Воспоминания. От крепостного права до большевиков
Шрифт:
В комнатах, в которых каждый уголок нам знаком и где все так похоже на то, что у всех больших, мы тем не менее ожидаем чего-то таинственного. Но увы! Ничего не находим. И нам кажется странным, что из толстых черных стен на другой стороне сада, где днем не видно никаких окон, а только узкие светлые полоски, вечером там мелькают бледные огоньки.
– Что это, дедушка?
– Будете все знать, скоро состаритесь, – отвечает он.
Ведет нас дед на монетный двор, где из замысловатых машин вываливаются блестящие золотые и серебряные монеты; в светлую церковь, где на высоких белых мраморных плитах, покрытых черным сукном, золотыми буквами начертаны имена давно усопших царей. Мы заходим в какое-то длинное здание, окруженное высокими стенами, в длинных коридорах которого по обеим сторонам его маленькие закрытые двери и солдаты в войлочных туфлях ходят неслышными шагами и где тихо, как в могиле.
Одна из комнат в доме дедушки казалась нам особенно интересной. В ней были свалены в кучу странные предметы: старая из старых времен мебель, каски с черными лошадиными волосами, длинные сабли и оружие, украшенное двуглавыми орлами. Нам всегда хотелось рассмотреть и подержать все эти необычные вещи, но тут же после завтрака эту комнату почему-то закрывали, и дедушка забирал ключи с собой.
– Дедушка, почему ты замыкаешь дверь? Я хочу посмотреть на каску.
– Нельзя, миленький.
– А зачем нельзя? Я теперь хочу.
– Нельзя.
– Нет, скажи, зачем нельзя?
– После завтрака там спит Баба-яга, – говорит дед.
– Это неправда, – тоненьким голоском вмешивается Зайка. Баба-яга была ее специальностью. – Баба-яга спит дома.
– Где ее дом? – спрашиваю я, потому что хочу еще раз послушать сказку, которую я слышал уже раз сто.
– На болоте.
– А вот и неправда, – говорит сестра. – Она живет в лесу, в избушке.
– Не рассказывай, Зайка, пусть дедушка.
– Много лет назад, – начинает дедушка, но Зайка расстраивается. Дети не позволяют изменять текст.
– Да, да, – говорит дедушка, – живет она с Дедой-ягой…
– Неправда, неправда! – кричим мы в один голос. – Никакого Деда-яги нет. Глупости!
– Как нет? – удивляется дедушка. – Я сам его видел.
Это сказано так авторитетно, что мы только рты разинули.
– Где? Где ты его видел?
– Он тоже приходит сюда с женой, – говорит дедушка.
С тех пор Дед-яга не давал мне покоя, и я решил как-нибудь исхитриться и увидеть его. Для этого я как-то после завтрака незаметно проскользнул в таинственную комнату и спрятался под диван. Но, проделав все это, я испугался и уже собирался убежать, когда щелкнул замок и отступление уже было невозможно.
Я лежал, полумертвый от страха, но кругом все было тихо. Я осторожно выглянул из своей засады – комната была пуста. Слава Богу. Дед-яга сегодня не придет. Я вылез из-под дивана и направился к окну. Передо мной был маленький садик, окруженный высокими стенами. В середине росли георгины, окруженные резедой, несколько березок, кусты жасмина и деревянная некрашеная скамья. Жирный тигровый кот, припав животом к земле, осторожно, ползком подкрадывался к воробью. И вдруг я чуть не умер от страха – калитка открылась, и в садик вошел Дед-яга, старый-престарый, древний, сгорбленный, со слезящимися, невидящими глазами, с тощей серенькой бородкой. Голова его тряслась, пока он шел маленькими шажками, всем телом тяжело упираясь на палку. И мой страх сменился глубокой жалостью. Он смотрел прямо перед собой, ни на что не обращая внимания. Он сел на скамью, на солнышке.
– Ты что тут делаешь? – раздался за моей спиной сердитый голос деда, и он вывел меня из комнаты.
Много лет спустя я от бывшего плац-майора крепости, тогда уже давно на покое доживавшего свой век, узнал, кто был этот беспомощный старик. Лет шестьдесят тому назад, в последние годы царствования Екатерины, был доставлен в крепость юный безымянный арестант, которого, как значилось в бумаге, повелено содержать «впредь до Именного Указа пристойно и в довольстве, не чиня никаких препятствий». Это и был мой Дед-яга; имя его никому не было известно. Суммы на его содержание отпускались из личных средств Государя. Дед несколько раз «докучал» Императору, напоминая о нем, но всегда получал в ответ: «Брось! Выпустить его нельзя».
