Воспоминания о людях и событиях моей жизни
Шрифт:
Дорога в район дальняя – 60 км – и морозы стояли сильные около –20 С°. В розвальнях (санях) лежало сено, а потом еще раздали одеяла, и все в них закутывались. За время пути сделали две остановки в деревнях, где мы грелись в избах. В конце дня приехали в село Екатерининское, где нам предстояло жить. Для нас подготовили двухэтажное здание, в котором поселили девочек и младших мальчиков, и большую избу, в которой разместились старшие мальчики и я, в том числе. В этих помещениях стояли двухэтажные нары, на которых мы спали, а посередине стоял стол с керосиновой лампой. Отдельная изба была приспособлена под столовую. Для наших воспитательниц и работников кухни предоставили комнаты еще в других избах.
В селе имелась школа-восьмилетка, в которой мы стали учиться вместе с местными ребятами. Назывались они киржачами.
Кормили нас три раза в день. Еда отличалась однообразием, помню очень долго ели чечевичный суп и чечевичную кашу. Голода не испытывали, но есть хотелось все время. Нас, старших мальчиков, привлекали к работе на кухне, и тогда что-то перепадало из еды дополнительно. В селе работала почта и, по-моему, работала очень хорошо. Мы регулярно получали письма из Москвы, а там наши весточки. По просьбе мамы тетя Лида (папина сестра) даже прислала посылку с какими-то нашими носильными вещами, которые мама обменивала в селе на продукты.
Радио в домах, в которых мы жили, не было, но как-то не помню, как, но мы узнавали о событиях, которые происходят в Москве и на фронте. Мы узнали, что в середине октября в Москве ввели особое положение. Из нее в Куйбышев (Самару) были эвакуированы министерства. Туда уехали Нина Николаевна Елшина с племянницей Лялей. Ее муж Андрей Андреевич и сестра Маргарита Николаевна остались в Москве. До нас дошло известие, что 7 ноября на Красной площади все-таки состоялся парад войск и что полки прямо с парада отправлялись под Москву защищать ее от фашистов. Это имело большое психологическое значение для всех людей. Оно вселяло уверенность в то, что мы сможем победить.
Контрнаступление наших войск под Москвой началось в начале ноября и продолжалось до начала января 1942 года. В конце октября на подступах к Москве враг понес большие потери и вынужден был пополнять и перегруппировывать свои войска. С нашей стороны удалось подтянуть к Москве сформированные в глубине страны стрелковые и танковые дивизии. Большая часть наших соединений сконцентрировалась на Волоколамском, Клинском и Истринском направлениях. Немаловажную роль в битве под Москвой сыграла и погода – стояли сильные морозы. Зимняя экипировка наших войск оказалась лучше немецкой, и советские бойцы лучше приспособлены к боевым действиям в зимних условиях, чем фашистские молодчики. Но главное, конечно, в том, что гитлеровские группировки под Москвой натолкнулись на железную стойкость, мужество и героизм Советских войск, за спиной которых стояла столица их Родины.
В результате контрнаступления под Москвой наши войска отбросили противника на 100 – 250 км на запад [9]. Но главное было в том, что страна ликовала по случаю победы под Москвой. Люди поверили, что мы тоже можем наступать и побеждать. Миф о "непобедимости" германской армии был развеян. Для нас, подростков, находящихся в глубоком тылу, все это тоже было очень важно и способствовало хорошему настроению. Однако новый, 1942, год мы встречали на нарах в полной темноте. Наша воспитательница Мария Ивановна Гущина сказала вечером "Укладывайтесь спать, ребята. В стране война, не до праздников". Погасила лампу и ушла. Мы, конечно, не улеглись, а сидя на нарах, беседовали в темноте, вспоминали, как праздновали Новый год в мирное время.
