Восстание в крепости

Илькин Гылман

Бахрам расстегнул ворот рубахи и мимо лавочек медников пошел к церковной площади. Сегодня он не спешил в свою кузницу. Настроение у него было веселое. Удача сопутствовала в последние дни ему и его товарищам. Если Азиз сумеет передать сегодня его записку Бондарчуку, тогда вообще все будет в порядке.

На улицах было много народу. Одни спешили на работу, другие — на базар за покупками. Бахраму попадались незнакомые мужчины и женщины с пестрыми сумками в руках. Это были дачники, приехавшие в Закаталы из Баку и других

мест. Видно, в других краях погода стояла еще жарче, чем в Закаталах.

Бахрам шел по улице, где были расположены лавки торговцев мануфактурой. Сейчас они были еще закрыты.

На углу внимание Бахрама привлекла толпа.

Бахрам остановился, прислушался. То, что он узнал, неприятно поразило его. Люди говорили, что старый Минасян уже два дня не показывается в своей лавке: пристав по нескольку раз в день вызывает его в участок.

Чтобы проверить правдивость этих слухов, Бахрам направился к Усубу, лавка которого находилась по соседству с лавкой Минасяна. "Надо полагать, портной знает, что происходит в доме лавочника", — решил он.

В мастерской Усуба посетителей не было. Портной, как обычно, сидел на прилавке, поджав под себя ноги. Увидев Бахрама, он смекнул, что того интересует, и, не дав ему даже открыть рта, сказал:

— Увы, то, что ты слышал, правда. Кто-то донес приставу, что дочь Минасяна приехала в Закаталы с бакинским революционером. Уже два дня Минасян не покидает полицейский участок.

— Кто же донес?

— Доносчиков хватает! Мало ли желающих выслужиться перед приставом?

— А чего от него хотят — не знаешь? Дочь-то не арестовали?

Бахрам был обеспокоен: не стало ли Кукиеву известно об их встрече в доме Лалезар-ханум.

— Я разговаривал со стариком, говорит, пристава интересует не его дочь Сусанна, а ее жених. Хотят знать, куда они уехали.

— О чем они еще спрашивают?

Портной покачал головой.

— Не знаю… может, и спрашивают о чем-нибудь, да Минасян не говорит.

Бахрам не стал задерживаться в мастерской Усуба.

"Известно ли приставу, что мы собирались в доме Лалезар-ханум? — думал он по дороге в кузницу. — Если да, то почему до сих пор не вызвали на допрос учительницу Лалезар-ханум? Надо разыскать Узуна Гасана, может, он что-нибудь знает".

Он решил подождать на церковной площади. Скоро показался знакомый фаэтон. Из фаэтона вышли Тайтс и Хачатурянц и направились к церкви. Бахрам с минуту переждал, затем вскочил в фаэтон. Узун Гасан стегнул кнутом лошадей.

— Тебя вызывали к приставу? — спросил Бахрам.

— Вызывали… Только что от него.

— О чем они спрашивали?

— Интересовались, куда я возил дочь Минасяна и их гостя. Я сказал все, как было. Пристав начал запугивать меня, а я знай свое твержу! Не пришлось даже врать, рассказал, что отвез молодых людей в Цнори и сразу назад.

— А кто донес, не знаешь?

— Неужели ты еще

не догадался? Или ты не видел, кто вышел сейчас из фаэтона вместе с Тайтсом? Хачатурянцу, собака! Мутит воду, натравливает людей друг на друга, шпионит!..

Фаэтон медленно катил по тихой улице. Когда им встречались прохожие, оба умолкали.

— Ты не знаешь, зачем Тайтс и Хачатурянц пошли в церковь? — поинтересовался Бахрам.

— Я так понял, что им надо потолковать со священником.

— Как ты думаешь, знает ли пристав о нашей встрече в доме Лалезар-ханум?

— Об этом пока разговору не было.

— Прямо загадка! Или они хитрят, или им пока еще и правда неизвестно о нашей встрече в доме учительницы. Если бы они что-нибудь знали, меня первого вызвали бы! Может, старик Минасян побоялся, решил не рассказывать, куда ходила Сусанна… Ну ладно, вези меня к кузнице.

Узун Гасан щелкнул кнутом, лошади побежали резвее, фаэтон закачался на рессорах. Они пересекли главную улицу и стали подниматься к кузнице.

Поздно вечером Бахрам, петляя по переулкам, пробрался к дому Лалезар-ханум и тихо постучал в ее ворота. Передав ей все, что ему стало известно о старике Минасяне, он сейчас же собрался уходить.

— Одно меня поражает, — сказал он. — Они ничего не знают о нашей встрече у вас. Я думаю, старик Минасян, чтобы, по возможности, выгородить дочь, ничего не сказал им об этом.

— Мне уже передали, что пристав вызывал Минасяна, — сказала Лалезар-ханум. — Меня пока не беспокоили. А вы знаете, кто-то пустил по городу слух, будто молодые тайно обвенчались в здешней церкви.

Бахрам усмехнулся — так вот зачем Тайтс и Хачатурянц ездили сегодня к священнику.

— Вы недоумеваете, почему приставу ничего неизвестно о встрече в моем доме? — продолжала учительница. — Я объясню вам. Об этой встрече, кроме нас, никто ничего не знает. Сусанна сказала мне, что она ничего не говорила об этом ни отцу, ни матери.

— Ах, вот как! — Кузнец не мог сдержать радости. — Выходит, Хачатурянцу не все известно!

В эту ночь Бахрам спал спокойно.

Глава тридцатая

Как Тайтс и Хачатурянц ни лезли из кожи вон, им немного удалось узнать о дочери Минасяна и ее "женихе", которые около суток прожили в Закаталах.

Старик Минасян день и ночь поносил сплетников, распускающих мерзкие слухи о его дочери! Одному из городовых он даже сказал, что собирается обратиться к губернатору с жалобой.

— Я не допущу, чтобы меня позорили на каждом углу! — заявил он. — В мои-то годы! Клянусь честью, я не поленюсь и добьюсь встречи с самим губернатором! Увидите, я это сделаю!

Разумеется, Минасян не обратился к губернатору. Через несколько дней сплетни почти прекратились, и он быстро успокоился.