Воспитание поколений
Шрифт:
Очень трудная литературная задача стояла перед Житковым. Всю книгу — а в ней около пятнадцати печатных листов — он даёт как рассказ мальчика. Нужен был большой и внимательный труд, острое чутьё языка, богатство наблюдений над психикой детей, их способами выражать свои мысли, чтобы выдержать тон, не сбиваясь, не вульгаризируя детскую речь. Читая книгу, забываешь, что сюжет и образы появляющихся в рассказе людей играют служебную, подчинённую роль. Неудачен только образ матери Алёши, излишне суетливой и наивной.
Познавательный материал входит в сюжет органически,
Вот пример, один из сотен возможных, как появляются в книге сведения о вещах, как входят в круг представлений ребёнка, оживают прежде неясные или мёртвые для него слова.
Едут в автобусе, встречают войска, отправляющиеся на манёвры.
«И все стали говорить:
— Кавалерия идет.
А это просто верхом красноармейцы ехали с саблями и с ружьями…
А потом поехали ещё с пиками, которыми колоть. Только они пики вверх держали, потому что ещё не война.
Дядя мне сказал:
— Вот это казаки.
А дальше, за казаками, прямо по полю поехали домики. Они серые. А сверху башенка. А из башенки, я думал, палка торчит.
Дядя засмеялся и говорит:
— Это пушка, а не палка.
А домики из железа.
Пушка как бахнет — только держись! А домик креп кий: в него из ружья можно стрелять, ему ничего.
Это танк. Там люди сидят. Военные. Они могут наехать на кого хотят. И враги никуда от них не могут спрятаться. Потому что танк куда хочет едет. Он на дерево наедет и дерево поломает. Он прямо на дом наедет и весь дом поломает. Он захочет — и в воду поедет и будет под водой ехать».
Неторопливо и в то же время сжато Житков даёт именно тот комплекс знаний о каждой вещи, какой нужен и достаточен для пятилетнего.
Сравнения, легко ассоциирующие незнакомое с будничным, привычным, образные определения подобраны очень искусно: именно так мог бы описывать ребёнок увиденные им впервые вещи. Житков сумел сохранить в рассказе и удивление ребёнка перед новым для него явлением или предметом, и лёгкость, с которой он осваивает новое, принимает его в свой мир, и остроэмоциональное отношение к каждой встрече, и поразительность того, что незнакомое слово означает обыкновенную вещь (кавалерия — «это просто красноармейцы верхом»).
Нужно было проработать огромный материал для создания этой универсальной книги, в которую Житков с такой щедростью вложил весь свой писательский опыт и талант, знания и наблюдения разнообразно прожитой жизни, словно предчувствовал, что книга эта последняя. Она не только интересна, но и принципиально нова для детской литературы — её не с чем было сравнить.
Впрочем, эта писательская щедрость для Житкова не исключение, а правило.
К каждой своей книге, к каждому рассказу подходил писатель со свежей мыслью и свежим творческим замыслом, с таким запасом материала, что мог выбирать из него самое важное для читателей и самое интересное.
Некоторые книги Житкова о технике устарели по материалу — техника ушла вперёд. Но ни одна не устарела как образец отношения художника к слову, которое должно побудить читателя ворочать горы.
В рассказах Житкова —
Не устарел его пример и для писателей.
К. Федин писал, вспоминая о Житкове:
«Мы очень часто в писательской среде применяем слово «мастер». Но мастеров среди нас не очень много. Житков был истинным мастером, потому что у него можно учиться письму: он писал как никто другой, и в его книгу входишь, как ученик — в мастерскую».
Это верно. Умением простыми средствами создать предельно ясный, но не упрощённый образ, умением точно видеть и точно описать, доверием и уважением к юному читателю, стремлением вывести его на правильный жизненный путь, вооружить его высокой моралью и богатыми знаниями Борис Житков вошел в ряд больших советских писателей, определивших характер и художественный уровень нашей литературы для детей.
Л. ПАНТЕЛЕЕВ
1
В начале 1927 года Горький был взволнован присланной ему книгой. «Не попадет ли в руки к Вам, — писал он С. Н. Сергееву-Ценскому, — книга «Республика Шкид» — прочитайте! «Шкид» — «Школа имени Достоевского для трудновоспитуемых» — в Петербурге. Авторы книги — воспитанники этой школы, бывшие воришки, одному — 18, другому — 19 лет. Но это — не вундеркинды, а удивительные ребята, сумевшие написать преоригинальиую книгу, живую, весёлую, жуткую. Фигуру заведующего школой они изобразили монументально. Не преувеличиваю».
И через несколько дней Горький снова вспоминает о «Республике Шкид» в письме куряжанам, воспитанникам А. С. Макаренко: «Для меня эта книга — праздник, она подтверждает мою веру в человека, самое удивительное, самое великое, что есть на земле нашей». А потом опять Сергееву-Ценскому — очевидно отвечая на его вопрос: «Мне кажется, что один из «шкидцев», Леонид Пантелеев, — парень талантливый. Ему сейчас 20 лет, он очень скромен, серьёзен, довольно хорошо знает русскую литературу, упорно учится. «Пинкертоновщина» ему чужда».
В литературу пришёл талантливый человек — Горький всегда ощущал это как праздник. Но праздником была для него и сама книга. «Республика Шкид» говорила о явлении поразительном — о том, как дети, отягчённые долгим беспризорничеством, потерявшие представление о внутренней дисциплине, а многие и о нравственности, преображались в школе-интернате, которой руководил талантливый педагог. Выходили из школы достойными и деятельными гражданами нашего общества. И речь шла не об исключительных судьбах, а о целом коллективе. Могло ли это не взволновать Горького[11].