Восстание вассала
Шрифт:
– Дедучка! Тебе привет от дяди Дениса!
Мальчик по-прежнему прижимал к груди огромного плюшевого верблюда.
– Андрюша, ты откуда?! Где ты весь день пропадал?! – как можно спокойнее, чтобы не напугать малыша, спросил он. – Мы все так переволновались! Подожди, я позвоню маме, успокою ее. Макарыч, дай воды, а то мне…
Андрей Андреевич не договорил, что хотел, видимо, сказать, хотя и без слов все было ясно.
– Что я говорил!? – сухо и коротко прокомментировал ситуацию Макарыч. – Никакое это не похищение, а игра на твоих нервах! Хотя неизвестно, что еще лучше…
– Дедучка, ты почему плачешь?! – растерянно спросил ребенок. – Ты же сам попросил дядю Дениса.
– Ты это о чем, Андрюша?! Какой дядя Денис?
– Ну, тот, который тебе привет передавал.
– Что?
– Да брось ты дурака валять, Андрей Андреевич. Сам попросил, а теперь отнекиваешься. – Макарыч мгновенно просек ситуацию и решил подыграть мальчику, одновременно призывая «дедушку» принять правила игры.
– Ладно, Андрюша, шучу. – Бессмертнов понял намерения Макарыча. – Давай, отчитайся, как выполнил мою просьбу дядя Денис.
Почти час во всех подробностях ребенок взахлеб рассказывал, как он замечательно провел день. Восторгам внука не было предела. И за все это он не забывал благодарить дедушку.
Слушая рассказ, Бессмертнов невольно
– А он тебя не просил ни о чем? – больше наудачу, спросил Макарыч.
Ребенок растерянно огляделся, будто что-то вспоминая.
– Да! Просил. А я забыл.
Порывшись в карманах, мальчик достал основательно помятый конверт и протянул его деду.
– И еще он сказал, когда увидишь дедучку, обязательно передай ему, что самое большое счастье, когда человек свободен.
Бессмертнов и его охранник многозначительно переглянулись. «Ты что-нибудь понял?» – спрашивали они взглядами друг друга.
Может, письмо что-нибудь прояснит?
Раскрыв его, Андрей Андреевич стал читать вслух:
Вам не кажется, что настала, наконец, пора возвращать долги – как великому русскому народу, так и отдельным его гражданам, коих я имею честь представлять?
Вы тот самый человек, который уже много лет правит бал над бесправными людьми и кому пришел черед платить по счетам. Вернее, расплачиваться!..
– Прямо какой-то граф Монте-Кристо! – не удержался от комментария Макарыч. Но Бессмертнов не остановился и продолжал читать дальше.
За совершенные грехи всегда, рано или поздно, приходится держать ответ. Вы, наверное, за последнее время убедились, что у ваших противников довольно «длинные руки» и мы вполне способны отравить вашу благополучную жизнь так, что смерть покажется великим благом.
Мы не будем подсказывать, кто сегодня ваш противник. Помучайтесь и сами отыщите ответ в своей душе, в своих мозгах. Мы сами поймем, нашли ли вы его или нет. И от этого будут зависеть наши дальнейшие действия.
С искренним неуважением, дядя Денис.
P.S. А внучок у вас замечательный! Искренний, добрый и умный мальчик. Так постарайтесь хоть его чистую, непорочную душу не исковеркать!
Прочитав записку, Бессмертнов побледнел, как полотно. Он застыл посреди номера и невольно продолжал жевать губами. Потом машинально перевернул листок. На обороте было странное изображение – довольно точный набросок его собственного портрета, помещенный как бы на сетку, которые бывают в любом тире.
От собственного бессилия у Бессмертнова буквально сковало мышцы. Это послание было той последней, самой, пожалуй, ядовитой каплей, которая вынуждала его немедленно предпринять адекватные и решительные контрмеры.
Он беспомощно опустился в кресло, безучастным взглядом проводил дочь, забравшую Андрюшку. Та хотела что-то сказать отцу, причем вновь явно неприятное, но его состояние словно запечатало ей рот.
– Да, Макарыч, я так понимаю, что кто-то действительно объявил мне настоящую войну, – произнес, наконец, Бессмертнов после затяжного молчания. – Но кто? Голова буквально идет кругом, хотя пустая как барабан. Художник? На это как бы намекает довольно приличный мой портрет на мишени. Но это же, право, смешно.
– Было бы смешно, если бы не было так мерзко, – возразил Хитров.
– Макарыч, скажи, ты видишь хоть какие-то реальные мотивы? Политика? – жалобно спросил «наше все».
– Похоже, нет. Тут, скорее, действуют совершенно иные силы. Я тоже теряюсь в догадках. Сам думай, кто может так ненавидеть тебя, чтобы применять столь иезуитские методы мести?! Лучше б сразу укокошили. Согласись!
Вопрос гнетуще завис в воздухе.
Утром, после завтрака, Макарыч нашел ребенка, как ни в чем не бывало играющего в президентском номере. Видимо, табу на его присутствие здесь было снято.
