Воспоминания. Победы и страсти, ошибки и поражения великосветской львицы, приближенной к европейским монархам в канун Первой мировой войны
Шрифт:
Я дважды ездила смотреть маневры верхом; они продолжались всего три дня, и последний день стал самым забавным: я получила общий пропуск для всех моих гостей, и граф Ойленбург и князь Линар, которые, разумеется, были в форме и оставались с нами, везде нас водили. В последний день мы обедали в лощине в нескольких шагах от кайзера и его свиты, которые расположились на вершине холма.
Позже кайзер увидел нас и, желая познакомиться с сэром Иеном Хэмилтоном и сэром Лоренсом Олифантом, спустился с холма и заговорил с нами – он подошел к моей лошади сбоку и поцеловал мне руку. Я тогда была единственной дамой среди присутствующих; немного побеседовав со мной, он обратился к двум генералам.
После обеда наши гости, сидя в автомобилях, провожали его – я оставалась верхом,
Именно тогда нашу компанию окрестили «Веселые виндзорские вдовушки», потому что мужей не взяла с собой ни одна знатная дама!
V
Встречать Новый, 1907 год я должна была в Англии, так как в Четсуорте ожидался большой прием: король, королева, все обычные придворные и пестрая смесь разных умных людей. Принцесса Виктория так и не получила широкой известности. Несмотря на ее сдержанность, разборчивость и природную застенчивость, она по природе очень любит веселиться и всегда желанная гостья на любой домашней вечеринке. Другие же члены королевской семьи способны испортить любое сборище, как бы тщательно ни были подобраны гости, о чем мне, к сожалению, хорошо известно. Зато люди другого сорта – настоящий дар Божий и очень помогают создать настроение. Милая Шарлотта Ноллис была фрейлиной королевы, а сэр Фриц Понсонби (его женой была Риа Кеннард, одна из признанных красавиц в те дни; ее и сейчас можно назвать одной из красивейших женщин в Лондоне) был камергером короля и, как всегда, идеальным гостем. Кроме них, были лорд и леди Десборо, леди де Грей, девочки Ачесон, их родители, лорд и леди Госфорд, мистер Эван Картерис и Джордж Холфорд. Мистер Бальфур был вежлив, улыбчив, весел; он проявлял на удивление живой интерес ко всему происходящему. Как-то не ожидаешь, что великий философ, государственный деятель и писатель окажется человеком! И милая Элис Кеппел была неподражаема. Какие она проявляла воодушевление, остроумие и находчивость! В дневнике я достаточно подробно описала прием – гораздо лучше, чем могла бы сделать по памяти:
«Январь 1907 г.
Представление в Четсуорте 5 января прошло с большим успехом. Я вышла последней для усиления эффекта и спела три арии в костюме, с игрой и кинематографом между ними, чтобы можно было без помех переодеться. Моя первая ария была из „Микадо“; на мне был каштановый парик, который выглядел гораздо красивее, чем мои глупые желтые волосы. Затем я спела американскую негритянскую песню в нищенском фартуке и большой голубой фетровой шляпе; я исполнила короткий танец с красным зонтиком. А для последней, французской песни „Снег“ Бемберга надела новое белое платье для катания на санях, белую шапочку с веткой падуба, омелой на белой меховой муфте и высокие красные сапоги; вокруг меня стояли елки, покрытые ватой, а сверху падали кусочки белой бумаги, создавая видимость снега, пусть и ненастоящего.
Во время своего визита король был в очень хорошем настроении (если не считать раздражения по поводу отношения кайзера и императрицы к его племянницам, когда они были со мной в Бреслау). Стрелял он тоже хорошо, и с погодой повезло, было прохладно, свежо, выпало немного снега. Королева была очаровательна и мила, как всегда; она подарила мне на Рождество милую брошь с опалом и бриллиантами; она просто душка. Все шло как обычно, только Соверал был в ярости; он казался лишним, чего, как правило, никогда не случается! Королева после ужина играла в турнире по баккара, и нам тоже пришлось играть, чтобы угодить ей. Соверал то и дело выходил и курил сигару в одиночестве в курительной, а после того, как королева ушла в свои комнаты, я сыграла в покер с Вайолет Мар, Келли, Моди Уоррендер, ее сестрой, Поклевски; лорд Элко, лорд Десборо и Мюриэль Уилсон играли в домино с леди де Грей».