Ребят в нашей старшей группе набралось много, и в общем, все хорошие парни. Мне нравилось дружить с Лешей Босиком, Юрой Васильевым, Юрой Подольским, Авой Павловым и Володей Симоновым и другими ребятами. Леша Босик был сыном известного в Москве педиатра Леонтия Яковлевича Босика. Его мать Ирина Сергеевна была с нами в интернате и занималась, как тогда говорили, "культурно-массовыми мероприятиями". Лешу мы звали "звонарем" за то, что он очень много болтал и часто не совсем правдиво. Впоследствии в Москве мы с ним несколько раз общались, но дружбы не получилось. Возможно потому, что он работал в секретном институте и дистанцировался от меня. Юра Васильев очень хорошо рисовал и впоследствии стал известным художником, но
Ава Павлов тоже был из интеллигентной семьи, хорошо эрудированным для своих лет парнем, но всегда держался как-то настороженно и замкнуто. Через несколько месяцев нашего пребывания в интернате стало понятно, почему он так замкнут. В один не прекрасный день за ним приехали два работника НКВД (в штатском) и увезли его навсегда куда-то, возможно, в лагерь для детей арестованных крупных государственных работников. В НКВД эти люди назывались сокращенно "ЧСИР" – член семьи изменника родины. Может быть он сын командующего армией в Западной группе войск, которые в первые дни войны были разгромлены фашистами, а командующего армией Павлова Сталин велел расстрелять. Но это мое предположение не имеет никаких доказательств, так как я даже не знал отчества Авы Павлова.
Кроме хороших ребят в нашей старшей группе в интернате имелась и шпана, например, Васька Буробин. Мы с ним друг друга терпеть не могли и однажды решили драться. Остальные ребята стояли вокруг, а мы с ним посередине дубасили друг друга. Никто не победил, но после этой драки мы просто не замечали друг друга. От этой части группы пошла блатная мода: делать наколки. Где-то раздобывали какие-то чернила, как-то связывали несколько иголок и стали делать татуировки, в основном на руках. Я тоже не устоял от этой затеи и имею всю жизнь наколку на левой руке в виде стрелы. Пошла также мода покуривать. У местных ребят покупали махорку, она стоила дорого, поэтому в целях экономии добавляли пеньку, которую выдергивали из конопатки между бревнами дома, в котором жили.
После окончания учебного года старших ребят направили на работу. Мальчики поехали в колхоз, находившийся в нескольких километрах от села Екатерининское, в котором располагался интернат. Мы в основном работали конюхами и возчиками: нас научили запрягать и распрягать лошадей, и мы возили дрова, удобрения и еще что-то. Девочки работали в колхозе в селе Екатерининское. Они в основном занимались прополкой, а осенью дергали и вязали в снопы лен. Вокруг колхоза, где я работал, была совершенно дикая природа, нетронутый лес. В нем были колоссальные заросли дикой смородины, огромное количество земляники, черники. Когда подошла осень, то было очень много грибов. Мы за ними ходили с большими корытами и отправляли в Екатерининское, чтобы грибами накормили всех ребят.
Для полноты картины нашей жизни в интернате приведу еще несколько выдержек из дневников Симы Бруссер (15-ти лет) за 1942 и 43 годы.
"10 ноября. У нас был вечер и довольно необычный для меня лично. Вечер был организован практически мной. Это просто стоит описать, как мы всюду доставали по капле керосина‚ муки, патефон, пластинки и всякие другие мелочи, которые были нам необходимы... Пришли мальчики – все одетые, начищенные, причесанные. Вообще кавалеры... Начали танцевать, играть в почту. Ко мне вдруг пришло несколько записок, и я совсем вошла в азарт. Вскоре пришла записка, совершенно неожиданно, от Андрюши... Да, было очень и очень весело и интересно... У меня страшная привычка, я обязательно кому-нибудь симпатизирую. И вот сейчас я поняла, что мне нравится Андрей. Он очень хороший как мальчик, который может понять и с которым можно говорить, и я чувствую, что я могу ему сказать многое то, что никогда бы не могла другому, даже девочке. Вот какая я изменчивая. Была торжественная часть, на которой Зинаида Алексеевна (директор интерната) сказала, что я очень хорошая девочка, организатор, комсомолка, товарищ. Вообще наговорила много и премировала меня шерстяной кофтой-безрукавкой, которая стоит более 100 рублей. Это, конечно, очень приятно. Играли в ручеек. Андрюша все время, почему-то, брал меня. Я чувствовала, что-то начинается. Я понимала, что А. начал меня бояться (смешно). Все это очень странно. Вообще вечер прошел очень весело и ребята поздно разошлись. Да, многому научил и заставил понять меня этот вечер.