Воскресение Сына Божьего

Райт Томас Николас

В–пятых, история предполагает реабилитацию учеников (16:7). Отдельное упоминание о Петре, очевидно, перекликается с трагедией его отречения от Иисуса в 14:66–72, если, по крайней мере — в данный момент, и не намекает на его первенство в том движении, которое теперь получит новое начало. Это упоминание Петра, отсылающее к его отречению, тесно связано с 14:26–31, где, как и тут, Иисус упоминает, что предварит его в Галилее. В конце стиха 7 ангел провозглашает, что «вы его увидите, как он сказал вам», но нигде в предсказаниях о воскресении у Марка Иисус не говорил прямо «вы меня увидите». Это косвенно следует из 14:28 и других отрывков; хотя Марк не описал, как ученики увидели Иисуса, он приводит обещание, что это произойдет. Даже такое краткое и, быть может, усеченное описание позволяет выделить два элемента (пустой гроб и встреча с Иисусом), которые стоит считать ключевым неоспоримым историческим основанием, что позволяет объяснить, почему первые христиане представляли себе именно таким образом то, что произошло с Иисусом (глава 18 ниже).

В–шестых, повествовательная грамматика 16:1–8 показывает, что этот текст не мог просто появиться как отдельная единица внутри традиции [2017] .

С поверхностной точки зрения он кажется независимой единицей, поскольку имена женщин, перечисленные в 15:47, повторяются в 16:1, — если дело не в том, что Марию Магдалину в пятницу вечером сопровождала одна Мария, а в воскресенье утром — другая, плюс Саломея. Но в любом случае, при том что женщины являются его основными «субъектами», дошедшее до нас повествование не укладывается в стереотипы обычного рассказа. Нам говорится, что женщины идут помазать тело. Это как будто главная цель, «объект», их действий. Они думают о проблеме (на языке анализа повествования это «оппонент»): как отвалить камень от гроба. Это, оказывается, вовсе теряет значение проблемы, но перед ними встает другая: тело исчезло. Тут мы понимаем, что их первичное намерение (помазать тело) было само «проблемой», на техническом языке — «оппонентом», в контексте более широкого косвенно подразумеваемого повествования. В конце концов, тело Иисуса уже было помазано для погребения (14:8), не было необходимости делать это снова [2018] . История, которую содержат эти стихи, действует только в контексте другой, более пространной: женщины оказались в роли «помощниц» в чужой драме. Если проанализировать Мк 16:1–8 с точки зрения грамматики повествования, можно увидеть, что это не изолированная единица, но часть более широкой истории. Если мы задумаемся, что же это за более широкая история, ответ очевиден: это история, «субъектом» которой, на одном уровне, является Иисус, а на другом — Бог Израилев. И женщины — только «помощницы» в этой драме. Очень важно, чтобы ученики–мужчины скоро узнали, что Иисус был воздвигнут из мертвых и что они его увидят в Галилее, а ученики этого не узнают, если им о том никто не сообщит. Это подтверждает наше утверждение, о котором столько говорилось, что эта история не могла возникнуть просто как апологетическая легенда, которая создана поддерживать недавно изобретенные представления о воскресении Иисуса. Она также дает весомые основания думать, что ее автор, кто бы он ни был, не хотел оставить у читателя впечатление, что женщины никогда потом никому ничего не сказали. Это открывает нам последнее вероятное объяснение.

2017

Относительно «грамматики» повествований см. NTGP 69–80.

2018

Матфей упростил повествование, не упоминая о помазании и ароматах. У Иоанна (19:39сл.) помазание осуществляют Иосиф с Никодимом, так что эта проблема просто не встает.

Косвенно подразумеваемая история, в контексте которой 16:1–8 обретает свой смысл, не могла, учитывая грамматику повествования, по замыслу автора окончиться неудачей — молчанием, где никто никому не говорит ни слова. В конце концов, даже с позиции здравого смысла читатель неизбежно задается вопросом: если женщины сохранили молчание, откуда же тогда можно было узнать, что произошло тем утром? Отсюда напрашиваются два вывода, которые не обязательно должны один исключать другой. Либо, как мы говорили в первой главной части настоящей главы, история продолжается: женщины приходят в себя, сообщают о случившемся ученикам и направляют их в Галилею, где они встречаются с воскресшим Иисусом. Либо же заключительное предложение 16:8 полностью неправильно понималось. Предположим, тут содержится апологетический стержень повествования. Предположим, Марк задается не вопросом: «Откуда вы знаете, что Иисус воскрес?» (ответ: пустой гроб), — но: «Если женщины нашли пустой гроб, почему же об этом сразу не услышал весь Иерусалим? Ведь, без сомнения, группа истеричных женщин, мечущихся ранним утром по городу, должна была бы распространить эту новость повсюду за несколько минут». Такой апологетический сценарий по своему правдоподобию ничем не уступает гипотетическому сценарию Бультмана и его последователей, — фактически, он даже правдоподобнее. Если никто не провозглашал воскресение Иисуса один–два месяца, как предполагает Лука, это могло породить вопрос: почему же люди не услышали о том раньше? И Марк отвечает: они никому ничего не сказали (косвенно предполагая — «когда шли назад по городу»), потому что боялись. Разумеется, боялись, потому что пустой гроб и истолковывающий его смысл ангел — это уже достаточно страшно для любого человека. Боялись и потому, что тайно пришли помазать тело осужденного на смерть лжемессии и, естественно, не хотели, чтобы все об этом знали.

