Восьмая личность
Шрифт:
– Они работают в «Джин&Ко», – шепчет Элла, пока девушки быстро идут к нам.
– Привет, Элла, – говорит та, что покрасивее, и чмокает Эллу в щеку. – Что ты здесь делаешь?
Другая поворачивается ко мне и тоже чмокает меня в щеку, хотя мы с ней не знакомы.
– У меня встреча с хозяином.
– С Навидом?
– Ты его знаешь?
– Да, мы знакомы, – хором отвечают обе и чванливо выпячивают груди, будто это нос фрегата. Подозреваю, они тем самым хотят произвести впечатление на Навида. – Мы работаем здесь с прошлой
Девицы смеются.
– Круто, – говорит Элла.
– А кто мне скажет, где тут туалет? – вмешиваюсь я.
– Там, – указывает та, что покрасивее. – За двойной дверью.
Я отклеиваюсь от Эллы с намерением набить в свой крохотный бюстгальтер носовых платков.
Когда я возвращаюсь, возле Эллы вместо девушек стоят мужчина, высокий и атлетического сложения, и пожилая женщина, невысокая и суровая.
Я занимаю свое место подле Эллы.
– Я Кесси, – представляется женщина, пожимая мне руку.
Таких мадам – деловых, в возрасте за пятьдесят, в строгом костюме и с безжалостной улыбкой – всегда можно найти там, где мужчины считают приемлемым покупать секс. Кесси протягивает мне напиток, загибая о стакан розовую соломинку. Она окидывает меня острым как бритва взглядом невыразительных глаз.
– Спасибо, – говорю я, по неловкой позе Эллы чувствуя, что она напряжена. На ее губах застыла фальшивая улыбка, руки скрещены на груди.
Наконец ко мне поворачивается мужчина. Между его губ болтается зубочистка.
– Я Навид, – улыбается он.
Моя первая реакция – паника. Опираясь на спинку барного стула, на котором сидит Элла, он осматривает меня с ног до головы. У него влажные глаза животного. Он одет в темно-синий кашемировый пуловер и белоснежную сорочку, на ногах мокасины «Тодз». Он смотрит на меня, перекидывая зубочистку туда-сюда. Мимо нас проскальзывают те две девицы. Он замечает их, но все же пытается сохранить сосредоточенность. В конечном итоге он опять поворачивается к Элле.
– Я рад, что ты хочешь присоединиться к нам, – медленно, мягким голосом говорит он. Его глаза – как ямы с чернилами. – Ты отлично впишешься в коллектив. Правда, Кесси?
Кесси кивает.
«Фу», – говорит Стая.
Элла опускает руки между ног и наклоняется к нему, словно наэлектризованная его вниманием. Раздуваясь от его похвалы. На мгновение я представляю знакомых мне девушек, которые живут в моем районе чуть западнее меня. В них постоянно тлела надежда, что кто-нибудь из парней постарше – или их отцы – обратят на них внимание. Что кто-нибудь освободит их от жизни, в которой они никогда не чувствовали себя хорошо. В которой их редко ласкали или обнимали.
Кесси смотрит на Эллу, как на призовую корову. Когда она тянется за орешками к миске на барной стойке, с ее правой руки коварно подмигивает бриллиант. Она забрасывает орешки глубоко в глотку, потом опять наклоняется вперед, и нефритовые
– Мы платим два пятьдесят за ночь, – говорит Кесси, – еще есть чаевые.
– Сколько? – спрашивает Элла.
– По-разному.
– От чего это зависит?
– От того, как сильно ты им нравишься, – говорит Навид. – Много ли улыбаешься.
Элла улыбается.
– Здорово! – Она ликует, и все трое смеются.
Я, аутсайдер, краем глаза замечаю Шона: он сейчас стоит за барной стойкой.
– Сейчас вернусь, – говорю я.
– Конечно, – говорит Навид, – можешь не спешить.
«Естественно, могу, – мысленно говорю я. – Ведь тебя интересую совсем не я».
Шон видит, что я иду к нему.
– Привет, – говорит он, подмигивая.
– Привет. – Я улыбаюсь ему.
Короткие рукава майки открывают перекатывающиеся выпуклые мышцы его плеч, я ухитряюсь разглядеть несколько татушек. На правой руке – хвост русалки, на левой – пятку чудовища. Чудовища и русалки.
«Интересно, кого он предпочитает, – гадает Онир. – Русалок? У них нет страха глубины, зато есть страх прожить жизнь в мелководье. Или чудовищ? Тех, что в голове, а не под кроватью?»
«Ш-ш», – говорю я.
Я наблюдаю, как он смешивает коктейли, как двигаются его руки. Хвост русалки вытягивается, когда он насаживает крохотный гибискус на край стакана с ободком из соли. Он подвигает персикового цвета напиток девушке с отталкивающей физиономией. Девушка одаряет его улыбкой, открывая кривые зубы, и опускает красивые глаза.
Шон перегибается через стойку и целует меня в губы.
Отталкивающая физиономия забирает свой коктейль и спешит прочь.
– Все на сегодня в силе? – спрашивает он.
– Конечно, – отвечаю я и поднимаю большой палец, характеризуя ознакомительную встречу Эллы с Навидом и Кесси позади меня. – Я просто…
– Все в порядке, иди. Найдешь меня в подсобке через полчаса.
Я знаю, что делать мне это не следует, но я все равно обхватываю его за шею и целую. И надеюсь, что на нас смотрят. На этот раз я целую его с языком. Поступок, продиктованный собственническими чувствами – чтобы дать всем понять: этот парень – мой, во всяком случае, на сегодняшний вечер.
Раннер зажмуривается.
«Фи», – говорит она, морщась.
– Еще выпьешь? – спрашивает Навид, когда я возвращаюсь к ним.
Кесси в конце барной стойки разговаривает с официанткой с фальшивой грудью.
– Нет, спасибо, – отвечаю я, обращая внимание на то, что официантка нервно теребит подол своей короткой черной юбки.
Едва не плача, она поворачивается и указывает на группу мужчин в дальнем конце под большими зеркалами в стиле деко. Споты, установленные по обе стороны от группы, освещают липкие от пота щеки мужчин.