Восстание в крепости
Шрифт:
Обрадованный Азиз не верил своим глазам. Он почему-то был убежден, что записка снова вернется на землю.
Однако сквозь решетку просунулась чья-то рука и показала ему, Азизу, камень, но уже без записки.
Азиз облегченно вздохнул. Итак, он выполнил поручение Бахрама!
Когда часовой вновь показался на крепостной стене, пастуха и его стада в ущелье уже не было.
В мрачном, полутемном карцере царило молчание. Подавленный и угнетенный, Виктор сидел на нарах, понурив голову. Уныние
"Почему же все так произошло?" — мучительно размышлял Виктор. Ведь он много раз все продумал, все взвесил. С самого первого дня по прибытии в Закаталы он внимательно приглядывался к солдатам-революционерам. Он видел: многие из них — смелые, самоотверженные люди, готовые умереть за свое дело. Неужели среди них оказался предатель? А может быть, причиной поражения явилось какое-нибудь непредвиденное событие, чей-нибудь неосторожный шаг! И вот теперь они брошены в тюрьму, закованы в кандалы и о будущем их страшно подумать.
Прежде всего Виктор винил в неудаче самого себя. Его мучили угрызения совести. Разве смеет проигравший сражение командир осуждать своих солдат? Предположим, что их предали, допустим, в спину им был нанесен удар, но ведь он, руководитель восстания, должен был все предусмотреть заранее. Для него неясны были обстоятельства смерти Попенко… Большинство повстанцев не смогли взяться за оружие, так как восстание было обезглавлено… Но кто же он, предатель, продавший своих друзей и общее дело?
Мысли эти — мучительные, мрачные — одолевали Виктора. Он посмотрел на Григория, который стоял у решетчатого окна, объятый такими же мрачными думами.
Григорий видел часть города, маленькие фигурки людей на улицах. Он подумал о Розе: "Что она сейчас делает? Вспоминает ли меня?"
Устав стоять, он подошел к нарам, лёг на солому.
В этот момент в карцер донесся снаружи голос часового: "Эй, парень, гони отсюда свое стадо!".
Григорий подошел к окну, с трудом вскарабкался по приставленной к стене доске от нар. Голова его очутилась на уровне окна. Он увидел внизу, в ущелье, стадо коров. Мальчишка-пастух, размахивая палкой, гнал их вверх по противоположному склону. Вдруг пастушонок положил свою палку на камень, бросился назад, поднял что-то с земли и швырнул вверх.
Григорий пригнулся. Почти в тот же момент в окно влетел камешек и упал на пол. Григорий поднял его и увидел, что камень обернут бумажкой. Он передал ее Виктору. Тот разгладил листок и узнал почерк Лалезар-ханум. Прочи-тать записку было секундным делом. Виктор скомкал записку и сунул ее за пазуху, — в нижней рубахе у него был потайной карман.
Глаза у него сузились, стали злыми и жестокими. Он смотрел в упор на Сырожкина, повторяя про себя; "Значит, это ты — подлец, ты — негодяй…"
Взгляд Виктора заставил Сырожкина попятиться назад, в угол камеры.
Григорий, читавший записку вместе
— Предатель! Продажная шкура!
Кроме Виктора и Григория в карцере находились еще два солдата-повстанца. Те тотчас догадались о содержании записки.
Сырожкин съежился.
— Это клевета!.. — забормотал он. — Не верьте!
Виктор сделал шаг вперед и тихо, но твердо сказал:
— Именем повстанческого комитета предлагаю приговорить Серафима Сырожкина к смерти. Серафим Сырожкин выдал план восстания и предал революционное дело! Кто против приговора?
Ему ответили три решительных голоса:
— Смерть!
— Конец предателю!
— Кончать его!
Сырожкин бросился к двери и начал стучать в нее кулаками.
— Помогите, убивают! — завопил он.
Григорий шагнул к нему, зажал рукой рот и потащил в угол карцера.
Щелкнула задвижка глазка на двери.
Виктор, поняв, что на крик Сырожкина прибежал часовой, заслонил глазок спиной.
Заподозрив неладное, часовой побежал искать дежурного офицера.
Скоро дверь распахнулась, в карцер вбежал дежурный офицер и увидел у стены тело Сырожкина. Глаза предателя были широко раскрыты и устремлены в одну точку. Офицер склонился над заключенным Сырожкиным и увидел, что тот мертв. Перевел взгляд на четверых солдат, стоявших посреди карцера плечом к плечу, и попятился к двери. В глазах их светилась непреклонная решимость.
Эпилог
Через неделю на рассвете жители Закатал были разбужены барабанной дробью, доносившейся из крепости. В Тифлис этапом отправляли восемнадцать закованных в кандалы солдат. Им предстояло предстать перед Закавказским военно-полевым судом.
Гремя цепями, волоча ноги, заключенные медленно шли по улицам города.
Виктор заметил в толпе учительницу Лалезар-ханум. Их взгляды встретились.
"Прощай, красавица! Прощай, мужественная женщина!" — говорили глаза Виктора.
"Прощай, друг! — отвечали ему глаза Лалезар-ханум. — Я преклоняюсь перед вашей отвагой, перед твоим личным мужеством! Кто знает, может, мы еще встретимся? Может, и я пойду по вашим следам!"
В толпе был и Бахрам. Он неотрывно смотрел вслед уходящим повстанцам, пальцы его сами собой сжимались в кулаки.
Город остался позади.
Шагая по пыльному Балакендскому шоссе, арестанты и не подозревали, что с крутого, поросшего орешником холма на них смотрит Гачаг Мухаммед. Отбить арестованных не было надежды — слишком многочисленной была стража, двойным кольцом окружившая повстанцев, — но Мухаммед знал, чувствовал: это не конец, главные бои впереди, он еще встретится с этими людьми, он будет сражаться вместе с ними.
ГЫЛМАН ИЛЬКИН (МУСАЕВ)
Биографическая справка