Воскрешение из мертвых (Повести)
Шрифт:
В зале понимающе улыбаются.
— С этого и надо было начинать! — снова выкрикивает Вадим, но на него шипит теперь даже его сосед.
— Полемика — дело тонкое, требующее дипломатии, дорогой товарищ,- обращается Корнелий теперь уже к Вадиму.
— Да не обращайте вы на него внимания,- недовольно ворчит кто-то из комсомольцев.
И Корнелий начинает обстоятельно разоблачать ухищрения духовенства, спекулирующего на терпимости Ивана Петровича Павлова к религии. Излагает он вкратце и материалистическое мировоззрение великого физиолога.
Беседа его
9
По вопросам, которые полковник государственной безопасности задает Леониду Александровичу Кречетову, чувствуется, что он сведущ не только в физике, но и в геофизике.
— Вы полагаете, значит, что подобные эксперименты ведутся и еще кем-то? — спрашивает он Кречетова.
— Дело, видите ли, в том, товарищ полковник, что сотрудники Института физики Земли, тщательно изучившие по моей просьбе сейсмические явления за последние три месяца, обнаружили любопытные совпадения. Оказалось, например, что такого же характера колебания земной коры, которые были зафиксированы в момент экспериментов академика Иванова, зарегистрированы и по ту сторону нашей планеты.
— А это не те же самые?
— Нет, не те же. Они, во-первых, не совпадают по времени, во-вторых, несколько большей интенсивности, и, в третьих, таких колебаний там было не пять, а семь. И все они отождествляются с изменением земного магнитного поля, как и при экспериментах академика Иванова.
Полковник некоторое время молчит. Потом, прищурив глаза, спрашивает:
— И вы уверены, что…
— Нет, нет, абсолютной уверенности, конечно, нет! — торопливо перебивает его профессор Кречетов.- Да и академик Иванов не разделяет пока моей точки зрения. Считает эти совпадения случайными. Я, пожалуй, и не пришел бы к вам со всеми этими смутными догадками и подозрениями, если бы не сообщил о пропаже моего портфеля. Связь этого происшествия с теми геофизическими явлениями, о которых я вам только что доложил, может показаться вам…
— Нет, Леонид Александрович, мне это не кажется! У нас есть основания подозревать, что к вашей и академика Иванова работе проявляет интерес одна из иностранных разведок. Весьма вероятно также, что эксперименты, подобные вашим, ведутся и по ту сторону океана. А то, что проводятся они секретно, заставляет подозревать, что носят они не только научный характер. Как по-вашему, могут эти искусственные землетрясения быть «направленными»? Вы понимаете мою мысль?
— Да, вполне, товарищ полковник. Мне кажется, однако, что вызвать подобные явления в любом или специально заданном районе нельзя. Они, видимо, будут возникать главным образом в сейсмических зонах земного шара.
— А изменения геомагнитного поля? Могут они нарушить радиосвязь?
— Это более вероятно, хотя и в этом у меня нет пока полной уверенности.
— Ну, а тот молодой человек, который задавал вам вопросы из области
— Как в воду канул. Да это и понятно, если именно он похитил мой портфель,- усмехается Кречетов.- Ну, вот и все, что я пока могу вам сообщить.
— Спасибо и за это. Надеюсь, если еще что-нибудь…
— Можете не сомневаться, товарищ полковник.
10
В кабинете отца Алексей замечает книгу Харлоу Шепли «Звезды и люди». Он раскрывает ее и читает очень коротенькое предисловие автора:
«Если бы этой книге предшествовало посвящение, то прежде всего оно, вероятно, было бы обращено к свету звезд, насекомым, галактикам, а также к ископаемым растениям и животным, так как именно они вдохновили автора написать эту книгу».
Алексей так взволнован этими простыми словами, что на какое-то время даже забывает, зачем зашел в кабинет отца.
— Алеша, к тебе пришли,- слышит он голос матери, а в кабинет уже вваливается Сидор Омегин.
— Прости, дорогуша, что я к тебе без телефонного звонка,- гудит он.- Но я ненадолго — за одной справочкой только. Знаю, что ты человек эрудированный, потому прямо к тебе. Можно было бы, конечно, и к Фрегатову или к кому-нибудь из ученой братии, но те могут еще и высмеять за невежество…
— За невежество и я, пожалуй…- хмурится Алексей, недолюбливающий Омегина за его бесцеремонность.
— Да, и ты тоже можешь,- торопливо перебивает его Омегин.- Пожалуй, даже и стоит… Но ты же не пойдешь потом всем трепаться, как Фрегатов, что Омегин лапоть? Я же тебя знаю, ты человек деликатный…
— Давай ближе к делу,- нетерпеливо перебивает его Алексей.
— Вот ты очень горячо выступал вчера по поводу постоянства скорости света. Я, конечно, знаю, что это одна из физических констант, но мне всегда казалось, что есть в этом какой-то элемент метафизики. Потому я и позволяю иногда своим космонавтам летать с суперсветовыми скоростями. А вот сегодня в одном научно-популярном журнале прочел, будто некоторыми учеными ставится эта константа под сомнение. Что ты на это скажешь? Мне очень важно это для моего нового романа.
— Я не знаю, какими данными располагает редакция журнала, но вот что говорил по этому поводу такой ученый, как Макс Борн.
Алексей берет с полки книгу «Физика в жизни моего поколения» и читает:
— «Теория относительности утверждает, что не только скорость света одна и та же для всех движущихся относительно друг друга наблюдателей, но не существует никакого другого более быстрого средства для передачи сигналов. Это утверждение является дерзостью — откуда можно знать, не перешагнет ли будущее исследование эти границы? На это можно ответить: развитая из этого предположения система физики свободна от внутренних противоречий. Ее законы автоматически предсказывают, что никакому телу и никакой групповой волне, с помощью которых можно было бы передавать сигналы, нельзя придать скорость, большую скорости света… И это утверждение опять-таки подтверждено многочисленными точными экспериментами».