Воспоминания
Шрифт:
Слева стояла церковь с зеленой крышей, а сразу за ней — широкие деревянные ворота имения, распахнутые нам навстречу.
Кучер медленно сворачивал, стараясь не зацепить колесами столбы ворот, и мы въезжали на прекрасную аллею из четырех рядов огромных лип. В конце ее находился залитый солнцем дом. Дядя Сергей стоял на балконе над входом и улыбался нам. Кучер ловким движением останавливал тройку. Лакеи в белых ливреях сбегали по ступеням, чтобы помочь нам выйти. Все были рады, что мы снова приехали, слуги относились к нам как к хозяйским детям. В полумраке вестибюля, где было прохладно и приятно пахло цветами, дядя нежно заключал нас в свои объятия.
«Наконец
Вдоль длинного коридора он вел нас в большую комнату для игр, которая выходила на веранду. Здесь царила душистая прохлада, поскольку от солнечных лучей ее защищал балкон второго этажа. Мне были отведены две комнаты слева от нее, а Дмитрию — две справа.
Пока мы без умолку трещали, пытаясь рассказать дяде Сергею все сразу, появлялась тетя Элла и холодно обнимала нас, а мы, взяв ее руки, целовали их. В этот момент мы радовались и встрече с ней тоже, поскольку не сомневались, что здесь мы как у себя дома. Дядя очень хотел, чтобы так и было, и тетя со временем свыклась с этим.
Каждое утро до завтрака мы с дядей совершали обход хозяйства. Сначала наведывались в коровий хлев и выпивали по стакану парного молока. Потом шли смотреть на куриц, с важным видом расхаживавших по птичьему двору, и уходили со свежими яйцами, которые были припасены для нас.
После прогулки мы обычно пили кофе на балконе. К нам сюда приходила тетя после часовой прогулки в одиночестве. Дядя просматривал газеты, а тетя — английские иллюстрированные журналы или французские журналы мод. Она вырезала из них то, что ей нравилось или привлекло внимание, и собирала вырезки в альбомы, используя их при разработке своих туалетов.
После этого у нас начинались уроки, которые продолжались до одиннадцати часов. Освободившись, мы обычно устремлялись под тень деревьев или к воде, где играли, а когда стали постарше, то часто ходили в это время купаться. На берегу среди зарослей у нас была своя маленькая кабина с замшелыми и скользкими ступенями, уходящими в воду. Мы по очереди раздевались там и спускались к реке, которая не была ни чистой, ни глубокой. Справа от кабины было подобие пляжа с мелким песком, здесь обычно располагалось на солнце деревенское стадо. Отсюда доносилось мычание коров, блеяние овец и крики деревенских ребятишек, пришедших купаться. И все это создавало особую атмосферу лета в Ильинском. Когда в жаркий июльский день я прикрываю глаза, мне кажется, что я снова слышу их.
После купания мы торопливо возвращались домой, чтобы успеть ко второму завтраку. У дяди был установлен строгий распорядок, и минутное опоздание могло повлечь замечание и даже наказание. Мы плотно завтракали и шли пить кофе или на примыкавшую к столовой веранду, или на балкон к тете.
За столом я сидела рядом с дядей, а около меня — Дмитрий. Если были гости, кого нибудь из них сажали подле меня, и дядя следил за тем, как я поддерживаю беседу. Мне делали строгие замечания и даже наказывали, если я не находила темы для разговора. За официальными завтраками всегда собиралось человек пятнадцать—двадцать, то были для нас самые тягостные моменты дня.
Выпив кофе, дядя шел к себе вздремнуть, он растягивался в кресле, а ноги клал на покрытый газетой стул, чтобы не испачкать его сапогами. Тетя спускалась в сад и устраивалась в тени крытой террасы, где всегда было прохладно. Здесь она рисовала, или кто нибудь читал вслух, когда она и придворные
Французская литература не вызывала у нее восхищения; однажды она сказала мне по поводу одной дамы, чье поведение считала несколько легкомысленным, что это фривольные французские романы повлияли на нее. В то время она читала книги только английских авторов и была осторожна в их выборе.
Перед тем как удалиться после завтрака к себе, дядя обычно отдавал распоряжения на день; он полностью все решал сам, ни в чем не советуясь с тетей. Нам с братом были выделены несколько пар пони и мулов. Дядя Сергей всегда точно указывал, каких лошадей запрягать и в какие экипажи. Порой по той или иной причине случалось так, что в последний момент нельзя было в точности выполнить его указания, но никто не осмеливался потревожить дядю во время отдыха, и тогда приходилось вмешиваться тете. Узнав об этом, дядя очень сердился и бранил ее.
Пока он спал, в доме царила полная тишина, и только к середине дня все вновь оживало. Становилось слышно, как лошади били копытами возле дома, скрипели колеса экипажей и позвякивали колокольчики. Дмитрий и я выезжали на своих мулах в приземистой плетеной коляске в сопровождении шталмейстера. Мы спорили, кому держать вожжи, а добравшись до них, ни за что не хотели уступать. Порой с нами отправлялся дядя Сергей, тогда нам приходилось хорошо себя вести. Иногда мы ездили на вечернее чаепитие к соседям, чаще всего к Юсуповым, друзьям нашей семьи. У них было два сына, Николай и Феликс, старше нас на несколько лет.
Летом такие поездки предпринимались часто, но осенью иногда выехать было невозможно, потому что в плохую погоду дороги становились непроезжими для больших экипажей. Мы всегда ездили одним и тем же путем, а потому знали каждый поворот, каждый кустик. Пейзаж был довольно однообразным, но привлекательным: безбрежные хлебные поля, луга, покрытые высокой душистой травой с ромашками и колокольчиками, леса с соснами, дубами и березами и изредка деревни, похожие одна на другую, с деревянными избами.
Когда в середине лета поспевали ягоды, мы собирали их в глубине парка, а после дождя отправлялись за грибами. Мы хорошо знали места, где они росли.
Сюда приходили за грибами и крестьяне, а потому парк приходилось охранять, поскольку это было частное владение. Несмотря на строгий запрет, соблазн был слишком велик, и мы часто видели в зарослях цветастые косынки женщин, убегавших при нашем приближении.
Погода большей частью стояла хорошей: сухой, ясной, безветренной. Но иногда случались сильные грозы, порой день, а то и два шел почти тропический ливень. Грозы обычно были по ночам. Дом вздрагивал от приближавшихся раскатов грома. Было очень страшно, спать я не могла, но из гордости не хотела звать спящую по соседству няню. Я вставала с постели, подходила к окну, приподнимала штору и выглядывала на улицу. Вот сверкала молния, быстрая и ослепительная, и небо вдруг становилось зеленым, а потом сразу же все снова погружалось в пугающую кромешную тьму. Ночной мрак, обостренное ожидание начала грозы вызывали мучительное напряжение. Казалось, будто на землю надвигается катастрофа.