Воспламеняющая взглядом (Порождающая огонь)

Кинг Стивен

– Так-так, – пробормотал он себе под нос, видя, как трое его партнеров по бильярду выбегают в коридор. – Лично я пас, так что без меня. Другие пусть мчатся туда, как гончие по свежему следу. Они не были на ферме Мэндерсов. Они еще не видели эту третьеклассницу во всем блеске.

Больше всего О'Джею хотелось сейчас найти ямку поглубже.

Кэп Холлистер мало что слышал из трехсторонних переговоров между Чарли, ее отцом и Рэйнбердом. Кэп находился в простое: старые указания он выполнил, новых не получил. Слова обтекали его бессмысленными потоками, ничто не мешало ему сосредоточиться на гольфе и ползающих гадах, на битах с железными головками и боа-констрикторах, на клюшках и гремучих змеях,

на нибликах и питонах, способных заглотать целого козленка. Ему определенно не нравилось это место. Разбросанное здесь и там сено напоминало ему своим запахом только что подстриженную площадку для гольфа. Не где-нибудь, а именно в скошенной траве укусила змея его брата, когда самому Кэпу было три годика, и хотя змея была не такая уж опасная, его старший брат заголосил, просто-таки заголосил, а вокруг пахло сеном, клевером, тимофеевкой, и его старший брат, самый сильный и отважный на свете, голосил, девятилетний Леон Холлистер, взрослый, мужественный мальчик, голосил: «Скорей беги за папой!» – он держал обеими руками опухающую ногу и обливался слезами, – и когда трехлетний малыш, лепеча что-то от страха бросился выполнять его приказ, она проползла по его ноге, прямо по ноге, как осклизлая водоросль, – уже после доктор сказал, что укус не опасный, что змея, по-видимому, укусила перед тем кого-то другого и выпустила почти весь свой яд, но Ленни решил, что он умирает, а воздух тогда был пропитан медовыми запахами летней травы, в которой прыгали кузнечики и стрекотали, как водится, и плевались в обидчика табачной жидкостью («Плюнь – выпущу», – говорили они мальчиками в Небраске), да то были чудо-запахи и чудо-звуки, запахи и звуки игры в гольф... если бы только не отчаянье в голосе брата и не это прикосновение к ноге чешуйчатого тела, отчего его взгляд камнем упал вниз, а там – плоская треугольная головка и черные глаза... она проползла по его ноге, спеша укрыться в траве, высокой, как на недостриженной площадке для гольфа... точно такой же был тогда запах... неудивительно, что ему не понравилось это место.

БИТЫ С ЖЕЛЕЗНЫМИ ГОЛОВКАМИ, И ГАДЮКИ, И КОРОТКИЕ КЛЮШКИ, И МЕДЯНКИ...

Слепо метался рикошет по безумной траектории, и так же слепо блуждал взгляд Кэпа в полумраке конюшен, пока Джон Рэйнберд воевал с обоими Макги. Наконец он уставился на зеленый пластмассовый шланг, местами оплавленный, на стене возле покореженной водопроводной трубы. Кольца шланга, висевшего на крюке, частично скрадывались остатками пара.

Внезапно в нем вспыхнул панический страх, столь же опасный, как случайная искра в заброшенной шахте, куда просочился газ. В первые мгновения страх был такой всеобъемлющий, что он не мог даже выдохнуть, не говоря уже о том, чтобы закричать, предупредить об опасности. Голосовые связки намертво сомкнулись.

Потом отпустило. Кэп судорожно, одним глотком втянул полные легкие воздуха и издал душераздирающий вопль:

– ЗМЕ-Я-ААААА!

Он не бросился бежать. Как ни сдал он, бежать Кэп Холлистер был нс приучен. Он сделал несколько шагов на несгибающихся ногах, как заржавевша механическая кукла, и схватил прислоненные к стене грабли. Он приготовилс забить, порубить, искрошить эту гадину. Сейчас... сейчас он...

СЕЙЧАС ОН СПАСЕТ ЛЕНЧИ!

Он бросился к оплавленному шлангу, воинственно размахивая граблями.

Дальше все произошло в считанные секунды.

