Воспитательные часы
Шрифт:
Потому что если я что-то и узнала о Ретте Рабидо, так это то, что могу на него положиться. Он сильный и надежный, я знаю это всей душой. У него есть качества, которые, как я начинаю понимать, более ценны, чем откровенная сексуальная привлекательность.
Мы быстро добираемся до нашего квартала, поворачиваем направо, потом налево, пока я не вижу оба наших дома.
— Если хочешь, можешь припарковаться у своего дома. Остаток пути я могу пройти пешком.
— Ни за что. Холоднее, чем у ведьмы под си…
— Что, прости?
— Ничего.
Сиськой? Он собирался сказать «сиськой»? Не может быть. Не Ретт.
Мои щеки заливает жар.
— В любом случае, спасибо за помощь.
— Без проблем.
Я касаюсь его предплечья.
— Серьезно. Спасибо, что приехал за мной.
— Не за что. Ты не прервала ничего важного.
Прервала.
— И все же я ценю это.
— Я сделаю это для любого из моих друзей.
— Друзья.
Верно.
Прочищаю горло, поправляю сумочку на коленях, мой маленький домик в конце улицы на виду. Ретт притормаживает, останавливаясь у обочины.
Мы сидим в темноте, пока он не заглушает мотор и не открывает дверцу. Идет к пассажирской двери. Открывает ее, как джентльмен, чтобы я могла спуститься, его взгляд находит бледную полоску обнаженного живота, прежде чем с тоской отстраниться.
Это было мимолетно, но я уловила.
Спускаюсь на улицу, один длинный шаг за другим. Он провожает меня до входной двери, позвякивая ключами в одной руке и сжимая сумочку в другой.
Я пробегаю голодными глазами по его телу, ничего не могу с собой поделать. Не видела его больше суток, а теперь, когда я увидела фотографии Ретта в борцовском синглете, ну…
Теперь мое тело не остановить.
Он слегка вздрагиваю, ударяясь спиной о входную дверь. Я смотрю на него в тусклом свете единственной лампочки на крыльце, сквозь прохладный осенний воздух.
— Еще раз спасибо.
— Без проблем.
— Хочешь войти?
Парень переминается с ноги на ногу, засунув обе руки в карманы серых брюк, и непроизвольно натягивает ткань на промежность. Я стараюсь не таращиться на его выпуклость, но не могу.
— Лучше не надо.
У меня опускаются плечи. Лучше не надо? Что это значит?
— Тогда ладно. Думаю, пора прощаться?
Боже, не могу не думать, что это то, что я бы сказала, если бы это было первое свидание.
— Bonne soir'ee, Лорел. — В темноте трудно разглядеть выражение его лица, потому что нависающий над крыльцом навес скрывает глаза, но я достаточно хорошо вижу его рот, чтобы уловить намек на сомнение.
Нерешительность. Неуверенность.
— Означает ли Bonne soir'ee, спокойной ночи? — шепчу я, не сводя глаз с его рта.
— Oui. — Его глаза улыбаются на фоне темно-шоколадного цвета, теплые и милые. Скромно и мило.
«Я должна знать, как чувствуются эти губы», — шепчет тихий голос внутри меня.
Я должна знать, как они чувствуются, прижимаясь к моим. Я должна
Если не узнаю в ближайшее время, это может быть конец для меня.
Поэтому роняю сумочку на землю рядом с ботинками. Подхожу ближе, наклоняюсь, сокращая расстояние между нашими губами, нашими телами.
Когда моя грудь касается его груди, и я закрываю глаза, чтобы вдохнуть его лосьон после бритья, дыхание со свистом выходит из моих легких. Одеколон, дезодорант, чтобы это ни было, это божественно.
Веки трепещут, закрываясь, когда кончик моего носа касается гладкой стороны его шеи, вдыхая его кожу.
— Лорел, — осторожно хрипит он, выпрямив спину. — Ты пьяна?
Его дыхание пахнет мятной зубной пастой.
Я совершенно уверена, что хочу его облизать.
Прижимаюсь еще ближе, жар, исходящий от его твердого мужского тела, опьяняет сильнее, чем любое ощущение, которое я чувствовала в течение многих лет.
— Нет. — Никогда в жизни не была так трезва. — Я не пьяна… не от алкоголя.
Приподнявшись на цыпочки, мне нужен всего лишь дюйм, чтобы дотянуться до его рта. Грудь прижимается к его груди, мои губы касаются его, оставляя едва заметный след. Тело Ретта застывает, приросшее к крыльцу, дыхание покидает его тело так быстро, что я чувствую, как его сердце бьется в такт моему.
Я целую его один раз, позволяя губам задержаться на углублении в уголке его рта. Целую его снова, наслаждаясь его полной нижней губой. Дугой над верхней губой. Шелковистые. Мягкие.
Мои руки находят прямую дорожку вверх по его мускулистой груди, по твердым соскам. Медленно открывают путь к его челюсти. Приземляются на его бицепсах и остаются там, сопротивляясь желанию сжать мышцы под кончиками пальцев.
Ретт с дрожащим лицом прижимается лбом ко мне, но это не то, чего я хочу. Ничего не делает, чтобы удовлетворить мое ненасытное любопытство — это желание, которое я чувствовала с первой встречи с ним лицом к лицу.
Я хочу, чтобы он поцеловал меня.
Мне нужно, чтобы он поцеловал меня.
Мне нужно знать, существует ли эта связь между нами.
Болезненно медленно, его губы раздвигаются на долю секунды, едва-едва, встречаясь со следующим прикосновением моего рта. Он принимает их нерешительно, неуверенно.
Потом еще и еще, тихий шепот наших поцелуев в темноте.
Наших губ.
Подняв веки, я обнаруживаю, что его веки закрыты, длинные ресницы касаются высоких скул. Ноздри раздулись, дыхание стало ровным. Далеко не удовлетворенная, мои глаза сканируют его испорченное шрамом лицо, прежде чем снова провести губами по его губам.
Я хочу рыдать, когда его рот, наконец, открывается, язык касается моего, низкий стон вырывается из его груди; он длинный, громкий и первобытный. Почти хныканье. Болезненное.