– Скажи-ка, Андрюша, а ты мог бы узнать по фотографии того самого дядю, который… ну, словом, возил тебя и развлекал? – как можно мягче, с улыбкой, чтобы не напрягать ребенка, спросил он.
– Конечно, смог, – с готовностью откликнулся малыш. – Он такой бородатый, но совсем не страшный. И еще на нем очки, такие тонкие. Как у дедучки. Хороший дядя. Добрый.
– Видишь ли, внучок, как тебе объяснить?.. Это не совсем тот человек, которого я просил устроить тебе день развлечений… – подключился к разговору Бессмертнов.
– Какая разница, дедучка? Ведь твоя просьба выполнена.
– В принципе, конечно, так. – Андрей Андреевич не мог не согласиться с резонным доводом не по годам умненького внука. – Но видишь ли, Андрюша, мы… то есть вся наша семья всегда у всех на виду, и поэтому мне совершенно не безразлично, кто нас окружает, обслуживает, ну и так далее… Вокруг нас не должно быть случайных людей.
– Мы что, особенные? – удивленно спросил Андрюша.
– Особенные – не особенные, но ты должен понимать, внучек, что нам нельзя приближать к себе людей, которых мы хорошо не знаем.
– Значит, все-таки особенные… – сделал для себя заключение мальчик.
– Давайте ближе к делу, не время сейчас заниматься воспитанием, – бесцеремонно перебил обоих начальник службы безопасности. – Вот тебе, малыш, фото. Это твой дядя Денис?
Мимолетом взглянув на фотографию, малыш, недолго думая, коротко буркнул:
– Нет! Этот человек совсем не похож на моего дядю Дениса.
Взрослым, внимательно наблюдавшим за реакцией внука, сразу стало ясно, что тот явно узнал вчерашнего «развлекателя», однако не захотел признаться в этом. Скорее всего, потому что в маленькой головке Андрюши возникло подозрение, что его вновь обретенному старшему другу грозит какая-то опасность как от дедушки, так и от дяди Вани. Не зря же они им так интересуются.
– Врет ведь, засранец! – услышав отрицательный ответ мальчика, грубо отреагировал Макарыч.
– Иван, Иван! Я попросил бы тебя выбирать выражения! Андрюшка не привык к твоим казарменным изъяснениям!
– Вас, Бессмертновых, хрен поймешь! – раздраженно огрызнулся Макарыч. Он был явно не в себе. – У каждого свои закидоны. Вот что я тебе, Андрей, скажу… Этот… этот… Словом, я уверен, что это и есть «дядя Денис», похититель Андрюшки. Не сойти мне с этого места!
Когда
– Макарыч, ты совсем уже потерял чувство меры и дистанции! Как можно при Андрюшке обсуждать такие вопросы?! Ребенок и так взволнован. И он же не понимает, что этот «дядя Денис» на самом деле его похитил. А ты давишь на малыша, как на Лубянке.
– Извини, Андрей, – сокрушенно покачав головой, ответил охранник. – Просто нервы на пределе. Мне все больше и больше не нравится вся эта ситуация. Как говорил один герой анекдота, спинным мозгом чую: кто-то все время сидит у нас на хвосте. Того и гляди, новый фортель выкинет.
– Кстати, а как ты раздобыл снимок?
– Элементарно! С камер видеонаблюдения. Там их вокруг гостиницы – хренова туча.
Бессмертнов снова стал внимательно разглядывать фотографию бородатого, очкастого незнакомца. Было такое ощущение, что с этим человеком он не просто сталкивался, но даже был весьма и весьма знаком.
– Послушай, Макарыч. Но ведь этот человек не имеет ничего общего с пресловутым «художником Румянцевым», каким его описывал психиатр, да и твои люди в Москве. Стало быть, преследователей двое?!
– Еще ночью я понял это, – согласился Макарыч. – И фотография мне для этого была не нужна. Почерк не тот. «Художник» просто злодей, вспомни украденную машину, стрельбу ядовитыми пулями по лабрадору… А история с бедной Лидией?
И, судя по всему, он – человек многоопытный, знает, как насолить и исчезнуть. А «дядя Денис» – совсем другой стиль. Что он вообще такого гадкого себе позволил? Покатал мальчонку, обласкал…
– А письмо? А угрозы? Это пустяки? – возмутился Бессмертнов.
– Не пустяки, но и не мерзость. Прости, но, как я понимаю, у него к тебе что-то глубоко личное. Вот и вспоминай. Это уже не в моей юрисдикции. Шучу, конечно.
– Тогда действуй! Делай что-нибудь! – чуть ли не заорал «бывший». – Первым делом, улетаем… С Лидией, без Лидии… Улетаем. Вся эта израильская эпопея мне уже остое…ла.
– Куда летим?
– Сначала в Москву, а там видно будет.
– Тогда я сейчас же дам команду. Прямо при тебе. – Макарыч нажал кнопку на мобильнике, и перед ним через пару мгновений появился офицер службы безопасности.