Из Четсуорта мы поехали в Итон, где встретили Бендора и Шилу, которые только
Всю ту зиму и весну я была очень слаба и не переносила силезский холод.
Февраль и начало марта я провела в Ньюлендсе и Борнмуте. 21 марта уехала в Больё на Ривьере, где мы с детьми прекрасно проводили время. Мы виделись с друзьями и родственниками. Джордж и Дженни жили неподалеку, у Адель Эссекс. В апреле мы с Дженни и герцогом Мальборо совершили чудесную автомобильную поездку в Авиньон, Арль и Каркассон, откуда мы вернулись в Больё. Весной французская провинция бывает чудесной.
Во всем остальном жизнь на Ривьере была такой же, какой была и будет всегда. Привожу отрывок из своего дневника. Он представляет интерес, потому что тогда я впервые услышала несравненного Шаляпина.
«23 марта 1907 г. Вилла „Эспальмадор“, Больё
Сижу в гамаке с множеством подушек, укрывшись меховой полостью, так как солнца нет и очень ветрено, но я в тени бамбука и большой пальмы. Небо серое. Надеюсь только, что, если пойдет дождь, он прольется и закончится до завтрашнего утра, когда приедет Ганс; я хочу, чтобы для него все выглядело наилучшим образом, чтобы он не был разочарован. Он должен был приехать сегодня, но не смог найти свободных мест в поезде.
Вчера вечером я впервые ужинала в Монте-Карло. Ужин устраивал мистер Дрексел; герцогиня Девонширская, бедняжка, очень бодра и очень нарумянена; кроме них, присутствовали Эмили Изнага (сестра Консуэло, герцогини Манчестерской), мистер и миссис Дерек Кеппел и лорд Чарли Монтэгю. Мы с мистером Дрекселом после ужина поехали в Оперу; конечно, все засиделись за кофе, поэтому, когда мы приехали, двери были закрыты; но я назвалась и очень настойчиво попросила нас впустить; тогда нас провели в маленькую смешную ложу рядом со сценой; она была обнесена проволочной сеткой, словно ледник для мяса, какой можно видеть в парках при маленьких домиках. Задержись я там, я бы просто растаяла, потому что было очень жарко. В казино я не ходила – и, хотя мне очень хотелось немного выиграть, я не верила, что выдержу тамошнюю атмосферу. Я еще очень хриплю, и нос у меня заложен – я не могу громко говорить и не пела с самого Четсуорта; голос у меня совсем пропал. Как же мне хочется поскорее выздороветь! По-моему, легче болеть по-настоящему, чем ходить в таком половинчатом состоянии, как я с января, – если не считать февраля, когда я тяжело болела в Ньюлендсе.
Опера вчера была превосходной; пел молодой русский, Шаляпин; он настоящее чудо и необычайный актер, хотя роль в „Севильском цирюльнике“ не позволяла ему раскрыться до конца, даже там все внимание зрителей было сосредоточено на нем. Миссис Клейтон (Жанна де Фужере)… повела меня за сцену после спектакля; она хотела попросить Шаляпина спеть у нее дома в Каннах. Мне его представили. Он очень высок; к нам он вышел с приклеенным носом и подбородком, в грязной старой одежде (в костюме священника) и с очень грязными руками. С ним был его двухлетний ребенок. Мне не хотелось спрашивать, где его жена – ведь она, возможно, умерла, или они развелись, или она всего лишь его метресса. Наверное, в личной жизни он человек благородный и достойный. Он подарил нам цветы, которые держал в руке. Ему всего двадцать шесть лет.
Какое у него лицо, представить себе не могу из-за ужасного грима и костюма; в прошлом году я видела его в жуткой пьесе, в которой людей сжигали на костре и пытали во время религиозных войн! Но его игра была просто потрясающей».
На обратном пути в Фюрстенштайн мы на несколько прекрасных дней остановились в Париже. Ганс был очарователен. Я накупила платьев и побывала на великолепном приеме, который давала принцесса Мюрат. У нее мы встретили великого князя Владимира Александровича с женой и многих старых друзей. Все дамы были в тиарах и самых лучших своих нарядах. Принц Мюрат возглавляет французскую партию империалистов; на более официальных приемах Мюрата царит атмосфера, схожая с королевскими приемами.