Воспоминания советского посла. Книга 2
Шрифт:
К сожалению, мы жестоко ошиблись. Чемберлен и Даладье (имя Даладье я тоже беру здесь и в дальнейшем не только как личности, но и как воплощение пресловутых «200 семей») продолжали крепко цепляться за свою непреклонную линию, т. е. за политику стравливания Германии и СССР. Даже в этот момент, когда грозный призрак второй мировой войны уже явственно обрисовался на горизонте, они больше всего помышляли не о том, как бы поскорее заключить тройственный пакт, а о том, как бы избежать необходимости его подписания.
Сознавали ли англичане и французы близость нового «прыжка» со стороны Гитлера? Да, сознавали, и я могу привести тому бесспорное доказательство. 12 июня у меня был важный разговор с Галифаксом (к нему я еще вернусь позднее), во время которого я спросил своего собеседника, как, по его мнению, пройдет наступившее лето? Британский министр
«Как мне кажется, Гитлеру трудно будет предстать пред Нюрнбергской конференцией [240] , не сделав предварительно попытки разрешить проблему Данцига. Поэтому нам приходится ожидать, что июль и август будут бурными месяцами(курсив мой. — И. М.)» [241] .
240
Имеется в виду большой фашистский парад, который гитлеровцы устраивали ежегодно в сентябре в Нюрнберге.
241
DBFP, Third Series, vol. V, p. 50-51. (Курсив Майского выделен нами дополнительно полужирным начертанием. — V_E.)
Как видим, английское правительство прекрасно понимало, что в воздухе пахнет прозой и что на этот раз будет решаться судьба Польши, целостность и независимость которой Чемберлен и Даладье только что гарантировали. Английское правительство не могло не сознавать, что без соглашения с СССР оно не может спасти Польшу. И все-таки вместо скорейшего заключения тройственного пакта взаимопомощи оно с начала июня вступило на путь упорного саботажа того самого пакта, необходимость которого оно официально только что признало. Горестная повесть об истории этого саботажа будет рассказана на последующих страницах. Сейчас же мне хочется сказать, что трудно в дипломатических анналах найти другой пример двуличия и лицемерия, подобного поведению Чемберлена и Даладье в тройных переговорах 1939 года. Трудно найти также более яркий образец политической слепоты, продиктованной классовой ненавистью! Вместе с тем позиция правительств Англии и Франции в критические месяцы тройных переговоров с несомненностью свидетельствует, что они меньше всего заботились о опасении Польши, что Польша, подобно Чехословакии в предшествующем году, являлась для них лишь разменной монетой в большой игре с гитлеровской Германией.
Вспоминая те дни, я не могу не остановиться еще на одной фигуре, которая сыграла немалую роль в англо-французском саботаже тройных переговоров, — на фигуре тогдашнего американского посла в Лондоне Джозефа Кеннеди, отца будущего президента США Джона Кеннеди.
Выходец из состоятельной семьи, Джозеф Кеннеди сделал быструю карьеру как финансист и делец, и к 50 годам стал очень богатым человеком. За услуги, оказанные Франклину Рузвельту во время избирательной кампании, он, как водится в Америке, получил свою «компенсацию» и в 1938 г. прибыл в Англию в качестве посла США. Здесь Кеннеди сразу стал «сенсацией» сезона. Прежде всего как отец девяти детей! Такие вещи случаются не часто среди членов дипломатического корпуса. В течение нескольких месяцев улыбающаяся физиономия американского посла неизменно украшала страницы газет и журналов — то во главе всей семьи, то вместе о сыновьями, которых было четверо, то вместе с дочерьми, которых было пятеро. Потом началась кампания пожалований Кеннеди звания почетного доктора прав: шесть (!) университетов — в Дублине, Эдинбурге, Манчестере, Бирмингеме, Бристоле и Кембридже — удостоили американского посла этой чести. Каждый раз при такой оказии по адресу Кеннеди раздавались всяческие славословия, а фотографы изображали его то в университетской мантии, то без оной, то в профессорской шапочке, то с открытой головой.