В конце концов, Евангелие от Марка — это скорее книга откровения, чем сокрытия, или, по меньшей мере, такого сокрытия, которое ведет к открытию. Но это не делает его повествование легким, прямолинейным или упрощенным. И критикам–интеллектуалам нечего бояться, что изучение этого самого короткого евангелия рискует стать скучным. Именно из–за сокрытого, которое потом открывается, оно остается опасной книгой, даже революционной, для философии и политики XXI века, как и I.

Глава пятнадцатая. Землетрясение и ангелы: Евангелие от Матфея

1. Введение

Матфей следует своим путем и ставит перед нами свои особые проблемы. У него две истории, каждая — в двух частях, отличающие его от других евангелий: два землетрясения и стражники, которых подкупают, чтобы они говорили неправду. Посередине этого расположен рассказ о пустом гробе, очень похожий на рассказ Марка, но со значимыми отличиями.

Затем его повествование завершается на горе в Галилее, откуда ученики посылаются на миссию.

Мы начнем именно с проблем, поскольку они структурируют и окрашивают основное повествование, создают его контекст. Это поможет нам понять уникальный вклад Матфея в представления первых христиан о Пасхе и ее значении.

2. Трещины в земле и восставшие мертвецы

Только Матфей в рассказе о распятии Иисуса приводит удивительную историю о землетрясении и о местном, но довольно масштабном воскресении умерших. Как только Иисус испустил последний вздох:

И вот, завеса Храма разорвалась (eschisthe) сверху донизу надвое; и земля потряслась; и камни расселись (eschisthesan); и гробницы открылись; и многие тела усопших святых восстали; и выйдя из гробниц по восстании Его, вошли они в святой город и явились многим. Сотник же и вместе с ним стерегущие Иисуса, увидев землетрясение и всё происходящее, устрашились сильно, говоря: воистину был Он Божий Сын [2019] .

2019

Мф 27:51–54.

Этот рассказ ставит перед нами целый ряд разных загадок, в частности, что же, с точки зрения Матфея, происходит и что все это значит [2020] . Должно ли землетрясение объяснить, как разорвалась завеса в Храме? Предполагается ли, что сотник и другие увидели открытые могилы, из которых готовы выйти умершие? Почему он говорит, что они явились только по воскресении Иисуса, два дня спустя? Что они делали в эти два дня? И что с ними случилось потом? Неужели Матфей предполагает, что они остались живыми и вернулись к обычной жизни? Или он думает, что мертвые, «явившись многим», вернулись в свои гробницы, как призраки из Руддигора [2021] , и снова там улеглись [2022] ?

2020

По этому вопросу, кроме комментариев, см. Senior 1976, Wenham 1981, Denaux 2002.

2021

Одна из популярных оперетт XIX века, написанная англичанином писателем–юмористом Уильямом Гилбертом и композитором Артуром Салливенем.

2022

См. Davies and Allison 1988–1997, 3.634, которые указывают, что в Вознесении Исайи 9:17сл. они возносятся с Иисусом; в Деяниях Пилата 17:1 они возвращаются к земной жизни и затем снова умирают; у Феофилакта, писавшего через тысячу лет, приводится мнение, что некоторые из них ко времени написания Мф еще были живы.

Я не думаю, что можно найти твердый ответ на каждый из этих вопросов, — что, разумеется, не может означать, что это неправильные вопросы. Но чтобы попытаться понять Матфея, отправной точкой нам, прежде всего, послужат библейские отголоски, которые, подобно самим усопшим, возникают в этом повествовании (хотя, как мы заметили в главе 13, не касаются самого Пасхального повествования).

Естественной отправной точкой послужит Иез 37:12–13, где ГОСПОДЬ провозглашает Израилю в изгнании, что «Я открою гробы ваши и выведу вас из гробов ваших» (слова в Септуагинте близки к Мф 27:52–53) и верну Израиль в его собственную землю. Как мы видели, то, что было метафорой для Иезекииля, к I веку уже понималось как буквальное предсказание, хотя все еще в контексте ожиданий национального восстановления. Матфей (или его источник, хотя использование Библии у Матфея в других местах заставляет думать, что это его собственная мысль), по–видимому, отражает всю эту традицию.

Два других ярких библейских отрывка, касающихся «воскресения», тут также отражены. Ис 26:19 предсказывает, что восстанут мертвые «и поднимутся те, кто во гробах», и тут опять перевод Септуагинты перекликается с греческим текстом Мф 27:52–53. Дан 12:2 говорит о «многих из спящих», которые пробудятся и восстанут, и хотя Матфей употребляет другое слово для «спящих», чем в Септуагинте или переводе Феодотиона, его «многие тела усопших святых», возможно, являются сознательной аллюзией на тот отрывок, который он, в конце концов, мог лучше знать на иврите [2023] .

2023

См. анализ Troxel 2002, который утверждает, что Мф создал эту сцену на основании 1 Ен 93:6 не чтобы отметить начало новой эры, но чтобы перейти к исповеданию сотника; Denaux 2002, 133–135, с этим не согласен.

Что эти аллюзии говорят нам о намерениях Матфея? В принципе, тут есть четыре возможности.

1. Он мог знать о традиции повествования об этих странных событиях и пересказывает их таким образом, чтобы знакомый с Библией читатель мог уловить их смысл: происходит подлинное возвращение из плена, зардела заря новой эры, а может быть, происходит даже и упразднение ада.

2. Возможно, что в таких образах Матфей говорит о распятии Иисуса как об апокалиптическом деянии Бога Израилева. Может быть, он придумал эту историю не с тем, чтобы ее восприняли как реальные события, но как яркую метафору того, что произошло у креста [2024] .

2024

McDonald 1989, 91: землетрясение — это «у Матфея код апокалиптического деяния Бога».