Воспоминания биржевого спекулянта
Шрифт:
Разбит и не способен сильно действовать. В долгах, и постоянные ошибки! После многих лет успеха, когда даже ошибки шли на пользу и прокладывали путь к еще большим победам, я был теперь в куда худшем положении, чем когда начинал в игорных домах. Я многое узнал о спекулятивной игре на бирже, но при этом остался уязвимым для собственных слабостей. Человек не машина, и он не может неизменно действовать с одинаковой эффективностью. Мне пришлось признать, что люди и невезение могут сделать мою игру полностью неэффективной.
К потере денег я всегда относился легко. Но с другого сорта неприятностями было иначе. Я анализировал
Со всеми этими переживаниями мне стало тяжело оставаться в Нью-Йорке. Торговать я не хотел, потому что был в плохой форме для этого. Я решил уехать и попытать удачи где-нибудь в другом месте. Я надеялся, что смена обстановки поможет мне прийти в себя. Итак, я опять покидал Нью-Йорк, потерпев очередное поражение в игре. Хуже всего было то, что я остался должен нескольким брокерам более ста тысяч долларов.
Я отправился в Чикаго и здесь нашел немного денег для игры. На крупные ставки мне бы не хватило, но это означало всего лишь, что придется потратить больше времени, чтобы вернуть состояние. Комиссионный дом, с которым я когда-то имел дело, сохранил веру в мою способность вести торговлю и доверие это доказал делом: они позволили мне вести посильные мне скромные операции через их контору.
Я действовал с чрезвычайной осторожностью. Не знаю, чем бы все кончилось, останься я в Чикаго. Но тут случилась совершенно невероятная вещь, которая оборвала мою чикагскую попытку в самом начале. История эта почти невероятна.
Вдруг я получаю телеграмму от Луция Такера. Я знавал его, когда он был управляющим конторой в фирме, являвшейся членом фондовой биржи, с которой мне случалось вести дела, но я уже давно потерял его из виду. Телеграмма была такая: «Немедленно возвращайся в Нью-Йорк. Л. Такер».
Я понимал, что он не мог не знать от общих знакомых, в каком я положении, а значит, что-то за этим должно было стоять. Но при этом я не хотел напрасно выкидывать деньги на поездку в Нью-Йорк, так что я решил для начала позвонить ему.
– Я получил твою телеграмму, – сказал я. – Что она означает?
– Она означает, что тебя хочет видеть крупный нью-йоркский банкир, – был ответ.
– Кто такой? – спросил я. Не мог вообразить, кому и зачем я мог понадобиться.
– Скажу, когда приедешь в Нью-Йорк. Иначе это бессмысленно.
– Говоришь, он хочет видеть меня?
– Хочет.
– А зачем?
– Скажет тебе лично, если дашь ему возможность, – съязвил Лу.
– Ты не можешь написать подробнее?
– Нет.
– Тогда объясни толковее, – настаивал я.
– Не хочу.
– Скажи хотя бы вот что, Лу, я не проезжу впустую?
– Конечно, нет! Тебе очень выгодно приехать.
– Ну, дай мне хоть намек, в чем там дело!
– Нет, – отрезал он. – Это будет нечестно по отношению
– А ты уверен, что ему нужен именно я?
– Ты, и никто другой. Лучше приезжай, поверь мне. Телеграфируй мне, на каком поезде ты приедешь, и я тебя встречу на вокзале.
– Отлично, привет! – И я повесил трубку.
Мне не нравилась такая чрезмерная таинственность, но я знал, что Лу всегда хорошо ко мне относился и у него должны были быть серьезные причины для такой скрытности. Мои дела в Чикаго шли не настолько блестяще, чтобы я не мог его покинуть с легким сердцем. Масштаб моих операций был таков, что потребовалось бы полжизни, чтобы вернуться на прежнюю высоту.
Я вернулся в Нью-Йорк, не имея ни малейшего представления о том, что меня ожидает. Во время поездки меня мучил страх, что ничего меня здесь не ожидает и что я напрасно потратил время и деньги на эту поездку. Я не мог и вообразить, что я на пороге самого занятного периода в моей жизни.
Лу встретил меня на вокзале и, не теряя времени, тут же сообщил, что вытащил меня из Чикаго по настоятельному требованию мистера Даниеля Уильямсона из известной биржевой фирмы «Уильямсон и Браун». Мистер Уильямсон объяснил Луцию, что у него есть для меня деловое предложение, которое я не смогу отклонить, потому что оно для меня очень выгодно, и попросил меня разыскать и доставить. При этом сам Лу божился, что не имеет понятия, что за предложение меня ждет. Репутация фирмы гарантировала, что речь идет о чем-то солидном и достойном.
Дан Уильямсон был старшим партнером фирмы, основанной в 1870-х годах его отцом Эгбертом Уильямсоном. Браун вошел в дело уже через много лет после основания фирмы. Отец вел дело твердо и успешно, и Дан унаследовал немалое состояние и занимался почти исключительно делами фирмы. У фирмы был клиент, стоивший сотню других, и это был Элвин Маркуанд, шурин Дана, который мало того что директорствовал в полудюжине банков и трастовых компаний, но еще был президентом великой железнодорожной сети Чесапик-Атлантик. В мире железнодорожных баронов не было более колоритной фигуры, если не считать Джеймса Д. Хилла. Чтобы закончить портрет, добавлю, что Элвин Маркуанд был официальным представителем и персонажем могущественной банковской группы, известной как «банда из Форт-Даусона». Его состояние оценивали, в зависимости от силы воображения и завистливости рассказчика, величиной от пятидесяти до пятисот миллионов долларов. Когда он умер, выяснилось, что истина была почти посередине – двести пятьдесят миллионов долларов, и каждый цент был сделан на Уолл-стрит. Так что это был тот еще клиент.
Лу объяснил мне, что с недавнего времени он работает на фирму «Уильямсон и Браун», которые создали под него новую должность. Он должен был стать чем-то вроде разъездного управляющего. Фирма занималась предоставлением общих посреднических услуг, и Лу убедил мистера Уильямсона открыть несколько отделений, одно в большой гостинице рядом с университетом, а другое – в Чикаго. Тут я сообразил, что, наверное, мне предложат стать чем-то вроде управляющего чикагским отделением, и огорчился, потому что мне такая работа не нравилась. Но я сдержался и не набросился на Лу, решив, что лучше подождать, пока мне действительно не предложат это место, чтобы тогда уж и отказаться.