Однако американский посол увлекался не только светской жизнью и представительскими функциями — он занимался также политикой. И тут он скоро стал идолом «кливденской клики». Две основные идеи владели Кеннеди: вера в могущество гитлеровской Германии и неверие в жизнеспособность Великобритании. Так как одновременно американский посол
Я вспоминаю, как несколько позднее, в июне 1940 г., после того как Франция капитулировала и перед Англией встал вопрос — идти ли ей на мир с Германией или продолжать войну, Кеннеди приехал ко мне в посольство и начал спрашивать, что я думаю по этому доводу? Сам Кеннеди был почти в панике. Он считал, что Англия бессильна перед Германией, что она безнадежно проиграла войну и что чем скорее она заключит мир с Гитлером, тем лучше. Американский посол был очень удивлен, когда я стал возражать ему и доказывать, что для Англии пока еще ничего не потеряно, что она имеет большие возможности успешно сопротивляться и отразить германскую угрозу, если, конечно, она сохранит мужество и готовность к борьбе. Я подчеркивал, что, по моим наблюдениям, дух широких масс народа крепок и что даже среди правящей верхушки имеются люди, которые не захотят поднять руки вверх перед наглостью фашистских агрессоров. Отсюда я делал вывод, что было бы неправильно открывающиеся перспективы рисовать в сугубо черных красках. Когда я кончил, Кеннеди, разведя руками, воскликнул:
— Ну, знаете, вы просто оптимист… Ничего подобного я не слышал даже от англичан!
Еще бы! Ведь англичане, с которыми встречался Кеннеди, были англичане «кливденской» марки, а они не верили ни в себя, ни в будущее своей страны.
Однако в Великобритании в тот момент у власти стояло правительство, возглавляемое Черчиллем. Оно имело свои недостатки, но все-таки лучше отражало массовые настроения, и совсем не собиралось капитулировать перед гитлеровской Германией. Американский посол и его друзья в ужасе заламывали руки, однако история полностью оправдала решимость тогдашнего британского правительства.
Легко понять, как человек, подобный Кеннеди, мог влиять и действительно влиял на поведение англичан в тройных переговорах 1939 года. Он был верной опорой Чемберлена во всех сложных перипетиях этой злосчастной истории.
25 мая Сиидсу были посланы новые инструкции. В соответствии с этим британский посол в Москве (равно как и его французский коллега Наджиар) предложил Советскому правительству свой проект тройственного пакта взаимопомощи. Сущность его сводилась к следующему:
1. Англия, Франция и СССР, «действуя в соответствии с принципами ст. 16, § 1 и 2 устава Лиги Наций», оказывают друг другу всяческую поддержку и помощь в трех случаях: а) если кто либо из них подвергся агрессии со стороны европейской державы; б) если кто-либо из них вовлечен в военные действия как результат предоставления гарантии какому-либо европейскому государству и в) если кто-либо из них вовлечен в военные действия как результат помощи какому-либо европейскому государству, которое, не имея гарантии от участников пакта, тем не менее обратилось к ним за помощью в борьбе против агрессии (ст. 1 и 2).
2. Три правительства должны обсудить совместно методы, с помощью которых из взаимная поддержка и помощь могут в случае нужды дать наиболее эффективные результаты (ст. 3).
3. Пакт заключается на пятилетний срок [242] .
Разумеется, этот проект никак не мог удовлетворить СССР, ибо он имел ряд недостатков.
Во-первых, он связывал тройственный пакт с Лигой Наций. Это фактически означало, что при господствовавших в данной организации правилах и нравах пакт никогда не привел бы к быстрым и эффективным действиям. Все ограничилось бы красивыми словами и бумажными резолюциями.
242
DBFP, Third Series, vol. V, p. 679.
Во-вторых, он ставил СССР в неравноправное положение с его партнерами, обязывая СССР приходить на помощь Англии и Франции, если они будут вовлечены в войну как результат их гарантии Польше, Румынии, Греции и некоторым другим государствам, но он не обязывал Англию и Францию приходить на помощь СССР, если последним будет вовлечен в войну вследствие нападения Германии на прибалтийские государства, ибо Англия и Франция не давали им гарантий. А между тем с этой стороны СССР всегда мог ждать различных неприятных сюрпризов.