Воспламенение
Шрифт:
Мы находим Хейзелл у нее дома, ухаживающей за больной Пози. Я узнаю сыпь от кори.
— Я не могла оставить ее, — говорит она. — Я знала, что Гейл в самых лучших руках.
— Конечно, — отвечаю я. — Ему намного лучше. Мама говорит, что он вернется в шахты через несколько недель.
— Может и нет, если их не откроют, так или иначе, — произносит она. — Они закрыты до следующего приказа. — Она бросает взволнованный взгляд на свое пустое корыто.
— Вы тоже закрыты? — спрашиваю я.
— Официально нет, — отвечает она. — Но все боятся теперь пользоваться моими услугами.
— Может быть, это из-за снега, — предполагает Пит.
— Нет, Рори быстро обошел сегодня всех. Стирать, очевидно, нечего, — говорит она.
Рори обертывает свои руки вокруг нее.
— Мы
Я достаю горстку монет из своего кармана и кладу ее на стол.
— Мама вышлет что-нибудь для Пози.
Когда мы выходим на улицу, я поворачиваюсь к Питу.
— Ты возвращайся, Я хочу дойти до Котла.
— Я пойду с тобой, — говорит он.
— Нет, я и так втянула тебя в кучу неприятностей, — возражаю я.
— И избегая прогулки в Котел… я смогу все это исправить? — Он улыбается и берет мою руку. Вместе мы идем по улицам Шлака, пока не доходим до горящего здания. Они даже не потрудились поставить Миротворцев вокруг. Они знают, что никто не решится спасти его.
Жар от огня заставляет таять снег, лежащий рядом, и черная струйка натыкается на мои ботинки.
— Это вся угольная пыль, оставшаяся с прошлых дней, — говорю я. Она была в каждой трещине и щели. Удивительно, что это место не сгорело раньше. — Я хочу проверить Сальную Сэй.
— Не сегодня, Китнисс. Сомневаюсь, что мы поможем любому, заглянув к нему, — говорит Пит.
Мы возвращаемся на площадь. Я покупаю пару пирогов у отца Пита, пока они ведут светскую беседу о погоде. Никто не упоминает уродливые инструменты для пыток в ярдах от передней двери. Последнее, что я замечаю, когда мы покидаем площадь, то, что я не узнаю ни одного из Миротворцев.
С каждым днем дела идут все хуже. Шахты закрыты в течение двух недель, и в это время половина Дистрикта-12 голодает. Количество детей, подписавшихся на тессеры резко взлетает, но они часто не получают свое зерно. Начинается нехватки пищи, и даже люди с деньгами уходят из магазинов ни с чем. Когда шахты вновь открывают, заработная плата снижена, часы работы увеличены, шахтеров направляют в очевидно опасные участки. В долгожданный Посылочный день прибывает протухшая и испорченная грызунами еда. Приспособления, установленные на площади, часто используются, поскольку людей наказывают за вещи, к которым они настолько привыкли, что просто забыли, что они незаконны.
Гейл отправляется домой. Мы больше не говорим о восстании. Но я не могу сдержать мысли о том, что все, что он увидит, только усилит в нем желание сопротивляться. Ухудшения в шахтах, искалеченные тела на площади, голод его семьи. Рори подписался на тессеры, о чем Гейл не позволял даже заговаривать, но этого все равно не достаточно из-за частого отсутствия продовольствия и возрастающих цен на него.
Единственное светлое пятно в этом, то, что я заставляю Хеймитча нанять Хейзелл как домработницу, что приводит к небольшому увеличению количества денег для нее и большому увеличению качества жизни для Хеймитча. Это странно — входить в его дом и обнаруживать там чистоту и свежесть, приготовленную еду на плите. Он почти не замечает этого, потому что у него совсем другие проблемы. Мы с Питом пытались нормировать выдачу белого ликера, который у нас был, но он почти закончился.
Я чувствую себя теперь как отверженная, когда иду по улицам. Публично меня теперь все избегают. Но дома у меня нет нехватки компании. К нам постоянно поставляют покалеченных и больных, складывая их на кухне. Мама уже давно перестала взимать плату за свои услуги. Ее запасы обезболивающих настолько малы, что скоро все, чем она будет лечить людей, это снег.
Лес теперь, конечно, под запретом. Абсолютно. Без вопросов. Даже Гейл сейчас не решается бросить вызов.
