Воспоминания о камне
Шрифт:
Тяжелыми кувалдами разбиты серые неказистые глыбы, а внутри глыбы дивный рисунок, позабываемый и непередаваемый, то резкий в своих кричащих тонах, то мягкий, переливающийся, без теней и графики…
То какие-то таинственные крылья неведомых птиц, снятых со сказочных картин Врубеля, то те мягкие переливы, о которых так хорошо писал Алексей Толстой: «…рассказ убедительно-лживый развивал невозможную повесть, и змеиного цвета отливы соблазняли и мучили совесть».
Это не были те маленькие рисунки, которые столь избиты в овальных
— Это экспортный материал, осторожно, не трогайте, — строго сказал маленький человек, быстро спешивший к нам навстречу из своей земляпки.
Но скоро его строгое лицо расплылось в улыбку.
Мы узнали друг друга. Это был старый горщик с Урала П. Т. Семенин, старый искатель счастья в копях Мурэинки и Ватихи. Много прекрасных дней провели мы с ним в поисках самоцветов на Среднем Урале, а сейчас он был поставлен здесь как начальник Орских яшмовых ломок, как хозяин этих окаменелых сказок природы.
Уже вечерело. Длинные-длинные тени ложились на камни, и все прекраснее, таинственнее горели своим непонятным рисунком орские яшмы.
Мы точно к одиннадцати часам вернулись в кабинет начальника строительства. Два-три часа бурно спорили о проблемах никелевых руд, и уже всходила на востоке заря, зажигая пестрыми дугами небо, прорезывая его отдельными вырвавшимися лучами солнца, уже потухали последние звездочки на темносером небе, когда мы пустили своих сорок копей и по большому Верхне-Уральскому тракту понеслись на север.
А небо горело новыми огненными полосами, разгоняя серые туманы, заливая все могучими мазками красок, которые знает только великая палитра природы…
Наша спутница обернулась ко мне.
— А ведь, пожалуй, наша яшма больше всего напоминает утреннюю зарю, сказала она, отломила рукой кусочек заалевшего неба и дала его мне…
— Что это? Снится мне, что ли? Или я задремал. Глаза слипаются от усталости, а сорок коней бегут, разгоняя фарами ночную тьму.
СИНИЙ КАМЕНЬ ПАМИРА
Наш очерк посвящен лазуриту, этому замечательному камню цвета неба, красочная история которого проходит через всю культуру, в течение почти семи тысячелетий истории человека и его техники.
Природа исключительно скупа на синие камни, и редкость синего цвета в нашей земле как бы противопоставлена тому обилию синих тонов, которые она нам дает, особенно на юге, в разнообразных красках неба и моря. Как будто стихия земли не хочет подражать другим двум стихиям, находясь с ними в печной вражде.
Так сказали бы индийские лапидарии, если бы мы их спросили о причине редкости синего камня.
Через всю длинную историю культуры проходил один камень-яркий синий лазурит Афганской земли, и сложными путями караванов попадал он в далекий Египет, Китай,
Через афганских и бухарских купцов скупались отдельные куски афганского камня, и шел он как особая ценность для украшений дворцов растущего Петербурга, и не мог с ним состязаться светлый пятнистый лазурит берегов Байкала.
«А все-таки афганский лазурит ярче вашего сибирского», — сказала Екатерина II, когда караванами из далекой Сибири пришли первые возы с лазуритом Байкала.
Екатерина правильно оценила свойство камней этих двух месторождений, и до самых последних дней афганский камень оставался непревзойденным синим камнем.
Между тем уже давно ходили в Средней Азии легенды, что где-то в высотах Памира имеется камень лазуард, как его называли персы, что где-то там между синеющими снегами ледников и темно-синим небом Памира встречается на недоступных вершинах «Крыши мира» этот яркий синий самоцвет.
Об этом писали даже английские путешественники начала XVIII века, посещавшие с опасностью для жизни запретные месторождения Афганской земли, об этом говорили под секретом и старые таджики, заходившие во время охоты за архарами на труднодоступные вершины гор, это подтверждала и общая геологическая обстановка, так как отроги хребта Гиндукуша, в котором расположены лазоревые копи на Афганской земле, простираются и на территорию Советского Союза.
Все указывало, что месторождение синего камня должно быть где-то в верховьях бурной реки Шах-Дары.
И вот на поиски памирского лазурита отправились осенью 1930 года смелые молодые геологи.
Путь был исключительно труден. Узкая обрывистая тропа шла над левым берегом реки и после перевала, высотой почти в 3500 метров, привела к небольшому кишлаку. Оставив здесь лошадей, группа на следующий день начала подниматься вверх по одному из потоков, который носил название Ляджуар-Дары, т. е. реки лазурита.
Носильщики, измученные дорогой, отказались идти дальше по хаотическому нагромождению камней.
Началась борьба за синий камепь…
Разреженный воздух не позволял подниматься быстро, и ночь застала отряд у небольшого источника под большим камнем, образовавшим нечто вроде пещеры. Анероид показывал высоту 3870 метров.
На следующий день с рассветом вновь начался подъем. Весь груз, полушубки, одеяла — все было оставлено в пещере. Подъем шел по крутому, заваленному крупными глыбами склону, потом по узкому карнизу, затем снова по крутой скользящей осыпи.
Но вот на темно-синем фоне чистого памирского неба, на высоте почти в 5000 метров, открылась белая поляна могучего ледника, покрытая громадными обломками, свалившимися с почти отвесной скалы из мраморов и гнейсов. Среди белоснежного мрамора в виде отдельных жил и гнезд виднелись большие куски лазурита, то кричаще синего цвета, то нежно-голубого, то с красивыми переходами в фиолетовые и золеные тона.