Воспоминания. От крепостного права до большевиков
Шрифт:
По настроению и построению «Воспоминания» являются апологией «бесцветной жизни», как Врангель определил свою жизнь в одном из редких, личного плана отступлений книги. Это не исповедь, не рассказ о становлении, хотя элемент жанра становления в скрытой форме в его автобиографии присутствует. Прежде всего эта книга – апологетическое, беллетризированное и драматизированное повествование, оформленное в терминах и образах отталкивания от объективных факторов и обстоятельств собственной жизни автора и российской действительности. Форма, выбранная мемуаристом для рассказа о своей жизни, максимально приспособлена для создания индивидуализированного портрета, без необходимости сколь-нибудь детального самоописания. «Воспоминания» разбиты на большое количество небольших глав и главок, каждая из которых представляет собой относительно законченное повествование. Многочисленные рассуждения историографического характера и зарисовки – портретов, происшествий – регулярно вторгаются в биографический нарратив. Извлеченные из памяти благодаря своему романтическому, красочно-бытовому или поучительному характеру, главы-зарисовки иногда выполняют в тексте функцию иллюстраций к рассуждениям, иногда заменяют собой описательный биографический материал. На излагаемое в них повествователь смотрит будто со стороны, даже являясь действующим лицом в
Второй важной структурной особенностью «Воспоминаний» является наличие в них значительного пласта прямой речи – диалогов и монологов. Что вспоминающий человек к концу жизни не всегда точно помнит даже многие факты, не говоря о разговорах, хорошо известно. Помимо того, что прямая речь выполняет чисто повествовательную функцию, заменяя собой объяснения, она часто образует дополнительный сюжетный план. Диалог создает образ (явления, события, настроения), который иначе никак не описывается и не называется. Анализ контекста историй, диалогов, описаний и проч. может сообщить многое о самоощущении мемуариста. Но обстоятельного, синтаксически оформленного рассказа о себе – с рефлексией по поводу прошлого, с самооглядкой, самоанализом – в воспоминаниях нет. Обстоятельный рассказ о своей жизни заменен историями, нередко анекдотического характера, и прямой речью.
Теперь вернемся к проблеме разных версий «Воспоминаний».
Анализ редакторских изменений в тексте (удаление ряда биографических данных, популистские идеи, стремление «улучшить» образ повествователя и т.д.) позволяет сделать ряд предположений о целях редактирования.
То, что явно повышенный интерес издательств к воспоминаниям частного и не особенно примечательного человека наверняка объяснялся не личностью Н.Е. Врангеля, а деятельностью его сына, Петра Николаевича, главнокомандующего Русской армией, председателя Русского общевоинского союза, представляется вполне очевидным. Столь же очевидно, что почти тотальное табуирование биографии Н.Е. Врангеля было вызвано желанием – самого ли мемуариста, редактора ли – не включать в русское и французское издания ничего, что способно было бы вызвать неизбежные пересуды о семье, ставшей ко времени появления мемуаров известной. Желание не включать в текст «Воспоминаний» материал, способный потенциально хоть как-то скомпрометировать генерала (и семью), понятно. Но тщательно отредактированный текст наталкивает на мысль, что дело было не просто в желании не предавать гласности отдельные биографические факты, а в сознательном создании иного, «нового» образа отца, что редактор создавал миф, модифицировал текст таким образом, чтобы не только образ отца стал подходящим для того, кем был («правитель России»), стал (надежда широких кругов эмиграции) и кем еще мог быть Петр Врангель, но чтобы и сам текст соответствовал этой задаче. Изменению подвергся не только образ мемуариста, но, насколько это было возможно, образ всех членов семьи и даже отчасти среды. Действительно, когда Н.Е. Врангель начал писать «Воспоминания», он был лицом анонимным; когда он их закончил, он стал отцом сына с мировой известностью. Писавшееся частным человеком неожиданно приобрело дополнительное значение. Из документа, интересного современникам, как интересно всегда мнение другого человека о твоем собственном времени, и потенциально представляющего интерес для историка, текст превращался в документ политической и общественной пропаганды, становился голосом, предстательствовавшим за сына. Так что нет ничего удивительного, что текст биографии потерял свое прежнее значение и стал рассматриваться как потенциальный политический документ 12 .
