Воспоминания. Том 1
Шрифт:
Памятник изображал "белого генерала" на скачущей лошади среди боя. Под ногами его оружие убитых богатырей, разбитые пушечные лафеты и т. д. Скобелев с обнаженной шашкой как бы мчится впереди войск в атаку — сюжет заимствован из знаменитого боя на Зеленых горах под Плевной 27 августа 1877 г., когда на Скобелева обрушились все армии Осман-паши. Несколько ниже Скобелева расположены были его "чудо-богатыри" — солдаты, идущие в атаку. Лица у всех серьезные, сосредоточенные. На лицевой стороне была надпись: "Михаилу Дмитриевичу Скобелеву. 1843–1882", тут же и барельефы: "Штурм Геок-Тепе, 12 января 1881 г.", "Атака Зеленых гор" и "Сражение при Шейново-Шипка 28 декабря 1877 г.". На оборотной стороне выгравированы были слова из одного из приказов Скобелева: "Напоминаю войскам, что скоро и нам может предстоять боевое испытание; прошу всех об этом знать и крепить дух молитвою и размышлением, дабы свято до конца исполнить, что требуют от нас долг присяги и честь русского
Прекрасную по содержанию телеграмму прислал на имя председателя комитета генерала Щербачева преклонный старец, слепой на оба глаза генерал Е. В. Богданович: "Сегодня светлый праздник русской славы. Сегодня, в сердце России, в колыбели нашей государственности освящен памятник беспримерному любимцу русского воинства герою Зеленых гор и Геок-Тепе, бессмертному "белому генералу" Михаилу Дмитриевичу Скобелеву. Среди бесчисленных препятствий пролагая пути к своим победам, обезоруживая зависть и недоверие своими блистательными успехами, он превзошел все ожидания соотечественников, оправдав прозорливые надежды, возлагавшиеся на него еще с первых его шагов покорителем Хивы генерал-адъютантом Кауфманом. И потому всем нам, ставящим мир превыше всего, можно с законной гордостью вспомнить, что мир покупается только победоносною войною. Мы не страшимся провозгласить нашу незыблемую веру, что если будет на то воля Божья и во имя будущего мира разразится новая война, появятся новые Скобелевы, чтобы стать во главе христолюбивого российского воинства и повести его, по царскому слову, под знаменем животворящего креста на честную брань и славную победу. Перед священным памятником того, на ком почил дух великого Суворова, кто всею жизнью своею явил, что не оскудела на бранном поле героями Русская земля, да воспламенятся родные дружины беззаветною готовностью жить, умирать и побеждать за веру, царя и Отечество".
Тотчас после открытия памятника я выехал в г. Серпухов, где мне нужно было осмотреть вновь отстроенную Солодовниковскую больницу. Оттуда я верхом, на своей лошади, высланной по железной дороге на станцию Серпухов, проехал в г. Тарусу Калужской губернии, в имение маркизы Кампанари, расположенное очень красиво на левом берегу Оки. Имение это находилось от Серпухова в расстоянии 40 верст, путь лежал по очень красивой дороге, сначала по Московской губернии, потом по Тарусскому уезду Калужской губернии; погода была чудная, я взял с собой одного стражника и наслаждался тем, что мог ехать, никем не узнаваемый и не по службе, а для своего удовольствия и отдыха. Но не долго это продолжалось. Приближаясь к г. Тарусе, уже в Калужской губернии, я заметил по параллельной мне дороге группу всадников, которая вдруг повернула по направлению ко мне, без дороги, прямо лугом. Оказалось, что это местный исправник с тремя стражниками, который, подъехав ко мне, отрекомендовался. Мне эта встреча была очень неприятна, я понял, что серпуховский исправник, очевидно, не утерпел и имел нескромность предупредить по телефону своего соседа, что я выехал в его уезд. Я поздоровался с исправником и спросил его, откуда он едет. Он не моргнув ответил, что объезжал свой уезд и возвращался в г. Тарусу, как вдруг так неожиданно увидел меня. Я сделал вид, что поверил случайной встрече, и предложил ему доехать до Тарусы вместе, благо оставалось не более 2-х верст. Подъезжая к Тарусе, я увидал над городом сплошное облако пыли, между тем ветра не было, в воздухе была полная тишина. Оказалось, обыватели усердно мели улицы, и так как вся эта местность очень песчаная, то, естественно, подняли страшную пыль. Я спросил исправника, чем объясняется такое усердие жителей — на что он опять, не моргнув ни одним глазом, с гордостью ответил, что у него заведен такой порядок, по которому горожане обязаны два раза в неделю очищать все улицы от мусора, и потому у него город всегда безукоризненно чист, но что если б он знал о моем проезде, то отложил бы эту чистку до другого дня, и потому он извиняется за пыль.
