Восстание потерянных
Шрифт:
Что впору было взяться наконец-то за нож, по крайней мере. Он так и сделал…
Стольников увидел блеснувшее в пробивавшихся сквозь кроны яблонь лучах света лезвие…
Короткий бросок, удар в грудину… Коленом – в пах… Двумя руками – по ушам… Шаг назад, снова – вперед и ногой – снова в грудину… Глухой треск… Шаг назад, снова вперед и ногой – снова в пах… Прыжок вверх и, опускаясь – локтем по основанию черепа!..
Верзила рухнул ему под ноги, чуть дергая руками.
Стольников присел, взял его одной рукой за подбородок, второй за затылок и резко повернул голову «грузина». Хруст шейных позвонков подсказал
Время шло. Оно играло против Стольникова. Натягивая на себя куртку «грузина» и навешивая сверху разгрузочный жилет, он считал, сколько времени прошло с тех пор, как он разговаривал с Жулиным. Минут пятнадцать. «Грузины» не будут ждать. Теперь, когда все командиры перебиты, возможность зарекомендовать себя для будущих назначений появилась у всех офицеров. Они не упустят такой возможности. Но опыта у них нет, поэтому будут работать не как профессионалы. А с такими воевать хуже всего. Никогда не знаешь, какая глупость придет в голову непрофессионалу. Часто случается так, что поступок лоха на войне выглядит как гениальная задумка военачальника. Стольников был уверен, что ни один из оставшихся в живых не представляет, где находится. Все до единого из тех, кто ему противостоит, уверены, что действуют на необжитой территории Чечни по согласованию и взаимной договоренности российского и грузинского правительств. А при таких обстоятельствах они будут из шкуры вон лезть, чтобы доказать свою дееспособность. Ждану уже доложено о потерях, разумеется, полковник не даст команды на отход. Все его войско для полковника Ждана – кусок мяса, такой же, как и для потерянных. Его дело реализовать задуманный им план, а какой ценой это будет достигнуто – не важно. Цель всегда оправдывает средства, когда речь идет о войне, карьере и любви.
Ирина, как она там?..
Он отвлекся от процесса одевания только раз. Совсем рядом шевельнулись кусты, и майор, резко развернувшись, угрожающе прошипел:
– Ты что задумал, урод?!
Проверив «Винторез» и закинув его на ремень, Стольников выбрался из сада, бросил в кусты: «Приятного аппетита…», вошел во двор и, хрустя яблоком, пошел вдоль улицы к больнице. Мимо него бегали, выполняя какую-то работу, люди Вакуленко. Майор шел и исподлобья, жуя и проглатывая, наблюдал за происходящим. На улице двое взводных отдавали короткие приказы и в меру матерились. На крыльце больницы стоял старший лейтенант и наблюдал, как выполняются его распоряжения. Точнее – распоряжения Ждана, им озвученные.
– Из какой роты? – услышал Стольников и повернулся в сторону лейтенанта.
Не всегда просто ответить на такой вопрос. Зубов был из тех, кто отличался оригинальностью. Штатное расписание батальона он мог заполнить чем угодно, благо, необычные задачи перед этим батальоном ставились. Этот батальон мог быть укомплектован не «первой», «второй» и «третьей» ротами, а разведротой, ротой спецназа и инженерной ротой, к примеру. Но Стольников решил все-таки рискнуть:
– Из первой.
– Ты как отвечаешь, боец?!
«Простите, – подумал Саша, – годы скитаний лишили меня прежней собранности», – поправил винтовку на ремне и ответил более собранно:
– Из первой роты, товарищ лейтенант, – и снова подумал: «Надеюсь, ты не командуешь взводом как раз первой роты».
– Ваша рота сейчас занимается доставкой раненых в больницу,
– Стольников!
– Бегом к больнице, Стольников!
– Есть! – бросил Стольников и ускорил шаг к тупику на главной улице. Его всегда удивляла привычка некоторых офицеров спрашивать фамилии солдат просто так, с целью забыть фамилию сразу, чтобы потом снова спросить.
Оказавшись у крыльца, подхватил раненого, висевшего на плечах двоих приятелей, закинул на плечо и внес в корпус.
– Куда его? – спросил, стараясь смотреть на медсестру так, чтобы козырек кепки закрывал все его лицо.
– Что у него?
– Пулевое в голень.
– В левое крыло! Главврач на операциях, санинструкторы все покажут!
Помимо медсестры и врача в больнице управлялись штатные санинструкторы подразделений. Они разводили пострадавших во время охоты за группой Стольникова по помещениям и там укладывали, оказывая первую помощь и подготавливая к операциям.
«А неплохо мы поработали», – подумал Саша, пытаясь подсчитать, сколько подстреленных находится в больнице. Навскидку выходило около пяти десятков. Плюс те, кого лечить уже не было необходимости. Оставалось в распоряжении офицеров, верных Ждану, что-то около полутора рот. Этого при правильном командовании хватило бы, чтобы задавить разведчиков трижды.
– Где главврач? – спросил Стольников у санинструктора, принявшего из его рук раненого. «Знал бы этот раненый, кто его нес…» – мимоходом мелькнуло в голове майора.
– В операционной.
– А где операционная?
– А тебе какая на хер разница? Неси следующего!
– Главврачу приказ из штаба.
– Вон, в конце коридора, стеклянные двери! Не мешай!..
Стольников, лавируя между движущейся в разных направлениях людской массой, добрался до тупика в правом крыле. У двери стояли носилки с бойцами, ожидавшими своей очереди.
– Ты куда? – остановил майора сержант без кепи. Винтовки при нем тоже не было.
– Главврачу телефонограмма.
Сержант отступил, и Стольников вошел.
Огромное помещение размером в сто квадратных метров, не меньше. Три стола кряду. У одного в раненом ковыряется какой-то тип в белом халате, у второго еще один тип ковыряется в раненом. Главврача Стольников узнал сразу. Тот стоял у крайнего стола справа и что-то кому-то зашивал. Капельницы и три аппарата искусственного дыхания работали как станки в цехе – вразнобой и одновременно. То и дело звенели бросаемые в кюветы инструменты. Новые врачевателям подавали стоявшие рядом помощники. Тоже в белых халатах и тоже в масках. Из числа солдат, видимо. Если учесть, что в каждом отделении есть санинструктор, а отделений в батальоне по крайней мере двадцать семь, то помощников хватало даже за вычетом подстреленных.
Стольников остановился у двери и опустил взгляд на «Винторез», который держал в руке. Сейчас его интересовало, сколько винтовка прослужила. После десяти тысяч выстрелов глушитель перестает играть свою роль качественно. Но та, что он держал в руках, была новая и блестела, как музейный экспонат.
Он запер за собой дверь и дотянулся рукой до регулятора мощности компактной аудиосистемы, и «Карамель» барда Третьякова стала звучать громче.
– Вы кто? – мимоходом поинтересовался, отрезая нитку ножницами, главврач. – Что хотели?