12
Современники текст «Воспоминаний» и читали как политический, как отметил это один из рецензентов: «Недавно вышедшие в свет воспоминания барона Н. Врангеля – “От крепостного права до большевиков” – отмечены всей русской эмигрантской печатью. Однако в рецензиях об этой книге – были ли то похвалы или порицания – было слишком много места уделено политическому моменту. В рецензиях левых газет с удовольствием цитировались строки, в которых покойный барон Н. Врангель не щадил красок для изображения дореформенной и дореволюционной России. Некоторые органы правой печати тоже воспользовались этим, чтобы обрушиться на автора книги за его неуважение к “устоям”. Политический подход к разбору книги усилился тем обстоятельством, что с именем сына барона Н. Врангеля связано целое течение национальной антибольшевистской борьбы и невольно навязывались параллели и сопоставления» (Даватц В. Без романтики // Новое время. 1924. 1 октября).
Это объясняет множество кажущихся случайными и бессмысленными исправлений и изъятий.
Вряд ли удастся узнать, кто создавал русскую и французскую версии, какие формы принимал этот процесс. С большой долей вероятности можно предположить, что сделано это было в кругу семьи. Принимал ли в редактировании участие сам генерал Врангель? К вопросам пропаганды он относился крайне серьезно и так же серьезно заботился о своем образе в глазах потомства. Принимал ли участие в редактировании собственных воспоминаний автор? И этого исключить нельзя по той простой причине, что без его воли ни русская аудитория, ни французская о существовании текста на финском языке просто никогда не узнали бы. Возможно, именно Н.Е. Врангель начал редактирование, т.е. сокращение своего текста, что он его и собрал заново, но дальнейшая работа, прерванная его смертью, была закончена без его участия.
О семье Врангеля известно мало. Жена Мария Дмитриевна была человеком чрезвычайно активным, энергичным и, похоже, честолюбивым. Занималась просветительской деятельностью: в Ростове-на-Дону принимала участие в создании городской библиотеки, организовала воскресную школу. А. Бенуа, хорошо знавший Н.Е. Врангеля, писал, что «именно она была настоящей духовной воспитательницей своих сыновей» 13 . Находясь в эмиграции, она стала собирать биографии политических и общественных деятелей, писателей, художников и т.д. 14
13
Бенуа А. Мои воспоминания. М., 1990. Кн. IV/V. С. 336.
14
См.: Шевеленко И. Материалы о русской эмиграции 1920—1930-х гг.
Мне кажется, и это не более чем предположение, что в поисках возможного редактора не следует отбрасывать безоговорочно кандидатуру М.Д. Врангель, в архиве которой хранится вот такая биографическая справка, написанная ее широким, размашистым почерком:
«Барон Николай Егорович Врангель
Родился 6-го июля 1847 г. Окончил Геттингенский университет – доктор философии. Его автобиография в его Воспоминаниях “От крепостного права до большевизма”, в издании “Слово” в Берлине, в 1924 г. Переведены на шведский, финский, английский и французский языки. Ранее он перевел в стихах “Фауст” Гете; писал комедии и 2 драмы для П.А. Стрепетовой: 1) “Петр Федорович Басманов” и 2) “Марина Мнишек”, к представлению на сцене не были разрешены 15 .
15
Драмы были изданы. См.: Врангель Н.Е. Петр Федорович Басманов. Марина Мнишек: Две драмы из эпохи Смутного времени. СПб., 1886.
Отец Главнокомандующего Русской Армией (в Гражданскую войну) бар. Петра Ник. Врангель и историка и критика искусства бар. Ник. Ник. Врангель.
Скончался скоропостижно в Сремски Карловицах в Сербии» 16 .
