ на молитву; другими словами, то, каким образом приходит Царство, как исполняется воля «Отца». Если говорить о Евангелии от Матфея, то смысл воскресения связан с ролью Мессии в Пс 2; 71 и 88, что потом сконцентрировалось в таком богатом образами персонаже, как «Сын Человеческий» у Дан 7 и в текстах, развивавших это направление мысли. Другими словами, эта сцена не есть сцена «прославления», которая становится сценой «воскресения» просто из–за своего места в повествовании [2055] . Поручение, касающееся всего мира, которое Иисус дает ученикам, прямо зависит от того, что он обладает всякой властью на небе и на земле, в Царстве, которое теперь воистину и в полноте установилось. Единственное объяснение, с одной стороны, такой мессианской власти, с другой, — наступления Царства, есть то, что Иисус был воздвигнут из мертвых [2056] .

2054

Мф 6:10, ср. также Дидахе 8:2.

2055

Против этого, например, Evans 1970, 83. Camley 1987, 18, занимает подобную позицию: финальная сцена в Мф, когда Иисус наслаждается «небесным статусом и властью», показывает, что они просто предполагают «манифестацию воздвигнутого и прославленного Христа "с небес", так сказать». Слова «так сказать» (что Карнли повторяет в подобном контексте на стр. 25, 143, 199 и 242!) указывают на неопределенность, которую можно заметить, если понимаешь неправдоподобие этого аргумента в качестве выражения намерения автора Мф. Карнли не замечает, что в Мф Иисус обладает властью па земле, как и на небе. Его теория небесных манифестаций играет важную роль в его собственной реконструкции (234–242) гипотетической ранней традиции, которую (так сказать) поглотили дошедшие до нас повествования о воскресении.

2056

Против этого Evans 1970, 83. О власти «Сына Человеческого» в Мф см., например, 9:6, 8; ср. 11:27; 21:23–27. Связь между господством Иисуса над вселенной и миссией среди язычников, где и то, и другое глубоко укоренены в мессианских ожиданиях иудеев, совершенно упускает из виду Борнкам (см. Evans 1970, 89).

Самый сильный признак аутентичности этого отрывка представляет собой резкое замечание: «другие же усомнились» (стих 17). У Матфея тут присутствуют только Одиннадцать: сколько же этих «других»? Двое–трое? И кто из них? Исцелились ли они от сомнений? Какого характера эти сомнения? Мы хотели бы получить ответы, но Матфей снова оставляет нас во мраке. Тем не менее можно с уверенностью сказать, что это замечание не появилось бы, если бы кто–то рассказывал чисто придуманную историю, пытаясь где–то в конце I века усилить веру и укрепить миссию. Если даже иные из ближайших учеников Иисуса сомневались, то на что надеяться остальным, подумает читатель. И не стоит думать, что Матфей намекает на разделения между группами учеников или лидерами, вышедшими из Одиннадцати. Если бы дело обстояло так, следовало бы ждать, что он назовет имена: как еще история может их выделить и предостеречь против них? Но ничего такого нет. Это заставляет нас искать другое объяснение. Одно очевидное объяснение таково: воскресший Иисус, как и в других канонических повествованиях, был одновременно и «тем же», и иным, чем раньше. В нем было что–то другое, чего не могли понять даже ближайшие друзья и последователи, что позволяло ему совершать иные деяния. Иисус у Матфея не устраняет страхи и сомнения учеников, как это происходит у Иоанна и еще ярче у Луки. Он оставляет висящее в воздухе напряжение. Это был, конечно, Иисус, но в нем оставалась тайна, в которую не могли проникнуть даже те, кто знали его очень близко.

Среди прочих загадок этого отрывка мы находим троичное наименование Бога Израилева в стихе 19. Конечно, это не самая ранняя формулировка подобного рода в Новом Завете (можно вспомнить о таких отрывках, как 2 Кор 13:13 и Гал 4:4–7), так что не стоит только на этом основании думать, что текст был создан поздно [2057] . Тринитарная формулировка настолько закрепилась в церковной традиции, в частности, в литургии, во многом благодаря этому отрывку, что это выражение кажется «разработанным», как будто оно представляет собой большой шаг вперед или было создано в контексте разработки христологических и триадологических догматов IV–V веков, так что параллельные места у Павла и где–то еще кажутся поддельными. И снова, как мы говорили об этом в 12–й главе, мы видим в раннем христианском богословии дальнейшие измерения откровения, через воскресение, Иисуса как Мессии Израиля: как Мессия, он, без сомнения, есть истинный Владыка мира, разделяющий власть с Богом Израилевым, Который сказал, что не разделит ее ни с кем иным. И эта власть дается посредством Духа.

2057

Очевидно, Отец, Сын и Дух тут не в точности повторяют Павла; в двух приведенных цитатах это Владыка–Бог–Дух и Бог–Сын–Дух. Тем не менее, если вспомнить, что Павел понимал Бога Израилева как Того, Кому Иисус приходился Сыном, эта разница не столь велика, как может казаться. См. также, например, 1 Кор 12:4–6 (Дух–Владыка–Бог).

Повеление крестить с упоминанием Духа возвращает нас к крещению Иоанна, где было обещано, что Грядущий будет крестить Духом. Из этого следует, что повеление воскресшего Иисуса распространяет на весь мир то самое обновление Завета, которое начал Иоанн, что ныне продолжается властью воскресшего Иисуса и силою Духа, — как, фактически, это происходит в Деяниях Апостолов [2058] . В Деяниях крещение обычно совершается «во имя» Иисуса [2059] ; у Павла — «во Христа» (eis Christon) [2060] . Поскольку это являлось не чем–то взаимоисключающим, но разными аспектами одного и того же сложного феномена, нам не следует думать, что тринитарную формулировку Матфея, касающуюся истинного Бога, и повеление крестить в Его имя он сам или первые христиане понимали как противопоставление тому, что отображают Деяния Апостолов или Послания Павла. Суть состоит в том, что теперь воскресший Иисус стоит в центре раннехристианских представлений о Боге живом. Крещение, со всей символикой Исхода, восходящей ко крещению Иоаннову, есть способ войти в семью этого Бога, семью обновленного Завета. И, как это яснее выражено у Павла (Рим 6, Кол 2), крещение связано, в частности, с тем, что Бог живой совершил в воскресении Иисуса.

2058

Мф 3:11, Деян 1:5; 11:16.

2059

См. Деян 2:38; 8:16; 10:48; 19:3–5.

2060

Например, Рим 6:3, Гал 3:27.