Воспоминания
Шрифт:
«Tu cui concede il cielo е dietti il fato voler il giusto е poter cio che vuoi».
«Ты получила от Неба дар желать Справедливости, а от Судьбы власть вершить ее».
Когда один восточный принц, оказавшийся в Москве проездом, пожелал познакомиться с Архангельским и его владельцем, последний приказал возвести перед часовней стену, дабы неверный не испытал искушения войти внутрь. Забавно увенчанная башенками в восточном стиле, стена эта, говорят, была возведена крепостными князя всего за два дня.
Его главным управляющим был некий француз по фамилии Дерусси.
Содержание парка требовало многочисленной рабочей силы. Князь Николай, желая превратить Архангельское в роскошное и красивое место, запретил выращивание на своих землях зерновых. Он закупал у соседей зерно для нужд своих крестьян, а те должны были заниматься исключительно содержанием и украшением его садов.
Парк был обустроен в чисто французском стиле. Три длинные террасы, украшенные статуями и мраморными вазами, спускались к реке. В центре беседки окружали длинный ковер зелени. Со всех сторон открывались рощи и фонтаны, на берегу реки возвышались четыре павильона, соединенные между собой оранжереями по двести метров каждая. В зимнем саду апельсиновые деревья и пальмы окружали мраморные скамьи и фонтаны. Экзотические птицы и цветы создавали иллюзию вечного лета, в то время как за стеклами высоких окон был виден покрывавший парк снег.
Зоосад населяли представители редких видов животных, которых князь выписал из-за границы. Императрица Екатерина подарила ему целое семейство верблюдов из Тибета. Когда эти животные были отправлены из Царского Села, в Архангельское ежедневно прибывал специальный курьер доложить князю о состоянии здоровья путешественников.
Рассказывают, будто в этом саду ежедневно, при двенадцатом ударе часов в полдень, в направлении усадьбы взлетал орел, а у рыб в прудах в жабры были вдеты золотые кольца.
В 1812 году князю Николаю пришлось покинуть Архангельское и спасаться в Турашкине, куда под натиском французских войск отступили русские армии. Он долгое время ничего не знал о своих владениях. По окончании войны он вернулся в Москву, где нашел свой дом нетронутым. А вот Архангельское, напротив, сильно пострадало. Все статуи в парке были изуродованы, большинство деревьев вырублены. Вернувшись к своим мифологическим божествам, князь воскликнул: «Эти французские свиньи заразили весь мой Олимп сифилисом!» В усадьбе были украдены окна и двери, большая часть меблировки и предметов искусства разбита, и обломки в беспорядке валялись на паркете. Зрелище этого разгрома и уничтожения всего того, что он с такой любовью собирал, было столь тягостным, что он заболел.
Он вел в Архангельском роскошную жизнь, в которой охоты, балы и спектакли непрерывно следовали друг за другом. Огромное состояние позволяло ему удовлетворять
Один из его московских друзей так излагает этот случай:
«Вот последние известия из Москвы: великолепный дворец в Архангельском сгорел, и сие несчастье произошло из скупости старого князя, требовавшего топить печи опилками вместо дров. От опилок до пепла всего один шаг. Сгорела большая часть библиотеки и многие картины. Чтобы спасти полотна и предметы искусства от огня, их выбрасывали из окон. Из-за этого у знаменитой группы Кановы «Амур и Психея» были сломаны руки и ноги. Бедный Юсупов! Зачем было так мелочиться? Думаю, что Архангельское никогда не простит ему эти раны, которых можно было избежать, а главное, своего унижения от того, что он поселил там целый гарем танцовщиц и проституток».
Вся Москва обсуждала скандальную жизнь, которую вел старый Юсупов. Давно уже разойдясь с женой, он содержал невероятное число любовниц, танцовщиц или крестьянок. Завсегдатай театра в Архангельском рассказывал, что, когда кордебалет выступал на сцене, князь взмахивал тростью, и внезапно все эти юные особы представали обнаженными. Прима была его фавориткой, и он осыпал ее царскими подарками. Но самой сильной его страстью была очень красивая француженка, имевшая дурное пристрастие – выпивку. Когда она напивалась, устраивала ему адскую жизнь. Их ссоры часто выливались в настоящие побоища. Посуда и безделушки разбивались вдребезги. Несчастный князь жил в страхе; лишь обещание роскошного подарка могло угомонить его вспыльчивую любовницу. Последней из них была восемнадцатилетняя девушка; ему в ту пору было восемьдесят!
Поездки князя были сложным делом. Он никогда не передвигался без сопровождения ближайших друзей, любовниц, многочисленной челяди, музыкантов с их инструментами, не говоря уже о любимых собаках, обезьянах, попугаях и части его библиотеки. Приготовления к поездкам длились по многу недель, и для перевозки князя с его свитой никогда не использовалось менее десяти карет, каждая была запряжена шестеркой лошадей. Таким кортежем он ездил из Москвы в свою летнюю резиденцию, где его прибытие, равно как и отъезд, сопровождались пушечными залпами.
Он умер в 1831 году, в возрасте восьмидесяти лет, и был похоронен в имении Спасское под Москвой. Незадолго до смерти он подарил городу Санкт-Петербургу один из домов, которыми там владел. Это был роскошный особняк, окруженный парком с большими беседками. В воде пруда отражались статуи и вазы. Здание занял один министр, а сад стал публичным парком, где зимой любители кататься на коньках собирались на замерзшем пруду.
Я не могу завершить краткую биографию моего предка, не посвятив нескольких строк имению, ставшему его любимым детищем: «Архангельское не есть доходная деревня, а расходная, и для веселия, а не для прибыли».