Но как-то утром решаюсь я. И это даже ни дом, наполненный больными и умирающими с кровоточащими спинами, ни изможденные дети, с которыми я сталкиваюсь на улице, и ни вездесущее страдание заставляют меня пролазить под забором. Это прибытие однажды ночью посылки со свадебными платьями и запиской от Эффи, в которой говорится, что внутри те, которые одобрил сам президент Сноу.
Свадьба. Он действительно планирует довести это
Мои руки роются в шкафу, пока я не нахожу зимнюю одежду, которую сделал мне Цинна для поездки в Тур Победителей. Водонепроницаемые ботинки, зимний комбинезон, скрывающий меня с головы до пят, и теплые перчатки. Я люблю свою старую охотничью экипировку, но для похода, который я наметила на сегодня, больше подходит эта одежда, сделанная на основе высоких технологий. Я на цыпочках спускаюсь вниз, загружаю мою сумку для дичи едой и выскальзываю из дома. Крадясь вдоль переулков и глухих закоулков, я подбираюсь к ближайшему слабому месту забора рядом с домом мясника Роба. Так как многие рабочие проходят здесь, чтобы добраться до шахт, снег рябит от следов. Мои не будут заметны. Со всеми его улучшениями безопасности Тред не обратил особого внимания на забор, вероятно, считая, что ужасной погоды и диких животных достаточно, чтобы держать всех в сохранности внутри. Даже несмотря на это, после того, как я подлажу под забором, я убираю свои следы, пока их не скрывают деревья.
Рассвет только на подходе, когда я беру лук и стрелы и начинаю пробираться сквозь сугробы в лес. Я полна решимости, по некоторым причинам, добраться до озера. Возможно, чтобы попрощаться с этим местом, с моим отцом и счастливым временами, которые мы провели там, потому что понимаю, что, скорее всего, никогда не смогу вернуться туда. Возможно, только так я смогу снова дышать в полную грудь. Часть меня на самом деле не волнует, поймают ли меня, если я смогу увидеть это еще раз.
Путешествие занимает больше времени, чем обычно. Одежда Цинны хорошо сохраняет тепло, и я вся обливаюсь потом под зимним комбинезоном, в то время как мое лицо закоченело. Яркий солнечный свет, отражающийся от снега, играет с моим зрением, и я настолько поглощена своими безнадежными мыслями, что не замечаю знаки. Струйка дыма из трубы, отпечатки следов, запах горящих сосновых игл. Я буквально в нескольких ярдах от входа в бетонный дом, когда я останавливаюсь. И не из-за дыма, отпечатков или запаха. А из-за щелчка оружия, который ни с чем нельзя спутать, позади меня.
Вторая натура. Инстинкт. Я поворачиваюсь, натягивая стрелу, хотя уже понимаю, что преимущество не на моей стороне. Я вижу белую униформу Миротворца, резкий подбородок, светло-коричневую радужную оболочку, в которой моя стрела найдет себе пристанище. Но оружие падает на землю, и теперь уже невооруженная женщина протягивает мне что-то на своей перчатке.
— Стой! — кричит она.
Я колеблюсь, не в состоянии понять данный поворот событий. Возможно, у них есть приказ оставить меня живой, но они могут мучить меня, обвиняя в преступлениях каждого человека, которого я когда-либо знала. Давай, удачи с этим, думаю я. Мои пальцы почти решают выпустить стрелу, когда я вижу то, что лежит на перчатке. Это маленький белый круглый хлеб. Скорее даже крекер, на самом деле. Серый и сырой по краям. Но изображение, расположенное в его центре, совершенно ясно.
Часть II
Подавление
Глава 10
Это моя сойка-пересмешница.
В этом нет никакого смысла. Моя птица, запеченная в хлебе. В отличие от стильных исполнений, которые я видела в Капитолии, это определенно не дань моде.
— Что это? Что это значит? — спрашиваю я резко, все еще готовая убить.
— Это значит, что мы на твоей стороне, — говорит дрожащий голос позади меня.
Я не видела ее, когда пришла. Она, должно быть, была в доме. Я не отвожу взгляда от своей основной цели. Вероятно, вновь прибывшая вооружена, но, держу пари, она не рискнет позволить мне услышать щелчок, который будет означать, что моя смерть неизбежна, зная, что я мгновенно убью ее товарища.