Воскрешение майя
Шрифт:
Иммануэль шагал за худощавым монахом по винтовой лестнице, освещенной только масляными светильниками на редких выступах известняковых стен.
— Такое оформление придумал твой брат, — сказал тибетец. — Оно приводит дух в нужное состояние.
Им пришлось спуститься на два пролета. Температура резко упала, Иммануэль потер руки, покрывшиеся гусиной кожей.
— Должно быть, чертов кондиционер полетел. Ого…
Лестница внезапно оборвалась, и они очутились на заснеженной вершине горы. Со всех сторон, насколько хватало взгляда, их окружали пики Гималаев. Иммануэль шагнул с последней ступеньки на заснеженную скалу, и каменный коридор за его
— Господи, ну и холодно же тут. — Глаза Иммануэля слезились, дыхание превращалось в пар. — Ладно, и что теперь? Надеюсь, что вы, ребята, предусмотрели тут какие-то укрытия, а то я уже почти отморозил яйца.
Чонг не обратил внимания на его слова, деловито шагая по глубокому снегу.
Иммануэль следовал за ним, чувствуя, что легкие обжигает холод, а босые ноги теряют чувствительность.
Наконец они достигли входа в пещеру.
Там сидел Джейкоб, замерший в позе «лотос». Одет он был только в черные штаны.
Кожа, под которой рельефно прорисовывались мускулы, была совершенно нормального розового цвета.
— Он с ума сошел? Хотя, он давно уже сошел. — Иммануэль стучал зубами. — Разбудите его, пока не замерз до смерти. Здесь же явно ниже нуля.
— При ветре здесь минус восемнадцать градусов по шкале Фаренгейта. Коснись его кожи.
Иммануэль протянул руку, тронул брата за плечо и удивился тому, что кожа того была очень теплой.
— Да у него горячка!
— Это не горячка, точнее, не горячка, вызванная болезнью.
— Я не понимаю. Давно он так сидит?
— Чуть меньше четырех часов.
— Четырех часов? Как…
— Это один из видов медитации Та Мо, которой обучил нас мудрец Шаолиня. Он использует энергию ци,чтобы управлять внутренними процессами своего тела, превращает бета-волны мозга в альфа-волны. Джейкоб повысил температуру своего тела, чтобы компенсировать внешний холод. А теперь давай посмотрим, сможешь ли ты обнаружить у него пульс.
Иммануэль прикоснулся к шее брата, затем, нагнувшись, прижался замерзшим ухом к груди Джейкоба, но ощутил только тепло.
— У него не бьется сердце. Он в нексусе?
— Нет. Такая тренировка лишь помогает подготовиться к нексусу. И к общению с отцом.
— Это вы его научили?
— Да, но даже мой учитель не достиг подобных высот. Когда Джейкоб вот так сфокусируется, его альфа-волны превышают все возможные показатели.
Иммануэль стиснул стучащие зубы.
— А как насчет… меня?
— Давай проверим. Сними куртку и садись перед братом.
Парень неохотно стянул с плеч куртку и сел в позу «лотос».
Холодный ветер, как нарочно, именно в этот момент дохнул во всю силу, пробирая до костей.
— Черт!
— Игнорируй холод. Закрой глаза. Представь себе тонкие трубки внутри своей грудной клетки. Трубки раскалены докрасна. Постарайся увидеть их внутренним зрением. Почувствуй тепло, которое струится к твоим рукам и ногам, запястьям и лодыжкам, наполняет пальцы. Вдыхай медленно через нос… Выдыхай плавно через рот. Каждый медленный вдох раздувает угли, которые раскалили трубки. Расслабься в тепле.
Иммануэль сосредоточился. Напряжение оставило мускулы. Он больше не дрожал.
— Хорошо. Очень хорошо. А сейчас я положу тебе на плечи простыню. Она окажется мокрой. Я хочу, чтобы ты сосредоточился и направил жар внутренних труб через тело на мокрую ткань.
Тибетец вошел в пещеру. Внутри стояла деревянная бадья с ледяной водой. Он вынул из воды
Мэнни распахнул глаза, потом снова закрыл их и сосредоточился, возвращаясь в состояние транса.
— Сосредоточься на трубках в своей груди, направь это тепло назад, к плечам, потом дальше, на мокрую простыню. Медленно вдыхай через нос, выдыхай через рот, с каждым вздохом раскаляя трубки…
Иммануэль замедлил свой пульс. Дыхание почти остановилось. Он чувствовал жар в животе, но во время игры в футбол этот жар опалял, а сейчас — согревал и расслаблял.
Разум открылся, и Мэнни провалился в темные коридоры, падая все дальше и дальше, пока не услышал голос:
Скучно, наверное, быть Богом… всемогущим и бессмертным, не знающим ни желаний, ни стремлений, ни триумфов, ни потерь. Ты поэтому создал нас. Господи? Ты поэтому «благословил» нас опасностями и отравил наше эго, сделал рабами похоти и жадности, силы и мести? Вся жизнь человечества для тебя — сплошные петушиные бои? Ты наслаждаешься жестокостью, которую мы способны проявлять в отношении друг друга?
Это веселит Тебя?
Или Ты, наш родитель и создатель, просто опустил руки? И когда же, хотел бы я знать, мы переступили черту? Не во время ли нашего детства, когда Ты учил нас через Ноя и Авраама, Иакова и Моисея? Когда это случилось? После распятия Христа? Ты и вправду простил нас? Или, возможно, Ты сдался во время нашего жуткого «подросткового» возраста, когда большинство родителей с трудом сдерживаются, чтоб не бросить ребенка на произвол судьбы? Тогда, Господи? Холокост заставил Тебя вздрогнуть от стыда за свое порождение? Хиросима? Корея? Вьетнам? 11 сентября? Конфликт 2012? Или зверства в Африке? Или бесконечный бой на Среднем Востоке?
Когда именно Ты произнес: «Ну и черт с ними!»?
Эгоистичные и глупые, жестокие, стремящиеся к разрушению, близорукие и злобные, дети наступают на ноги, пока они маленькие, но когда вырастают, наступают на сердце.
Все ошибаются, Господи. Мы были Твоей ошибкой?
Или все это лишь часть Твоего Великого плана?
Прости мои слова, сынок, но с тех пор, как ты покинул мою душу, я настолько полон злобы и ненависти, настолько жажду богохульствовать, что временами чувствую, что скоро взорвусь…
Иммануэль открыл темные глаза, завопил и вскочил на ноги, отбрасывая прочь нагретую и сухую простыню.
Джейкоб схватил его за плечи.
— Мэнни, что случилось?
Иммануэль обхватил себя руками, зашагал по снегу на нетвердых ногах.
— Компьютер, конец программы!
Снег и горные вершины исчезли, оставив только покрытую сенсорными панелями темную комнату. Холод потихоньку стал сменяться волнами тепла.
Джейкоб склонился над братом, который скрутился в клубок, чтобы согреться.
— Ты его слышал, так ведь, Мэнни? Ты слышал нашего отца!
Иммануэль, дрожа, вскинул голову.
— Я ничего не слышал. Выведи меня отсюда к чертовой матери!
Глава тридцать третья
Лорен Бекмейер устала.
Не так, как обычно после физических упражнений. Это было нечто иное: непреходящая, изнурительная, опустошительная усталость. Ничего подобного Лорен никогда раньше не испытывала, и это пугало своей новизной.