Воспоминания. Победы и страсти, ошибки и поражения великосветской львицы, приближенной к европейским монархам в канун Первой мировой войны
Шрифт:
В ту самую ночь, когда умер мой свекор, упал старый колокол, который висел на привратной башне в Фюрстенштайне и звонил каждую ночь в десять часов. После его смерти, казалось, все пошло наперекосяк. Через год или два мужу пришла в голову безумная мысль частично расширить и перестроить Фюрстенштайн. Замок был таким огромным, что любые ремонтные работы обходились примерно в 15 тысяч в год, не считая расходов на мебель и оборудование. В Фюрстенштайне насчитывалось свыше 50 красивых каминов эпохи Возрождения.
Содержание и Плесса, и Фюрстенштайна обходилось так дорого, что мы неизбежно во многом зависели от нашего огромного штата прислуги. Они работали безукоризненно, но мне казалось, что сама суть устройства нашего дома ужасно неправильная. Когда строилась новая больница для шахтеров, управляющие считали, что «подобные мелочи» не заинтересуют господ. Мнения же владетельного князя спрашивали лишь по самым крупным финансовым вопросам. Я очень старалась изменить такой порядок, внушала всем управляющим, шахтерам, лесорубам, их женам и детям, что чиновники, слуги и даже мы с Гансом нужны в первую очередь для того, чтобы давать им добрые советы и помогать им во всем, что их касается. Но задача оказалась непосильной; старинные методы управления в Фюрстенштайне и Плессе продержались слишком долго, чтобы мы могли достучаться до них. Социалисты и прочие крикуны, которые много болтали о «реформах» царя, понятия не имели, как тяжело что-то сделать и еще тяжелее «реформировать». Если бы социализм или любой другой «изм» продержался так же долго, как капитализм, из него вышли бы более многочисленные и невыносимые недостатки, чем у существующего строя. Я говорю так потому, что социализм основан на строгой дисциплине и, хотя отдельные лица часто могут быть грубыми и властными, организации и системы грубы и властны всегда.
В это время мой отец написал мне:
«Моя дорогая Дейзи!
Твое письмо было очень интересным. Церемония, хотя и печальная, должно быть, глубоко тронула всех присутствовавших. Немногие могут ожидать, что умрут, любимые и почитаемые всеми. Надеюсь, милая девочка, что вы с Гансом сможете долго наслаждаться плодами мудрости, благоразумия, заботы и ума и стать благодетелями всех, кто зависит от такого огромного имущества; они будут искать у вас помощи и совета».
В наши дни я отношусь к сплетням очень философски, но в молодости сплетни возмущают. Судя по записям в дневнике, меня очень злили сплетни о принце-консорте Нидерландов, который, как мне передавали, что-то сказал о Гансе.
«3 сентября 1907 г.
…Обедала с графом Штамм-Зирсторпфом; он всегда старается показать, что он мой друг, и потому пересказывает мне все сплетни. Последняя заключается в том, что мелкий негодяй Мекленбург, муж королевы Голландии, сказал позавчера кайзеру, что пройдут годы, прежде чем Ганс по-настоящему встанет на ноги, так как у него громадные долги! Он ведь совсем не знает Ганса! Он (граф Штамм) сегодня передал: многие сплетничают, что я везде разъезжаю с форейторами в красных ливреях. Я говорила Гансу: я считаю, что слугам следует носить траур, и черные шляпы и черные повязки не кажутся мне чем-то избыточным; но он заметил, что в больших домах невозможно заставить всех слуг и конюших надеть черное; здесь так не принято. Что ж, не знаю, но думаю, что, если я буду настаивать на своем, меня обвинят во всем и скажут: все потому, что я англичанка».
VIII
В ноябре я поехала в Итон на большой прием, но запомнила там только Джимми Альбу и весьма примечательного покойного маркиза Виллалоба, который очень долго служил послом Испании в Брюсселе. В октябре я была в Ньюлендсе, где мы много говорили о предстоящем визите в Англию кайзера и императрицы. Они должны были нанести государственный визит в Виндзор, а по его завершении императрица собиралась вернуться домой, а кайзер хотел снять дом где-то на юге Англии и хорошо отдохнуть. Меттерних, который мне очень нравится, относился к своим общественным и церемониальным обязанностям слишком легкомысленно.
Кроме того, у него есть огромный недостаток: он холостяк; у него нет жены, которая может занимать гостей, и детей, которые могут представлять его на многочисленных и не столь важных мероприятиях, которые тем не менее неоценимы как средство повысить популярность того или иного дипломата и подчеркнуть его успехи в труде на благо страны. Вот что я записала в дневнике:
«7 октября 1907 г. Ньюлендс
Ужинала и обедала с Совералом; у него много новостей, и он еще больше важничает, чем обычно, так как приезжает королева Португалии, и он едет в Булонь встречать ее. Меттерних охотился (по-моему, его отъезды сильно раздражают его секретарей, так как нужно много подготовить к послезавтрашнему визиту кайзера и императрицы); однако он вернулся только в среду! Один вечер я ужинала с ним, а последние два дня вставала рано и завтракала с ним в халате. Он такой милый и такой одинокий – он был очень доволен. Мы говорили о самых разных вещах…
Конец ознакомительного фрагмента.