Воспоминания писателей ХХ века (эволюция, проблематика, типология)

Колядич Татьяна М.

Большинство же исследователей считают, что память является одним из основных компонентов мемуарного повествования или "видовых признаков" (А.Тартаковский). Сами мемуаристы выделяют так называемую "первичную память", связанную с "первейшими событиями жизни", "память детства", "вечную память", "память рода", отмечая то, что «намертво» в нее врезалось.

Память можно рассматривать как носителя ретроспективной информации о событиях прошлого. Однако, она может не только отражать пережитое, но и помогать автору при отборе событий, проявляясь как один из конструирующих приемов через систему ассоциативных рядов. _ Со временем одни впечатления

тускнеют, другие приходят им на смену, и со временем реальные связи между событиями утрачиваются, в результате чего в сознании мемуариста и возникает некоторый образ прошлого. Именно память помогает корректировке изображаемого, придавая воссоздаваемой картине иллюзию объективности, появляются специальные обороты — "все живо в памяти", "я помню", "до сих пор помню". _

Иногда автор не стремится быть конкретно точным в воспроизведении давних впечатлений. Тогда происходит нарушение подобных связей и отсутствия координирующих связей. Как следствие возникает ощущение нереальности происходящего, переход на уровень сна и даже кошмара:

"Мною утеряно чувство перспективы, лица и предметы то кажутся близкими, то уменьшаются и становятся далекими, как будто я попеременно смотрю с двух сторон, прямо и обратно, в стекла бинокля. Так же сдвигаются и события в искаженной перспективе времени". Зенкевич, с.435.

Память воспринимается как внутреннее пространство, необходимое для развертывания события, что приводит к усилению ее роли не только в качестве конструирующего приема, помогающего в организации сюжета и формировании временной системы, когда возможно как сопряжение времен, так и свободное перемещение автора одновременно в нескольких временах и даже мирах (с переходом в вечность или какие-то космические а иногда и фантасмагорические масштабы). Поэтому в мемуарах Зенкевича призраки и покойники органично входят в единую образную систему с другими персонажами, участвуя в создании не только исторического, но и мифологического времени.

Как замечает О.Форш по поводу собственной повествовательной манеры: "Здесь уместна оговорка автора по адресу критиков, лютых в делах хронологии. Автор предполагает "взрывать пограничные столбы времени" и протекать мыслью в настоящем, прошедшем и будущем, связывая события лишь одной перекличкой персонажей и субъективной адекватностью ощущений. Ну, словом, по капризу совершать перенос "вечного возвращения" в простецкие дни недели". Форш, с.77.

Память выступает в данном контексте как некий эквивалент (или прообраз) вечности, бесконечности и всеединства. Она есть особый инстинкт, так сказать — "инстинкт духовный", говоря словами И.Бунина. Таким образом легко прийти к выводу о том, что анализ памяти как приема позволяет говорить о ней лишь как одном из средств обобщения или типизации. В данном случае специфическим проявлением памяти становится своеобразный отбор фактов, зачастую обусловленный причудливой игрой авторского воображения. Известно, что чуть раньше французский писатель Пруст писал, что память "дает не фотографическое воспроизведение прошлого, а его суть".

Воспоминания о собственном прошлом в романе Бунина "Жизнь Арсеньева" переданы не в виде последовательной смены разных переживаний, а слиты в единый своеобразный поток памяти. "Помню я много серых и жестких зимних дней, много темных и грязных оттепелей…" Бунин, с.77. Появляющиеся в этом потоке яркие, конкретные детали ("редкие звезды в низком русском небе") подчеркивают не временную конкретность, а непосредственность авторского переживания. _

Создавая свой образ прошлого, Бунин соединяет описание события с последующим "воспоминанием —

переживанием" о нем. _ Нередко добавляется (а иногда и наслаивается) и реакция автора — мемуариста. В процессе их синтеза и даже слияния и создается образ "прошлого, отрезанного от настоящего и уже более не отдаляющегося". Так, за описанием появившегося в летнем ресторане "высокого офицера с продолговатым матово — смуглым лицом", следует рассказ о том, какую роль сыграет этот человек в будущей жизни героя. Обыденный эпизод утрачивает связь с реальной временной последовательностью и, не теряя своей конкретности, переносится в иное временное измерение.

Передаваемое с помощью точного подбора временных или деталей, историческое время является своего рода иллюзией. Она сразу же разрушается благодаря использованию несобственно — прямой речи и неопределенно — личных конструкций. Бунин добивается удивительного эффекта — образы не только получают особую яркость и четкость ("как в волшебном фонаре"), но и приобретают совершенно иное, вневременное звучание. "Когда пришел поезд, я, простившись с работником, отдав ему шубу и наказав отправить в Батурино тысячу поклонов, вошел в людный третьеклассный вагон с таким чувством, словно отправлялся в путь, которому и конца не предвиделось". Бунин, 1, с.65.

Скрытая реминисценция помогает передать состояние автора: "путь, которому и конца не предвиделось". Причем расшифровка может быть дана произвольная — от библейской (перемещение людей во время потопа) до современной, навеянной кругом чтения (почти буквальное совпадение с ситуацией, описанной в "Анне Карениной" Л.Толстого). Указанием на последнее объяснение служит интерес Бунина к Толстому, библейские ассоциации являются значимой составляющей большинства произведений писателя (вспомним, например, конец рассказа "Господин из Сан — Франциско").

Другим способом передачи необратимости течения времени является сопряжение разновременных событий. Так, например, описание приезда в Орел великого князя в яркий весенний день юности Арсеньева сменяется описанием его похорон в Ницце, на юге Франции. Опорным образом, соединяющим оба эпизода становится образ солнца ("Неужели это солнце. что так ослепительно блещет сейчас, это то же самое солнце. что светило нам с ним некогда?").

Как известно, семантика слова «солнце» достаточно сложна. Обычно с ним связана идея космизма. всеобщего единства. Как известно, подобная концепция была предложена в начале ХХ века символистами. И Бунин отчасти использовал приемы модернизма в своем творчестве.

Возникающая в авторском сознании ассоциация соединяет два разновременных эпизода и переводит действие в иной, уже вневременной план. Она вызывает своеобразное нарушение ритма, связанное с внутренними остановками в открытии и изучении внутреннего мира. Подобный эффект достигается не благодаря сопоставлению двух хронологически приуроченных событий, а через противопоставление двух временных пластов, условно обозначенных как «сейчас» и «некогда», или точнее, через фиксацию разновременных состояний.

Анализ своеобразия движения сюжета и развития в этих рамках временной системы позволяет прийти к выводу, что роль памяти в романе Бунина многообразна. Память не только помогает автору «преодолеть» время (так происходит и в ряде других воспоминаний), но и участвует в создании некоего призрачного мира, в котором стираются различия между собственным прошлым и вымыслом, авторское «я» воспринимается как нечто чужое, а события чужой жизни переживаются так же остро, как собственные. Вот почему можно согласиться с критиком, заметившим, что Бунин сумел передать то, что "никак нельзя уловить и выразить". _