Балаганы
На Пасху и на Рождество нас возили в коляске на балаганы 27 на Адмиралтейскую площадь, причем всегда на козлах вместо выездного лакея садился сам отец. Эти балаганы, как многие другие типичные пережитки старины, теперь исчезли безвозвратно 28 .
На середине площади для народа расставлены зеленые палатки, построены балаганы из досок, на площадках которых ломаются пестрые арлекины, машут руками Пьеро в белых балахонах с красными помпонами, пляшут Коломбины, прыгают маленькие чертенята, неподвижно стоят великаны в громадных гренадерских шапках. Рядом крутятся перекидки, вертятся
27
Описания балаганов встречаются во многих мемуарах XX в. Вспоминаемые в совершенно другую эпоху, при советской власти (Кони А.Ф. Собр. соч. М., 1966. Т. 7. С. 49, 431; Бенуа. Т. 1. С. 289—296) или в обстановке эмиграции (Оболенский В.А. Моя жизнь, мои современники. Париж, 1988. С. 11—14), балаганы воспринимались как неотъемлемая часть ушедшего «золотого века». Подробнее см.: Петербургские балаганы. СПб., 2000. У Врангеля были дополнительные причины для подобных воспоминаний, поскольку его младший сын, Николай Николаевич, работал над проектом возрождения балаганов в Петербурге; осуществлению его планов помешала Первая мировая война.
28
Балаганы устраивались на Адмиралтейской площади по 1872 г., затем переместились на Царицын луг (Марсово поле), где просуществовали по 1897г.
29
Шугай – короткая и широкая женская кофта с просторными рукавами.
Кой-где линейные казаки в круглых овечьих шапках, донцы в киверах с пикою у стремени с лошади смотрят на толпу. Вокруг качелей в два ряда, слева направо и наоборот, в экипажах катаются господа. Въехать в ряды ждут, да не всегда дождутся, – столько желающих. В рядах прежде всего бросаются в глаза ярко-красные полосы. Это в придворных экипажах с кучерами, форейторами и лакеями в придворных красных с золотыми галунами ливреях едут институтки Ведомства Императрицы Марии 30 . Остальные экипажи в этом ряду допускаются лишь парные, переполненные детьми, подростками, дамами, старухами и стариками. На козлах редко ливрейный лакей, в большинстве случаев сами господа. Ряд этот едет шагом.
30
Ведомство императрицы Марии (точнее – Ведомство учреждений императрицы Марии, ведшее свою историю от Канцелярии императрицы Марии Федоровны) – высший государственный орган, в ведении которого находились благотворительные учреждения и женские учебные заведения.
Второй ряд одиночки – едут рысью.
В санях сидят офицеры в касках и киверах, штатские господа в высоких шляпах и бекешах с бобрами, студенты и лицеисты в треуголках, пажи в касках с белыми громадными султанами, едут на тысячных рысаках купчихи, в многотысячных шубах с повязанными узлом платками на голове. Ездить в парных экипажах и носить шляпы купчихам тогда не полагалось.
Все это мчится, смеется, кланяется, посылает воздушные поцелуи институткам, и тогда немедленно окно кареты заслоняется туловищем классной дамы, сидящей в каждой карете.
Мимо этого гулянья по нескольку раз в день проезжает в маленьких санках, заложенных серым рысаком, Государь в шлеме и военной накидке. В широких санях проезжает Елена Павловна 31 , ее сопровождает лакей, одетый в голубое. Мчатся мимо великие князья: взрослые тоже на одиночках, маленькие в широких парных санях со своим воспитателем, великие княжны и княгини едут в санях с пристяжкою и ливрейным лакеем в треуголке, надетой «полем». А вот и Императрица: она сидит в высокой карете на круглых рессорах, на запятках стоят два казака в высоких шапках и чекменях с золотыми шнурами.
31
Елена Павловна (урожд. Фредерика-Шарлотта-Мария, принцесса Вюртембергская; 1806—1873), великая княгиня – вдова великого князя Михаила Павловича.