Восьмое Небо
Шрифт:
То, что она принимала за тень баркентины, скользящую по верхним слоям Марева, вовсе не было тенью. Сейчас, когда закатный багрянец потемнел еще немного, это стало заметно. Не тень – с ужасом поняла Корди, мелкими глотками втягивая воздух, ставший вдруг удивительно сырым и холодным. Что-то большое, летящее в Мареве одним с «Воблой» курсом. И, судя по тому, как меняется его цвет, спешащее вырваться в чистое небо.
– Дядюшка, это… оно… - Корди ткнула вниз дрогнувшим пальцем, - Т-там…
Сперва ей показалось, что это корабль. По размеру почти не уступающий «Вобле», скрытый до топов мачт в ядовитых клубах Марева,
Оно неспешно поднималось в верхние слои, стряхивая с себя липнущие ядовито-алые хлопья, и с каждой секундой делаясь все зримее, явственнее, реальнее. Это было невероятно страшно и в то же время завораживало – словно твой самый жуткий ночной кошмар прорывается в мир живых.
Оно было живым. Не корабль, не остров, не блуждающий риф. Корди вдруг отчетливо увидела острый вертикальный плавник на спине странного чудища. Гигантская акула? Акула из Марева? Спина странного существа отчетливо серебрилась – там была чешуя, только росла она как-то причудливо, словно бы пятнами… Но стоило Корди несколько раз озадаченно моргнуть, как сходство с огромной акулой уже не так бросалось в глаза – теперь она видела потемневшее от времени дерево, бесцветные обрывки парусов, стелящиеся оборванные снасти и остовы мачт…
Не акула, поняла с ужасом Корди, и не корабль. Плоть срослась воедино с деревом, парусина – с чешуей, породив нечто столь же чудовищное, сколь и противоестественное. Это выглядело как… Как если бы гигантская акула проглотила целиком шхуну, а потом, вместо того, чтоб переварить добычу, срослась бы с нею. Из жабр выдавались ржавые оконечности машинных труб, из несимметричной пасти вперемешку с зубами торчал остро обломанный остов бушприта, а под ярко-алым языком можно было разглядеть изломанные части верхней палубы.
Чудовище стремительно поднималось из Марева, разгоняя ударами огромного хвоста алую взвесь. Корди увидела его глаза – не черные и безразличные, как у обычных акул, а мутные, серые, точно поросшие изнутри полусгнившими водорослями. Эти глаза видели «Воблу». Они следили за ней. Корди вдруг захотелось развернуть баркентину и направить ее в самую середку шторма, из которого она вынырнула. Туда, где ветер ломает мачты и заставляет лопаться доски. Лишь бы не видеть этих глаз, слепо ворочающихся в глазницах и не слышать склизкого шороха чешуи по дереву. Глупая идея, конечно – шторм, едва не отправивший «Воблу» вниз, стремительно растворялся, от него осталось лишь несколько тающих грозовых облаков.
– Что это, Дядюшка Крунч? – пролепетала Корди, не в силах даже отстраниться, - Откуда оно?
– Харибда, - тяжело обронил абордажный голем, наблюдая за тем, как чудовище растет в размерах, высвобождаясь
– Она… Оно… живое?
– Живое, - мрачно подтвердил голем, - И чертовски голодное. Ох как некстати наша «Вобла» потеряла паруса… Ты даже не представляешь, с какой скоростью может нестись голодная харибда!
Корди сглотнула застрявший в горле комок, больше похожий на шершавую персиковую косточку.
– Ты хочешь сказать, она может на нас напасть?
– Нет, - Дядюшка Крунч скрипнул кулаками, - Я хочу сказать, что она уже на нас напала.
* * *
Ночь не принесла Корди облегчения. С трудом добравшись до своей каюты, она рухнула в свою койку, не раздеваясь и не снимая ботинок. Даже не успела пожелать спокойной ночи Мистеру Хнумру – провалилась куда-то в черную яму, где падала бесконечно долго, до тех пор, пока скрежет «Воблы» не вырвал ее из сна. Но даже проснувшись, она не сразу поняла, что было частью изматывающего жуткого сновидения, а что произошло на самом деле.
Огромная рыбина, гонящаяся за «Воблой», была на самом деле? Корди ощутила рывки – баркентина шла резкими ломанными галсами, то и дело меняя курс – и вспомнила, едва не вскрикнув спросонья.
Страшилище, вынырнувшее из самого Марева, похожее на плод соития гигантской рыбины и наполовину переваренного корабля - противоестественное, пропитанное искаженной магией, сочетание живого и неживого, порожденное, казалось, каким-то нелепым экспериментом по моллекулярной трансформации. Но Корди знала, что сотворить что-то подобное не смогла бы ни одна ведьма во всем воздушном океане, даже будь в ее распоряжении бездонная прорва магической энергии. Соорудить что-то подобное могла лишь одна сила. Бесконечно враждебная и человеку и его чарам.
Корди со стоном выбралась из койки. Тело казалось пережеванным, перетертым, измочаленным, как канат, который долго жевала голодная акула с тупыми зубами. Оно не хотело шевелиться, оно хотело спрятаться в спасительном мире сна – и не показывать оттуда даже кончик носа. Но Корди знала, что у нее нет права валяться в койке, пока Дядюшка Крунч и Шму изо всех сил стараются победить дьявольскую харибду в безнадежной гонке. Пять часов сна и так были непозволительной роскошью.
Корди не хотела покидать капитанский мостик, пока Дядюшка Крунч, орудовавший лопатой в машинном отсеке, не передал через Шму, чтоб она отправлялась спать. Приказ был уместен – к тому моменту ведьма почти ничего не соображала от усталости и больше висела на штурвале, чем управляла кораблем. Впрочем, не прикажи он, Корди наверняка бы уснула прямо там, впившись руками в источенные ветрами дубовые рукояти.
Харибда не собиралась уступать. Едва вынырнув из Марева, она устремилась к «Вобле», стремительно набирая высоту. Не требовалось быть специалистом по чудовищам, чтоб понять ее намерения, да она их и не скрывала. В передней части ее тела распахнулась пасть, столь огромная, что в нее, пожалуй, мог бы зайти шестивесельный вал, не задев зубов. Зубов было много, это Корди разглядела даже при слабом свете закатного солнца. Зубы эти не походили на акульи, скорее, на зазубренные обломки мачт и рангоута, растущие прямо из плоти.