– Значит, так! – начальственным тоном приказал он. – Это фото – в Москву, на экспертизу. Пропустить по всем каналам на возможную идентификацию. Записку тоже на экспертизу, с выводами по объекту. Обязательная дактилоскопия… Параллельно заняться поисками «художника Румянцева». Там, в Швейцарии, материалов на него достаточно. И последнее. Службу безопасности не задействуем. Все сведения должны поступать…
– Что ты имеешь в виду? – посмотрев на Хитрова, в замешательстве спросил Бессмертнов.
– Я просто думаю. Не хочу, чтобы «наши» занимались этим делом. Сразу утечка произойдет… А там и молодой президент, и мало ли кто еще… Мы же ни хрена пока не знаем, откуда ветер дует. Вот что! – Иван Макарыч решительно повернулся к офицеру: – В Москве найдешь полковника Мацкевича, бывшего главного аналитика КГБ, а потом и ФСБ. Мы с ним в восьмидесятые вместе трубили. Скажешь, пусть все вопросы по фото, письму, художнику запустит как бы от себя. Кстати, у него там какое-то агентство… Лучшего аналитика, чем он, у нас нет. Результаты – до моего возвращения никому! Ясно?! Действуй. Так-то будет лучше, без излишней огласки.
Последние слова были адресованы Бессмертнову.
…Когда семья тем же днем покидала отель «Кинг Давид», чтобы отправиться в аэропорт, к Андрею Андреевичу неожиданно подошел смуглолицый прохожий и протянул ему небольшой конвертик.
Письмецо содержало всего одну, распечатанную на принтере, странную фразу: «Отныне и навсегда бойся не смерти – бойся жизни!»
– Проклятье! – буркнул президент Фонда глобальной политики и вновь побледнел, как полотно. Эти невразумительные на первый взгляд восемь слов из записки, словно лезвием бритвы, прошлись по сердцу.
Андрей Андреевич вновь ощутил неподдельный, почти суеверный страх. Вся эта ситуация давно стала напоминать какую-то своеобразную вендетту. Точно в романе Дюма. А это могло означать только одно: тот, кто задумал ее, будет и дальше садистски последовательно и терпеливо осуществлять иезуитский план. То есть пока он, Бессмертнов, жив, его родные, близкие и любимые люди будут находиться под угрозой, будут заложниками совершенных им некогда грехов.
Странным было лишь то, что эти незримые мстители или мститель, не выдвигали никаких конкретных требований. Они только и делали, что как бы «будили» в Бессмертнове совесть, заставляя его мучительно вспоминать, за что, за какие такие прегрешения ему уготована месть.
Уже садясь в машину, он взглянул на другую сторону улочки, где находился еще один отель, внешне напоминающий то ли крепость, то ли тюрьму. На какое-то мгновение в одном из окон мелькнуло лицо мужчины, похожего на человека с фотоснимка.
Наверное, он уже стал сходить с ума. Здесь, в Израиле, каждый второй с бородой и с пейсами… – усилием воли Бессмертнов отогнал прочь навязчивую мысль. И все же в этом лице ему показалось что-то едва уловимо знакомым. Молнией сверкнуло некое озарение и тут же погасло.7
Ушедший в малоприятные размышления Бессмертнов даже не заметил, как кортеж из Внукова доставил его на Рублевку. Все сопровождавшие его лица, включая обиженную на невнимание Елену Прекрасную, разбрелись по своим углам.
Едва он успел переодеться и собрался часок передохнуть после полета, как в комнате раздался звонок с поста охраны.
– К вам господин Крутов, – бесстрастно доложил дежурный офицер.
– Я никого не вызывал и не приглашал, – усталым, как бывает только у больного человека, голосом сказал Бессмертнов и уже собрался положить трубку.
– Он настаивает, – вновь доложил дежурный.
Зная Крутова много лет, Бессмертнов прекрасно сознавал, что тот без серьезного повода «настаивать» не будет. Крутов, помимо основной работы, по-прежнему играл роль теневого дирижера, оставался «глазами и ушами» давнего приятеля.
– Что стряслось, Илья? – спросил он вместо приветствия, встретив Крутова в коридоре.
– Стряслось у вас, Андрей Андреевич. Газеты только об этом и пишут, что западные, что наши… А ваши, можно сказать, друзья ни сном, ни духом.
– Все-таки утекло, – с откровенной горечью сказал хозяин резиденции и со всей силы опустил кулак на резной стол из карельской березы. Ваза с букетом свежих цветов едва устояла, но розы закачались, словно на ветру.
– Это для тебя новость? Странно. Тем более, что журналисты требуют пресс-конференцию.
Бессмертнов схватился обеими руками за голову и со всей силы сжал ее. Несколько успокоившись, спросил:
– И что пишут? Как комментируют?
– Не знаю уж, обо всем ли? Ты же от друзей упорно скрывал, – обиженно произнес Крутов, – пишут и о стрельбе по твоей собаке, про Лиду многое, и как внука чуть было не похитили… А сегодня появилась информация, что утонула твоя «Северная Пальмира»…