Воскрешение: Роман
Шрифт:
– Хорошо, – согласился Митя.
Они спустились с веранды и быстро отбежали вглубь зелени. Здесь между соснами была подвешена доска качелей, и Арина стразу же на ней устроилась. Пахло густой хвоей и ранним летом. Мите ничего не оставалось, кроме как усесться на мох и прислониться к стволу сосны.
– Почему ты сказал «хорошо»? – спросила она.
– А почему я не должен был говорить «хорошо»? – возмутился Митя.
– А почему ты должен говорить «хорошо»? – снова спросила Арина, раскачиваясь все сильнее. – Вот взяли бы велики и поехали, – добавила она.
– Мама бы все равно тебя не отпустила.
– Почему это? – усмехнулась Арина.
– Потому что ты маленькая, – ответил Митя наставительно.
Арина с презрением посмотрела на него и продолжила раскачиваться. Верхушки
– И куда бы мы поехали? – вдруг спросил он.
Арина зашелестела ногами по земле, веревки качелей прогнулись, она почти остановилась и посмотрела на Митю сверху вниз.
– Куда бы мы поехали… – повторила она, задумавшись; но потом снова засветилась. – Мы бы поехали к Анне Андреевне.
– Мама не любит, когда ты так говоришь, – ответил Митя. – Анна Андреевна умерла. Это могила. Ты не можешь так говорить о могиле. Кроме того, ты никогда ее не видела. И вообще, если мы туда поедем, мама отправит нас в магазин, потому что это «по дороге».
– Ты ее тоже никогда не видел, – победоносно парировала Арина и продолжила, перебивая саму себя: – Я видела фотографии. Она такая красивая. И еще папа нам ее читал. А в магазин я все равно не пойду. Ни за что. Ну хорошо, тогда бы мы поехали на залив.
Теперь настала Митина очередь почувствовать себя правым.
– На залив мама бы нас точно не отпустила, – победно сказал он. – Потому что она не хочет, чтобы мы слушали, о чем говорят папа и дядя Валера.
– Она никогда не хочет, – ответила Арина. – Это наша семейная тайна, а она не хочет, чтобы мы ее знали. Я знаю, что не хочет. Но мы все равно все узнаем. Обязательно узнаем, правда?
Она оттолкнулась ногой от земли и снова начала раскачиваться. Здесь, наверху, пахло неожиданно подступившим ветром с залива.
– Ты слышала, как папа сказал, что теперь многое станет ясным? – вдруг спросил Митя; Арина подумала и кивнула.
– А дядя Валера про этого богочеловека, – добавила она, немножко подумав. – Это, наверное, как снежный человек, только такой особый, от Бога?
– Дедушка Илья говорит, что никакого Бога нет, – ответил Митя.
– А дедушка Натан говорит, что это нас самих нет, а Бог – он как раз и есть. Хотя как это так – нас нет? Как это может быть, чтобы нас не было? Ты лучше скажи, почему это дедушки бывают такие разные?
Митя задумался.
– Но мы все равно все узнаем, – повторила Арина. – Или папа нам расскажет. Он же сказал, что теперь все всё узнают. Я думаю, что нам он расскажет первым. Если ему мама не запретит.
Мама спустилась с веранды и подошла к ним.
– Как это тебе не надоедает качаться, – с неодобрением сказала она.
– Я хочу к Ленке. – Арина старалась говорить капризным и обиженным голосом. – Она нас вчера приглашала, а ты нас не отпускаешь. У них вот такой, – она раскинула руки, чуть не упав с качелей, – ньюфаундленд.
– Ты сейчас упадешь и сломаешь шею, – сказала мама. – Но к Лене идите, всяко лучше, чем шататься от ворот до забора.
Боясь, что она передумает, они выбежали из дома, быстрым шагом прошли вдоль по улице, свернули направо, огляделись, еще раз повернули направо, по тропинке пересекли железную дорогу, прошли мимо яблонь, цветущих необыкновенным влекущим светом на даче композитора Соловьева-Седова, миновали еще несколько домов и даже тот большой двухэтажный деревянный дом, на который родители всегда показывали с особым почтением, потому что там когда-то жил сам Шостакович, которого они ходили слушать в филармонию и который был у них на пластинках. Свернули направо еще раз и, как в глубокую южную воду, нырнули в сосновый северный лес.
