Воспламеняющая взглядом (Порождающая огонь)
Шрифт:
– У вас рука, – повторила она. – Что же это? Рука. Бедненькая. Ну что вы? – Губы у нее задрожали. Боже, какие затравленные округлившиеся зрачки у этой женщины, как судорожно кривится рот! Вдруг Чарли пронзило – вот оно, самое страшное.
– Что же это! – закричала она. – Мне ведь правда жалко! А они... они убили моего папу!
– Надо было и тебя... с ним, – задохнулась женщина. – Жалостливая? Вот бы сама себя и подожгла!
Чарли сделала к ней один шаг – женщина снова отпрянула и, упав на поврежденную руку, вскрикнула.
– Не подходи ко мне!
И в этот миг вся боль, и скорбь, и гнев, переполнявшие
– Я не виновата! – закричала она женщине со сломанной рукой. – Я ни в чем не виновата! Они сами напросились, и нечего на менять валить! И убивать я себя не буду! Слышите вы? Не буду!
Женщина униженно отползала, бормоча что-то невнятное.
Вой сирены приближался.
Чарли почувствовала, как стихия рвется наружу на гребне ее возбуждения.
Она с силой загнала ее поглубже, подавила.
(и этого я делать не буду)
Она пересекла дорогу, не обернувшись на униженно распростертую бормочущую женщину. Через дорогу начинались поля, заросшие высокой травой, уже посеребренной октябрьским солнцем, но не растерявшей свои ароматы.
(куда я иду?)
Она пока не знала.
Но в руки им она уже никогда не дастся.
Чарли одна
В общих чертах о случившемся сообщили в тот же вечер в позднем выпуске теленовостей, но подробностями американцев побаловали только на следующее утро. К тому времени всю собранную информацию уже можно было преподнести в виде того, что американцы с нетерпением ждут, называя это словом «новости», хотя на самом деле они жаждут услышать «интересную историю» – непременно с завязкой, развитием и определенной развязкой.
История, которую Америка узнала за чашкой кофе в передачах «С добрым утром, Америка» и «Утренний выпуск новостей» компании Си-би-эс, была следующей: террористы забросали бомбами сверхсекретный научный центр в Лонгмонте, штат Виргиния. Какую группировку представляли террористы, пока выяснить не удалось, однако три организации поспешили заявить о своей причастности – экстремистская японская «Красная бригада», группировка Хафади, отколовшаяся от «Черного сентября», и местная группа под неожиданным броским названием «Воинствующие метеопаты Среднего Запада».
При том, что не было доподлинно известно, кто организовал нападение, для репортеров, похоже, не составляло тайны, каким образом нападение было осуществлено. По поручению террористской организации бомбы подложил некий Джон Рэйнберд, индеец, ветеран вьетнамской войны, оказавшийся двойным агентом. Он погиб – то ли случайно, то ли покончил с собой в конюшнях, где произошел первый взрыв. Согласно одной версии, Рэйнберд задохнулся в дыму, пытаясь освободить лошадей из горящих конюшен; в связи с этим, как и следовало ожидать, комментатор прошелся насчет трогательной любви террористов к животным, чего нельзя сказать об их отношении к роду человеческому. Двадцать жизней унесла разыгравшаяся трагедия; сорок пять человек получили ранения, из них десять – серьезные. Всех выживших «взяло под свою опеку» правительство.
Вот как была преподнесена история. О Конторе никто и словом не обмолвился. Все обошлось.
Если не считать одной заминки.
– Меня не интересует, где она, – сказал новый шеф, возглавивший Контору. Разговор происходил через месяц после грандиозного пожара и исчезновения
Шефу внимал мужчина средних лет, по виду типичный библиотекарь в заштатном городке. Надо ли говорить, что он не был библиотекарем.
Мужчина постучал пальцем по аккуратной стопке расшифровок на столе у шефа. Все бумаги Кэпа погибли во время пожара, но главная информаци хранилась в банке машинной памяти.
– А что с этим?
– Разработки по программе «лот шесть» приостановлены на неопределенное время, – ответила шеф. – Тут замешана политика. Что вы хотите? Двенадцать джентльменов – из них одиннадцать старцев – и три молодящиеся леди голубой масти, акционерши какой-нибудь геронтологической клиники в Швейцарии... от одной мысли, что будет, если девчонка вдруг объявит о себе, они уже накладывают в штаны. Им только...
– Я, признаться, не уверен, что у сенаторов от Айдахо, Мэна и Миннесоты такая слабая кишка, – пробормотал мужчина, который не был библиотекарем.
Шеф отмахнулась:
– Они заинтересованы в «лот шесть». Можете не сомневаться. Будем считать, что на светофоре сейчас горит желтый свет. – Она поиграла прядью волос – длинных, густых, красивого каштанового оттенка. – «Приостановите на неопределенное время» – это до тех пор, пока мы не предъявим им девчонку с биркой на ноге.
– Или ее голову, – пробормотал мужчина. – Но тут надо быть Саломеей. А пока что на блюде пусто.
– Что-что?
– Это я так, – сказал он. – Короче, мы опять начинаем с нуля.
– Не совсем, – жестко поправила его шеф. – С ней нет отца, который принимал за нее решения. Она теперь одна. Словом, ее надо найти. Немедленно.
– А если она успеет все выболтать?
Шеф откинулась на спинку стула, оставшегося от Кэпа, и соединила руки на затылке. Мужчина, который не был библиотекарем, с пониманием отнесся к тому, как свитер обтянул упругие груди шефа. Это тебе не Кэп.
– Если бы она хотела все выболтать, она бы уже давно это сделала. – Шеф снова наклонилась вперед и постучала пальцем по перекидному календарю. – Пятое ноября – и ничего. Да и мы приняли кой-какие предосторожности. «Таймс», «Вашингтон пост», чикагская «Трибюн»... все крупные газеты под контролем. И пока ничего.
– А если она надумает обратиться в мелкую газетенку? В поданкскую «Таймс», а не в нью-йоркскую? Мы не можем взять под контроль все печатные органы в стране.
– К сожалению, – согласилась шеф. – И, однако же, пока не просочилось ни слова. Значит, она не сказала ни слова.
– А хоть бы и сказала. История-то фантастическая. Кто поверит восьмилетней девчонке?
– Я думаю, что если в конце своего рассказа она устроит небольшой костер, поневоле поверят. Но знаете, что говорит ЭВМ? – Она с улыбкой постучала по стопке бумаг. – Восемьдесят процентов за то, что нам не придется даже пальцем пошевелить, чтобы представить ее труп комитету. Ну разве что доставим для опознания.