Воспоминания. Том 2

Витте Сергей Юльевич

Ходынская катастрофа. Разговор с Ли-Хун-Чаном. Расследование катастрофы Н. В. Муравьева и графа Палена. Бал у французского посла графа Монтебелло. Русско-Японский договор о Корее. Совет Ли-Хун-Чана не проводить ж. д. линии на юг от Сибирской ж. д. О Нижегородской выставке. Посещение выставки Ли-Хун-Чаном и Государем. Визит Государя Императору Францу-Иосифу. Кончина кн. Лобанова-Ростовского. Визит Государя Императору Вильгельму, королю Xpистиану, королеве Виктории и французскому президенту

Я не стану говорить о всех празднествах, который были в Москве по случаю коронации и который традиционно повторяются при всяком таком высокоторжественном, особо исключительном

событии, - все это делается почти по установленному церемониалу; остановлюсь несколько еще на событии весьма печальном, весьма грустном, которое тогда произошло и которое, конечно, в церемониал не входило, я говорю о так называемой "Ходынке".

Обыкновенно после коронования делается громадное гулянье для народа, причем народу этому выдаются от Государя различные подарки, большею частью и даже почти исключительно - сдобные, т. е. народ кормится, угощается от имени Государя Императора. Затем, на этой громадной площади, находящейся вне Москвы, но сейчас же около самого города, для народа делаются всевозможные увеселения; обыкновенно и Государь приезжает посмотреть, как веселится и угощается его народ.

В тот день, когда все должны были приехать туда, должен был приехать к полудню и Государь, между прочим, выслушать концерт, в котором по программе предполагалось участие громаднейшего оркестра, под управлением известного дирижера Сафонова; оркестр этот должен был сыграть особую кантату, которая была сочинена по случаю коронации; с утра же началось угощение народа.
– Так вот, едучи туда, садясь в экипаж, я вдруг узнаю, что на 59 Ходынском поле, где должно происходить народное гулянье, утром произошла катастрофа, произошла страшная давка народа, причем было убито и искалечено около двух тысяч человек.

В таком настроении я поехал на Ходынское поле, в таком настроении приехали, конечно, и все остальные лица, которые должны были присутствовать на этом торжестве. Меня мучил прежде всего вопрос: как же поступят со всеми искалеченными людьми, как поступят со всеми этими трупами убитых людей, успеют ли поразвозить по больницам тех, которые еще не умерли, а трупы свезти в какое-нибудь такое место, где бы они не находились на виду у всего остального, веселящегося народа, Государя, всех его иностранных гостей и всей тысячной свиты. Затем у меня являлся вопрос: не последует ли приказ Государя, чтобы это веселое торжество, по случаю происшедшего несчастья, обратить в торжество печальное и вместо слушания песен и концертов выслушать на поле торжественное богослуженье?

Когда я приехал на место, то уже ничего особенного не заметил, как будто никакой особой катастрофы и не произошло, потому что с утра успели все убрать и никаких видимых следов катастрофы не было; ничто не бросалось в глаза, а где могли быть какие-нибудь признаки катастрофы - все это было замаскировано и сглажено.

Но, конечно, все приезжающие (для этого случая была устроена громадная беседка для приезжающих) чувствовали и понимали, что произошло большое несчастье и находились под этим настроением.

Подъехал и экипаж Ли-Хун-Чана с его свитой. Когда Ли-Хун-Чан вошел в беседку и я подошел к нему, он обратился ко мне через переводчика (так как Ли-Хун-Чан, кроме китайского языка, никакого другого не знал, то поэтому всегда приходилось вести с ним беседы через переводчика) со следующим вопросом:

– Правда ли, что произошла такая большая катастрофа и что есть около двух тысяч убитых и искалеченных?

Так как, по-видимому, Ли-Хун-Чан знал уже все подробности, то я ему нехотя ответил, что да, действительно, такое несчастье произошло.

На это Ли-Хун-Чан задал мне такой вопрос:

– Скажите, пожалуйста, неужели об этом несчастье все будет подробно доложено Государю? 60 Я сказал, что не подлежит

никакому сомнению, что это будет доложено, и я даже убежден, что это было доложено немедленно после того, когда эта катастрофа случилась.

Тогда Ли-Хун-Чан помахал головою и сказал мне:

– Ну, у вас государственные деятели неопытные; вот, когда я был генерал-губернатором Печилийской области, то у меня была чума и поумирали десятки тысяч людей, а я всегда писал богдыхану, что у нас все благополучно, и когда меня спрашивали: нет ли у вас каких-нибудь болезней? я отвечал: никаких болезней нет, что все население находится в самом нормальном порядке.

Кончив эту фразу, Ли-Хун-Чан как бы поставил точку а затем обратился ко мне с вопросом:

– Ну, скажите, пожалуйста, для чего я буду огорчать богдыхана сообщением, что у меня умирают люди? Если бы я был сановником Вашего Государя, я, конечно, все от него скрыл бы. Для чего его, бедного, огорчать? * После этого замечания я подумал: ну, все таки мы ушли далее Китая.*

Вскоре приехали Великие Князья и Государь Император и, к моему удивлению, празднества не были отменены, а продолжались по программе: так массою музыкантов был исполнен концерт под управлением известного дирижера Сафонова; вообще все имело место, как будто бы никакой катастрофы и не было. Только на лице Государя можно было заметить некоторую грусть и болезненное выражение лица. Мне представляется, что если бы Государь был тогда предоставлен собственному влечению, то, по всей вероятности, он отменил бы эти празднества и вместо них совершил бы на поле торжественное богослужение. Но, по-видимому, Государю дали дурные советы и не нужно было быть особенно прозорливым, чтобы понять, что советы эти исходили от Московского генерал-губернатора, Великого Князя Сергея Александровича, женатого на сестре Императрицы. Вел. Князь Сергей Александрович в это время и, можно сказать, до самой своей смерти, был один из самых близких и влиятельных лиц при Государе Императоре.

Несмотря на то, что решено было случившуюся ужасную катастрофу как бы не признавать, с нею не считаться, тем не менее, весьма естественно, катастрофа эта вызвала совершенно особое настроена во всей Москве, и, по обыкновению, породила на верху борьбу придворных партий и целую массу интриг. 61 На вопрос о том, каким образом могла произойти такая катастрофа и кто за нее ответственен, сейчас же получили ответ: что катастрофа произошла от полной нераспорядительности, а между тем никого ответственного.

В то время оберполицеймейстером в Москве был полковник Власовский; этот Власовский ранее был полицеймейстером в одном из прибалтийских городов, кажется, в Риге, и был рекомендован Великому Князю, как человек весьма энергичный и ничем не стесняющийся, а следовательно, такой человек, который может водворить в Москве должный порядок. До Власовского оберполицеймейстером Москвы был генерал Козлов, человек, правда, весьма порядочный, но по натуре своей - не "полицейский" человек.

Власовский же (как я с ним познакомился), действительно, принадлежит к числу таких людей, которых достаточно видеть и поговорить с ними минут 10, чтобы усмотреть, что он представляет собою такого рода тип, который на русском языке называется "хамом". Все свое свободное время этот человек проводил в ресторанах и в кутежах. По натуре Власовский человек хитрый и пронырливый, вообще же он имеет вид хама-держиморды; он внедрил и укрепил в московской полиции начала общего взяточничества; с наружной же стороны, действительно, он как будто бы держал в Москве порядок. Кроме того, он был очень удобный человек, потому что весь двор Великого Князя Сергея Александровича, конечно, обращался с ним не как с господином, а как с хамом и он исполнял всевозможные поручения этой великокняжеской дворни.