Сделав вид, что я ему верю, я ему сказал не без иронии, что вот какой он счастливый, что ему удалось водворить такой порядок, а я вот не могу добиться, чтобы в Серпухове обыватели мели улицы. На это он, не поняв иронии, ответил очень довольным голосом: "Да, ваше превосходительство, это верно, нелегко добиться, бывал я в Серпухове, там действительно грязновато". Меня это очень позабавило, я простился с исправником в г. Тарусе, не позволив ему сопровождать меня дальше и сказав ему, что пробуду в его уезде сутки, но что я прошу, если он желает мне доставить удовольствие, то забыть о моем существовании. Он не совсем все-таки забыл обо мне, так как на другой день, проезжая по району Калужской губернии, я иногда видал в отдалении прятавшихся от меня стражников. Въехав в свою губернию, я уже чувствовал себя спокойнее, не боясь такой "слежки" или "охраны",
8 июля в Бородине ожидалось прибытие из Германии останков героя 1812 года генерал-лейтенанта Неверовского для погребения их на месте Бородинского поля сражения. Вследствие этого я выехал в Бородино еще накануне в специальном поезде, в котором выехали также командующий войсками генерал Плеве, князь Н. А. Багратион — потомок командовавшего одной из армий под Бородином, гласный городской думы Литвинов, члены Кружка ревнителей памяти Отечественной войны во главе со своим председателем генералом Яковлевым, члены Военно-исторического общества, секретарь особого Комитета 12-го года Афанасьев и др.
На станции Бородино для отдания почестей уже находился батальон 6-го гренадерского Таврического полка и артиллерия из Клементьевского лагеря. Наш поезд прибыл на станцию Бородино в 4 часа утра, а в 4 часа 58 минут утра с противоположной стороны подошел почтовый поезд, к которому было прицеплено два вагона — один траурный, с останками генерала Неверовского, другой — с депутациями, сопровождавшими останки. Депутации эти были от Лейб-гвардии Павловского полка с бароном Клодтом, 48-го Одесского пехотного императора Александра I с капитаном Гассе и 24-го Симбирского пехотного имени генерала Неверовского с штабс-капитаном Валлером во главе. Это все были полки, стяжавшие славу Неверовскому.
В присутствии этих депутаций в Галле, где был похоронен генерал Неверовский, скончавшийся от ран, полученных им в сражении под Лейпцигом в 1813 г., останки были вырыты и переложены в новый цинковый гроб. При вскрытии могилы найден был весь скелет и видна была рана на берцовой кости, от которой и скончался Неверовский. От гроба, платья следов не было. Могила в Галле, по словам прибывших, содержалась очень хорошо, на ее месте городское управление Галле собиралось поставить памятник с соответствующей надписью. В проводах останков Неверовского участвовала 8-я германская дивизия из Торга и пятитысячный гарнизон; по всему пути на всех остановках были оказываемы почести.
Когда траурный вагон был отцеплен и открыт, прибывшим духовенством Спасо-Бородинского монастыря была отслужена лития, и гроб был вынесен и поставлен на лафет 1-й батареи 2-й гренадерской Артиллерийской бригады и украшен венками, которых было до 18; среди них поражал простотой венок императора Вильгельма из дубовых листьев и белых увядших роз, перевязанных простой бечевкой, на лентах вензель императора. Затем еще венок от г. Галле и немецкого гарнизона. На площадке против станции выстроен был батальон Таврического полка, войсками командовал генерал Михно.
Шествие двинулось по вновь построенному от станции шоссе, направляясь к Спасо-Бородинскому монастырю: зрелище было очень трогательное, певчие пели "Святый Боже", музыка играла похоронный марш, войска плавно шествовали за останками героя.
В монастыре гроб был внесен в церковь Спаса Нерукотворенного, в котором была отслужена панихида, после чего останки на руках были перенесены на Семеновскую флешь, которую сто лет перед тем так геройски защищал Неверовский. На самой этой флеши, восстановленной уже к юбилею гренадерскими саперами, и была приготовлена могила. Когда в нее опустили останки, полковник Афанасьев произнес слова, посвященные памяти героя. Он сказал: "Под Красным он отразил 40 атак лучшей кавалерии Европы, а 26 августа под Бородином оборонял эти флеши, назначенные ему для вечного упокоения. Тут недалеко у памятника лежит прах командовавшего армией Багратиона. И он, видя эти почести, которые мы отдаем его генералу, сказал бы ему теперь: спасибо тебе, Дмитрий Павлович, спасибо, что ты заслужил это, защищая царя и Отечество".
Войска в это время выстраивались к церемониальному маршу, после чего генерал Плеве повел их мимо могилы Неверовского, салютуя под звуки полкового марша Лейб-гвардии Павловского полка. После этой печальной, но и радостной в то же время церемонии пили чай у игумений, и затем все отбыли в Москву.
13 июля в Царском Селе скончался генерал от кавалерии барон А. А. Бильдерлинг, бывший председатель Московского столичного попечительства о народной трезвости, под руководством которого я начал свою деятельность по насаждению в г. Москве трезвости, будучи назначен его товарищем по званию председателя. Его полная благородства фигура была хорошо памятна москвичам. Это был человек весьма образованный, с кристальной, чистой душой. Строгий к себе, чрезвычайно скромный, он был очень снисходителен к ошибкам других. Кроме того, как художник-акварелист, он пользовался большим успехом на выставках, все его произведения отличались жизненностью и были тщательно всегда отделаны. Все Московское попечительство, которое любило и помнило своего незабвенного первого председателя, было очень огорчено его кончиной, во всех домах и учреждениях были отслужены панихиды и на гроб почившего был возложен венок особой депутацией, отправившейся на похороны. Я лично глубоко оплакивал его и выехал в Петербург отдать последний долг дорогому Александру Александровичу.