Агенты, почти все имевшие при себе личное оружие, и садовые рабочие, почти все вооруженные винтовками, цепью окружали приземистые г-образные конюшни, когда послышался протяжный вопль. Мгновение спустя – тяжелый глухой стук и что-то вроде сдавленного крика боли. Спустя еще мгновение донеслись частые удары и тут же – отрывистый ватный звук, какой мог издать только пистолет с глушителем.

Цепочка

людей, окружавших конюшни, приостановилась, а затем вновь начала смыкаться.

Когда Кэп завопил и ринулся за граблями, внимание Рэйнберда отвлеклось на один лишь миг, но и этого мига оказалось достаточно. Дуло, нацеленное Энди в голову, молниеносно поймало новую мишень – Кэпа; сработал инстинкт готового к прыжку тигра. И этот природный инстинкт сослужил ему плохую службу – та самая пороховая бочка, на которой он так долго просидел, взорвалась, и его отбросило взрывом.

Энди подтолкнул его столь же молниеносно, ибо и у него сработал инстинкт. Когда дуло переметнулось на Кэпа, он крикнул Рэйнберду: «Прыгай!» – и дал такой силы посыл, какой ему давать еще не приходилось. От адской боли, разорвавшейся в мозгу шрапнелью, у него помутилось в голове, и он почувствовал, как там что-то сместилось, окончательно и бесповоротно.

Перегорело, подумал он. Мысль увязла в какой-то каше. Он пошатнулся. Вся левая половина разом онемела. Левая нога отказывалась служить.

(к тому шло, замыкание, перегорело, зараза)

Рэйнберд обеими руками резко оттолкнулся от края сеновала. На его лице изобразилось почти комическое недоумение. Но пистолет он не выпустил; даже все себе отшибив при падении, распластанный на полу, со сломанной ногой, он не выпустил пистолет. Он не сумел подавить крик от боли и замешательства, но пистолет он не выпустил.

А Кэп в исступлении уже колотил граблями по зеленому шлангу. Губы его беззвучно шевелились, разбрызгивая слюну.

Рэйнберд оторвался от поло. Волосы упали на лицо. Он мотнул головой, чтобы они не мешали обзору. Его единственный глаз сверкал в полумраке. Рот скривила горькая гримаса. Он поднял пистолет и навел его на Энди.

– Нет! – вырвалось у Чарли. – Нет!

Рэйнберд выстрелил, дымок просочился сквозь сетку глушителя. Пул вонзилась в стену позади безвольно поникшей головы Энди; полетели свежие щепки. Рэйнберд подставил для упора здоровую руку и снова выстрелил. Голову Энди так и отбросило вправо, из шеи – с левой стороны – хлынула кровь.

– Нет! – Чарли в ужасе закрыла лицо. – Папочка! Папа! Рука, поставленная для упора, соскользнула, и ладонь Рэйнберда беспомощно проехала по деревянному полу, оставившему в ней не одну занозу.

– Чарли, – прошептал он. – Чарли, посмотри на меня.

Цепь наступавших наконец замкнула кольцо вокруг конюшен; люди остановились, не зная, как быть дальше.

– Девчонка! – сказал Джулз. – Убираем девчон...

– Нет! – донесся ее крик, словно она услышала Джулза. И через секунду: – Папочка! Папа!

Затем раздался еще выстрел, на этот раз куда более громкий, и одновременно с выстрелом полыхнула такая яркая вспышка, что все невольно заслонили глаза. Из открытой двери конюшен выплеснула обжигающая волна, заставившая людей попятиться. А потом все увидели дым – дым и красные сполохи. И в недрах этого ада с детским лицом – заржали лошади.

Услышав обращенные к ней слова Рэйнберда, Чарли, хотя она бежала к отцу и мысли ее путались, – обернулась. Он лежал на животе и пыталс укротить пистолет, который так и плясал в его вытянутых руках.

Невероятно, но он улыбался.

– Вот так, – прохрипел он. – Чтобы видеть твои глаза. Я люблю тебя, Чарли.

И выстрелил.

И тут стихия, выйдя из-под ее контроля, как бешеная вырвалась наружу. На пути к Рэйнберду стихия испарила кусочек свинца, который бы наверняка поразил в голову свою жертву. Мгновение казалось, что воздушная стру колышет одежду Рэйнберда, а также Кэпа, находившегося чуть дальше, – и что больше ничего не происходит. Но колыхалась не только одежда, сама плоть колыхалась, тая как воск и обнажая кости, которые на глазах обугливались и пригорали.