Справка озадачивает всем: неточностью биографических данных, языковой небрежностью, а главное, критерием, по которому произведен отбор биографических данных. Имя актрисы, для которой предназначались драмы, и факт недопущения их к представлению оказались более важны для характеристики мужа, чем основной род его деятельности. Писательство же в его жизни играло самую незначительную роль. Почему, упоминая о книге мужа, существующей на пяти языках и в трех версиях, о чем не могла не знать составившая биографическую справку Мария Дмитриевна, она этого не оговорила? Не знать она этого не могла, потому что извлекла из финского издания последнюю главу, «Письма моей жены из России», и опубликовала ее с небольшими дополнениями под своим именем в «Архиве русской революции» 17 . Вместе с биографической справкой в архиве сохранились два стихотворения с припиской: «Ему (Н.Е. Врангелю. – А.З.) очень легко давался стих, и я то и дело находила его стихи на клочках бумаги. Я решила их собрать и переписать в тетрадь <…>. Тетрадь эта находится в Пушкинском доме в архиве сына Н.Н. Врангель (так! — А.З.)» 18 . Но о рукописи «Воспоминаний» нет нигде ни единого слова.
16
Архив Гуверовского института. Коробка 27. Папка 2.
17
См.: Врангель М.Д. Моя жизнь в коммунистическом раю // Архив русской революции. Берлин, 1922. Кн. 4. С. 198—214.
18
Архив Гуверовского института. Коробка 27. Папка 2.
Александр Бенуа в своих «Воспоминаниях» считает нужным сообщить, что семья Николая Егоровича принадлежала «по фамилии к высшему обществу», но при всей «древней родовитости, эта ветвь Врангелей была сравнительно захудалой», и только «благодаря деловитости барона Николая Егоровича <…> семья сумела отвоевать обратно утраченное было, но подобающее положение в обществе» 19 . Под «деловитостью барона Николая Егоровича», как с легким снисхождением пишет Бенуа, имеется в виду его предпринимательская деятельность. Соотнеся мотивы письма с написанным Бенуа, легко сделать вывод, что «древняя родовитость» даже при «отвоеванном подобающем положении в обществе», не обеспеченная никаким иным фундаментом, кроме деловитости, не гарантировала в начале века того положения в обществе, в котором так был уверен Н.Е. Врангель в начале своего жизненного пути. Этим, как мне кажется, объясняется нетерпеливое желание самоутверждения, присутствие которого нельзя не почувствовать в письме Марии Дмитриевны.
19
Бенуа А. Указ. соч. С. 336.
При таком болезненном отношении к социальному престижу внезапный взлет имени семьи на самую вершину известности не мог не сказаться на желании привести историю «в порядок», создать необходимый фундамент для любого будущего – генерала ли, его детей, просто памяти в истории.
Н. Е. Врангель
Воспоминания
От крепостного права до большевиков
Предисловие
Эта книга не является ни биографией, ни коллекцией исторических фактов и анекдотов. Не претендует она и на систематическое изображение прошлого. Она состоит только из случайных воспоминаний, сохранившихся в моем сознании и изложенных в хронологическом порядке. Мой друг Т.Т. Кайла 1 , литературной интуиции которого я доверяю, предложил перевести их на финский язык, полагая, что они заинтересуют его соотечественников. Судить, насколько он прав, не берусь. Вполне допускаю, что некоторым воспоминания покажутся скучными, но кому-то они будут интересны. Как правило, читатель реагирует на то, что находит отклик у него в душе. В этих воспоминаниях не содержится никакого исторического урока. Они являются живым человеческим свидетельством и как таковые – интересны, поскольку отражают суть действительности, а не ее внешнюю сторону, как бывает с официальными документами, напоминающими сценические декорации. О себе я пытался говорить как можно меньше, но совсем избежать этот скучный предмет невозможно, так как невозможно совершенно скрыть существование своего собственного «я». Все мы знаем, что на самом деле являемся незначительными величинами, бесполезными атомами человечества. Самих же себя мы, разумеется, воспринимаем как начало начал жизни.
1
Кайла Т.Т. (1884—1961) – доктор философии; служебную карьеру начал в России: был предпринимателем, работал на таможне; с 1920-х гг. начал писать и публиковаться, переводил с русского языка, в том числе А.И. Куприна.