Восьмое Небо
Шрифт:
Прежде чем задать следующий вопрос, Тренч долго молчал.
– Ринриетта улетела?
Габерон осторожно шевельнул плечами:
– Она была бы последней дурой, если б не улетела.
Тренч неожиданно посмотрел на него в упор.
– А ты бы улетел?
Габерон выдавил из себя улыбку. Улыбка была неказистой, не чета его парадной. Бледная и слабая улыбка смертельно уставшего человека. Так в родную гавань возвращается из дальней экспедиции корабль – с потертыми парусами, обожженный, лишившийся флагов и вымпелов, накренившийся, едва ползущий по ветру…
– Приятель, я бы убрался отсюда быстрее, чем
– Бросив нас с капитанессой?
– Что ж поделать… Запомни, дядя Габби знает толк в хорошей одежке, но собственная шкура для него ценнее всего.
Тренч тихо засмеялся, отчего Габерон опасливо на него покосился. Кажется, на инженера опять подействовали медленно сводящие с ума муки Марева. Но, отсмеявшись, Тренч внезапно обрел прежнее спокойствие.
– Ты ведь всегда врешь, да? Даже перед лицом смерти?
– О чем ты?
– Ты ведь вовсе не такой самовлюбленный идиот, каким хочешь казаться.
Габерон отчего-то почувствовал себя уязвленным.
– Не понимаю, что ты несешь, - отозвался он оскорбленно, - Видать, хорошо ты Марева хлебнул…
– «Саратога».
– Что еще за «Саратога»?
– Корабль, что вез меня в Шарнхорст. Ты отправил его в Марево одним выстрелом. А потом соврал капитанессе про то, что уронил пальник из-за крема, помнишь?
Габерон хотел было запротестовать, но понял, что не сможет сделать это достаточно убедительно. Кроме того, в этом уже не было особого смысла. Когда над тобой – семь сотен футов Марева, на многие вещи начинаешь смотреть иначе.
Он улыбнулся и подмигнул бортинженеру:
– А ведь хорошо вышло, а?
– Хорошо, - согласился Тренч, - Она поверила.
– Но зачем, Габбс?
Габерон склонил голову, что могло означать кивок.
– Ничто так не укрепляет нас, как слабости тех людей, что нас окружают, - произнес он, - Ринриетта отчаянно хочет быть сильной. Но у нее это не всегда получается.
– Поэтому ты специально выглядишь напыщенным идиотом?
Габерон поморщился.
– Эй, не перегибай! Я просто… позволяю ей чувствовать себя свободнее. Собственные слабости всегда отступают в тень, когда наблюдаешь за слабостями других людей. А у Ринриетты все еще слишком много слабостей, от которых она пытается избавиться. И которые время от времени заставляют ее оказываться в глупейшей ситуации. Слушай, - он толкнул локтем Тренча, - А ведь тот выстрел и в самом деле был хорош, а?
– В самом деле. Прекрасный прицел.
– То-то же, - Габерон щелкнул пальцами, - Точно в котел. Не так-то это и просто, надо сказать, даже когда стреляешь по неподвижной цели. Боковой ветер, поправки, разница высот…
– Ты ведь сразу все понял, да?
– Приятель, я полощусь в этих ветрах почти всю свою жизнь, - Габерон скупо улыбнулся, - Разумеется, я почуял запах засады. И заметил, как головорезы из экипажа прячут под парусиной оружие.
– Но ничего не сказал капитанессе.
– Чтоб она бросилась в рукопашную, размахивая саблей? Боязнь оказаться недостаточно хорошей, чтоб стать достойной наследницей своего деда – ее главная слабость. Все из-за проклятого Восьмого Неба… Если за ней не присматривать, она точно окажется там раньше положенного… Я лишь стараюсь ограждать ее от чрезмерно больших неприятностей. Иногда мне это даже удается. Но ты-то как понял?
Улыбку Тренча можно
81
Фотостомии – род глубоководных рыб, имеющих орган свечения.
– Твой гандек.
– А что такое с гандеком?
– Он в ужасном беспорядке. Но только на первый взгляд. Ты нарочно сделал так, чтоб он выглядел запущенным и грязным. На самом деле твои пушки в абсолютном порядке. Внутри.
– Ты ведь сам чистил ржавчину!
– Не ржавчину, - Тренч покачал головой, - Сахар. Коричневый тростниковый сахар. Но выглядит похоже. Разбросанные ядра – мулежи. А паутину ты сделал из пряжи.
Габерон польщено кивнул.
– Да, получилось недурно. Знал бы ты, скольких сил стоит создание и поддержание беспорядка на гандеке! Ведь мало набросать вещи в кучу, беспорядок должен быть естественным, а это не так уж просто устроить. Да и в остальном… Иногда довольно сложно сделать вид, будто потратил целый час на выбор сюртука. А от некоторых духов у меня аллергия… Но сложнее всего было научиться спать по двенадцать часов. Ох, я учился пару лет, не меньше. Пришлось пережить настоящую битву с собственным организмом. Но зато теперь без ложной скромности могу сказать, что способен проспать даже пятнадцать часов подряд!
Тренч уважительно хмыкнул.
– Ничего себе!
– Ерунда, - Габерон напустил на лицо снисходительное выражение, специально подобранное к этому случаю, - Надо всего лишь в мелочах придумать образ, а потом воссоздать в себе каждую его черту. Вжиться в чужую чешую, понимаешь? Тогда даже случайные твои действия будут естественны и органичны, так нас учили.
– Где учили?
Габерон ощутил желание плотно сомкнуть зубы, чтоб прикусить не в меру развязавшийся язык. Так обычно и утрачиваешь контроль, подумал он, мрачнее. Закручиваешь гайки много лет, а только немного расслабишься – и все, что скручивалось внутри, рвет наружу. Это все чертово Марево, размягчает волю…
– Неважно. Но поверь мне на слово, быть мной вовсе не так просто, как может показаться на первый взгляд.
– Жаль, что капитанесса не узнает о твоих достижениях.
– У нее будет шанс, если мы сможем выбраться на верхнюю палубу.
– Ты ведь сказал, что она улетела?
– Нет, - возразил Габерон - Я сказал, она была бы последней дурой, если б не улетела. И, будь уверен, так оно и есть. Для несостоявшегося законника она чертовски неплохо усвоила пиратский кодекс чести. Капитаны не бросают своих подчиненных, ты ведь знаешь об этом? Возможно, это нас и спасет.
– Каким образом?
– Есть у меня еще один план… - Габерону пришлось постараться, чтоб придать голосу ленивые интонации, особенно сейчас, когда он чувствовал себя опустошенным и выпитым до дна, - Честно говоря, оставлял на крайний случай. Но сейчас, кажется, именно такой. Нам не просидеть здесь еще час, а этот жестяной болван куда крепче, чем я думал. Он все еще на ногах и боеспособен. Несмотря на помрачнение сознания, его основной инстинкт все еще действует. А значит…
– Значит?..