Воспоминания об Илье Эренбурге

Эренбург Илья Григорьевич

Таких приказов с приложением к ним красноармейских книжек, гвардейских значков и других документов приходило немало. Это было не только данью уважения и любви, но и признанием того, что писатель как бы рядом с ними, в атаке, в бою.

Из своих командировок Илья Григорьевич привозил подаренные ему трофейные пистолеты с именными надписями. Пришел он ко мне и говорит:

— Что делать? У меня уже с десяток таких пистолетов…

— Один храните у себя, — посоветовал я писателю, — остальные сдайте на хранение в наш сейф.

А после войны им, быть может, найдется место в писательском музее.

Недавно я получил из Белгорода письмо бывшего фронтовика, ныне доцента педагогического института А. Горбатова. Он спрашивает меня: какое воинское звание было у Эренбурга? Во время войны Горбатов получил несколько писем Ильи Григорьевича, его книжку с автографом. Я ему ответил, что у писателя вообще никакого воинского звания не было. Он не был военнообязанным и ни за одним из военкоматов не числился — его забраковали еще в первую мировую войну, когда он хотел записаться добровольцем на фронт.

Все наши редакционные работники ходили в «шпалах», а потом в погонах со звездочками. Были полковниками, подполковниками, майорами, капитанами. Единственными нашими корреспондентами, у которых не было воинского звания, были Толстой и Эренбург. Тогда даже как-то и вопрос о присвоении им звания не вставал. Однажды, перед поездкой на фронт, зашел у меня разговор с Эренбургом на эту тему. Улыбнувшись, он ответил мне имевшей хождение в войну добродушно-веселой шуткой:

— Считайте меня рядовым, необученным…

Единственное неудобство из-за этого бывало, когда

Эренбург выезжал на фронт. Пока не узнавали, что это Эренбург, он в своем штатском костюме вызывал настороженность. Поэтому мы одевали его в военную гимнастерку и шинель с солдатскими петлицами. Эренбург очень гордился этими знаками различия солдата.

Самую точную характеристику дал во время войны Эренбургу М. И. Калинин: "Эренбург ведет рукопашный бой с немцами. Он бьет направо и налево. Это горячая атака…" Михаил Иванович видел в этом высшую военную заслугу писателя.

"Рукопашный бой" вел весь корреспондентский отряд "Красной звезды", наши мужественные писатели и журналисты. Эренбург по праву в этом строю занимал место правофлангового. А рукопашный бой — самый трудный вид боя. Он требует высшего напряжения всех духовных и физических сил человека, огромной воли, неодолимого мужества, смелости, самоотверженности. В этом смысле рукопашный бой — высший вид боя. Илья Григорьевич вел этот бой с фашистами по всем правилам писательского искусства.

Последний раз я встретился с Эренбургом в "Красной звезде" зимой 1966 года на открытии мемориальной доски памяти погибших в Великую Отечественную войну восемнадцати корреспондентов газеты.

Совершенно седой, постаревший, худой, опечаленный воспоминаниями о погибших друзьях, но по-прежнему с огоньком в глазах.

Не забуду его выступления:

— Я буду

очень краток. Я хочу склонить голову перед памятью наших погибших товарищей. Среди них были и мои близкие друзья, и люди, которых я встречал в газете или на фронте. …У мертвых есть тоже свои голоса в жизни. Они мечтали о счастливой и прекрасной стране. И каждый поступок пусть проверяется мертвыми. Это лучшие судьи.

Так я бы сказал теперь и о самом Илье Григорьевиче.

1974

И. X. Баграмян

Маршал Советского Союза

Гневный миролюбец

С Ильей Григорьевичем Эренбургом я познакомился в июле 1942 года. Это случилось в знаменательные дни: 11-я гвардейская армия, которой я командовал, прорвала мощную оборону фашистских войск южнее Жиздры и стремилась выйти во фланг и глубокий тыл орловской группировке противника. Чем дальше мы продвигались, тем яростнее становилось сопротивление врага. Ко мне стали поступать донесения о появлении перед фронтом новых немецких танковых соединений, спешно перебрасываемых с других участков. В это время ко мне прибегает чем-то встревоженный комендант штаба:

— Товарищ командующий, разрешите доложить!

Комендант не стал бы отрывать меня от дел по пустякам. Получив разрешение, он сказал:

— В районе штаба задержана автомашина. На ней в сторону фронта ехали два человека, оба без знаков различия. Один из задержанных назвался военным корреспондентом Ильей Эренбургом и требует, чтобы его провели к вам. Что прикажете?

Мне, конечно, было хорошо известно имя талантливого нашего писателя. Газеты с его статьями являлись в ту пору лучшим агитационным материалом, зачитывались у нас до дыр. Перо Эренбурга воистину было действеннее автомата.

Я распорядился пригласить Эренбурга ко мне. Вскоре дверь распахнулась, и через порог со штатской неторопливостью перевалила мешковатая фигура человека средних лет. Заметно сутулясь, он не спеша зашагал к столу, устремив пристальный взгляд прямо перед собой.

Я вышел из-за стола и двинулся навстречу. Остановившись от меня в двух шагах, вошедший легким наклоном головы приветствовал меня:

— Эренбург, военный корреспондент.

Изучающе разглядывая друг друга, мы сели рядом.

Одет Илья Григорьевич был в новую, чересчур просторную хлопчатобумажную гимнастерку и галифе. На седоватой копне волос красовалась пилотка, о которой он, видимо, забывал и поэтому не снимал ее. По всему заметно было, что он еще не привык к военной форме и чувствовал себя в ней неловко. На мой вопрос, куда он держит путь, Илья Григорьевич невозмутимо ответил:

— На передовую. Хотим своими глазами увидеть, как фрицы драпают.

Я объяснил, что обстановка в ходе наступления не всегда ясная. Линия фронта все время меняется, и вместо своих можно угодить к немцам.