– Мы можем спуститься к заливу лесом, – объяснил Митя. – И здесь нас никто не увидит.
Арина побежала по тропинке, медленно спускающейся под гору. Лес был почти без подлеска, и ей вдруг захотелось бежать без оглядки, направо, налево, бегать кругами по уютному земляному ковру; а в просветах между соснами светилось яркое небо, под которым – по ту сторону узкого песчаного пляжа со старыми лодками – лежала мелкая вода залива. Ей вдруг стало казаться, что где-то там внизу, под этим неожиданно синим небом и находится то время, о котором говорил папа, когда все станет ясным,
Комната Арины находилась на втором этаже, и перед сном, когда дом уже затих, затихли соседние дома и даже во многих дальних окнах погас свет, она тихо открыла окно, прижалась к подоконнику и, не зная, как назвать это чувство счастья, ожидания, предчувствия и полноты, погружаясь в прозрачный обморок чувств, долго вдыхала запах сада и летних звезд.
Митя уже спал, и ему снилось, что где-то там, за могилой Анны Андреевны, за Щучьим озером и озером под названием Красавица, даже за поселком Симагино и военной базой, куда им категорически запрещалось ездить на велосипедах, где-то за дальними карельскими болотами в темноте появляются люди. Один за одним, они поднимались, выпрямлялись, как-то странно потягивались и начинали идти, привлеченные дальним запахом света. Во сне ночь была почти беззвездной, а серая луна висела совсем низко над вершинами елей. Небо у них за спинами было высвечено совсем тускло, но даже этого тусклого света было достаточно для того, чтобы очертить эти черные, бессветные, медленно движущиеся фигуры. Скрытые становились явными. Их было много, они были и ближе, и дальше; оказываясь на полянах и прогалинах, выступали отчетливее, высвечиваясь почти до самой земли темными силуэтами; другие же почти полностью пропадали в темноте подлеска. Они шли медленно, но твердо, упрямо и неотступно; Мите стало казаться, что земля постепенно наклоняется и опрокидывается ему навстречу. Ему показалось, что еще немного – и елки, и подлесок, и подступающие темные фигуры покатятся навстречу; но этого не произошло, они лишь подходили все ближе, все четче вырисовывались в просветах лунного неба. И тут кто-то закричал. То ли это кричали бессветные люди, то ли он сам не выдержал и стал кричать в своем сне. Митя проснулся; но время, сделав свой первый ход, так больше никогда не согласилось остановиться.
Часть третья
ВЕСНА
Действительность создается лишь в памяти.
Теплая галька в ладонях; Арина переворачивала камни, чуть-чуть их сжимая, откладывала в сторону. Приблизила камень к глазам, широко раскрыла ладонь, вблизи мелкие точки на поверхности камня стали разноцветными. Она замерла и тотчас же услышала, как шумит море, негромко, но широко и чуть торжественно. Воздух был пропитан густым и счастливым запахом теплого моря, а от той гальки, что лежала поближе к косогору, подальше от кромки прибоя, пахло тиной. Несколько лет подряд они снимали здесь дачу между морем и подножием гор, в густой прибрежной зелени, рядом с городком под названием Алупка. Точнее, как объяснила ей мама, дачу снимал дедушка Илья, но как раз он-то бывал здесь наездами. То приедет на целую неделю, привезет множество подарков, а то надолго исчезнет, и на все вопросы, когда он вернется, ей будут отвечать недовольно и туманно: «У него много работы». А как-то дедушка приехал и на следующий же день уехал в Форос, дальше по берегу; уехал утром, а вернулся вечером, расстроенный и озабоченный. Из аэропорта в Ялту ходил троллейбус, настоящий городской троллейбус, точно такой же, как к метро «Политехническая», но здесь он шел между горами, вздрагивал на поворотах и постепенно спускался к морю. Это было удивительно и странно. Из Ялты до Алупки они уже добирались обычным автобусом. В то лето они жили здесь все – и Митя, и Поля, и Лева, и мама, и тетя Лена, и бабушка Аня, и даже дядя Женя приехал и остался с ними на целый месяц. А вот папа не поехал с ними вовсе; уехал то ли копать, то ли реставрировать, то ли и то и другое, какой-то свой монастырь, и за это Арина на него немного обиделась.