Восставшая из пепла
Шрифт:
И вот теперь ей казалось, что кисель ожил и решил отомстить ей за то неуважение, которое она проявляла к нему в детстве. Он затащил ее в свои глубины и заставлял вяло барахтаться, словно муху, которая рано или поздно все равно захлебнется и пойдет ко дну. Время, словно старая резина, растянулось до бесконечности. Кажется, к ней кто-то приходил и даже пытался разговаривать, но Лиля не понимала, что ей говорят, слова чудовищно замедлялись и искажались.
Вроде бы приходил Кирилл с мальчиками, Вика, кто-то еще. Она не могла сказать наверняка. Ощущала лишь кислый и вязкий привкус во рту, мысли вяло ворочались и были обрывочными. Время от времени,
Тупой болью отзывалось внутри понимание, что она должна сделать что-то важное, но что именно, она никак не могла вспомнить. Пыталась разозлиться на себя, но чувствовала, что так еще больше увязает в киселе, который тянет ее за собой на дно. И она боялась задохнуться и никогда с этого дна не подняться. Единственное, что она смогла вычислить, так это то, что, если не думать, становится легче. Вязкая жидкость милостиво отпускает ее из своих липких объятий, и она поднимается куда-то вверх, к солнцу. Поэтому со временем она перестала думать. И просто безучастно пребывала в двух состояниях – непроглядной мгле сна или малиновом мутном киселе.
Она не знала, сколько прошло времени, вообще не понимала, что происходит со временем. Но в какой-то момент начала замечать, что кисель становится менее вязким, и она даже различает лица тех, кто заглядывает к ней в палату. Она по-прежнему не понимала, что они ей говорят – на это ушло еще несколько дней, но смогла запомнить врачей, медсестер, мужа и мальчиков, подругу Вику.
Та приходила каждый день, сидела возле нее недолго, держала за руку и твердила, что все будет хорошо. Почему она так говорит? Случилось что-то плохое? Это то, что она пытается вспомнить и никак не может? Может быть, лучше и не вспоминать? Может быть, этот кисель и есть ее спасение и спокойствие? Что же произошло на самом деле? Что-то страшное?..
Спустя еще несколько дней ей удалось задать этот вопрос доктору, но тот ушел от ответа. Может быть, она пострадала в автокатастрофе и ее лицо изуродовано? Обычно на этот вопрос не любят отвечать доктора. Вечером того же дня она попросила у Вики пудреницу и долго рассматривала себя в небольшое зеркальце – похудела, осунулась, волосы слегка опалены на концах – интересно почему? Но в целом ничего критичного. Вика на ее вопрос, кстати, тоже отвечать отказалась. Сознание становилось все более четким, и Лиля, собравшись с силами, потребовала у мужа объяснить ей, в чем дело.
Кирилл, уже проинструктированный специалистами, как сообщать ужасные новости, максимально деликатно ей все объяснил, но не успел он закончить жуткий рассказ, как Лиля все вспомнила. Ее девочка жива, пожар не мог начаться просто так, она все проверила, когда включала обогреватель. К тому же детская кроватка была пуста, когда она побежала спасать дочь. Но, кажется, ей никто не верит. Почему?
Не подозревающий о мыслях жены Кирилл тем временем закончил рассказ:
– К сожалению, она была слишком маленькой, не осталось даже костей… Мы не смогли ее похоронить, но я все равно купил место на кладбище, мы поедем с тобой, когда ты выйдешь из больницы, и отвезем ей цветы. Мы должны попрощаться, понимаешь? И найти в себе силы жить дальше, ради мальчиков и ради нас самих.
Лиля перевела взгляд светло-серых глаз на мужа и уставилась сквозь него. Кирилл поежился, на краткий миг показалось, что жена
Она все вспомнила. Кирилл считает ее сумасшедшей и будет продолжать считать, если она продолжит настаивать на своем. Конечно, ведь заключению пожарных веры больше, чем словам собственной жены.
Внезапно годы жизни с Кириллом предстали перед Лилей в другом свете – ее любящий, все понимающий и обожающий муж в один момент поверил, что она сумасшедшая. Значит, был внутренне к этому готов.
Лиля медленно кивнула и сфокусировалась на Кирилле.
– Забери меня домой, – попросила она.
– Хорошо, родная, – выдохнул Кирилл и крепко прижал жену к себе. А та, повесив руки безвольными плетями, смотрела через его плечо, понимая, что в этой битве она сама за себя и своего ребенка.
– Что тебе сказали в полиции? – этот вопрос Лиля задавала уже в седьмой раз с момента, как они покинули больницу.
Кириллу удавалось уходить от ответа, но он понимал, что до бесконечности избегать его не получится. Они подошли к дому, и Кирилл достал ключи, чтобы открыть дверь. Лиля оглянулась – трехэтажный дом песочного цвета с обуглившимися дубовыми ставнями и почерневшей черепичной крышей навевал мысли о средневековом Средиземноморье. Этому же способствовал и дизайн сада – острова вечнозеленых кустарников, кипарисы, нарядившиеся в снежные шапки, терракотовая теплая плитка. Лиля обожала дом, но сейчас словно впервые увидела его, и он не вызвал у нее никаких эмоций. К тому же выглядел он ужасно – весь в гари и копоти, ремонт в разгаре, но внешние работы решили проводить в последнюю очередь.
– Милая, в двух словах не объяснить, давай зайдем, ты посмотришь, на каком этапе ремонт. Дом очень сильно пострадал. Жить мы пока здесь не сможем, я снял нам другой дом на несколько месяцев. Но мальчики ждут тебя здесь, хотели лично на строительные работы посмотреть. – Кирилл толкнул дверь, пропуская жену.
Та вошла в холл и остановилась. Ей даже на краткий миг показалось, что они попали не по адресу, зашли в чужое пристанище, где витал странный запах – казенщины, пустоты, пыли и строительных материалов. Больше ничто не напоминало тщательно свитое ею семейное гнездо.
По дому сновали рабочие, не обратившие на них ни малейшего внимания. Они перекрикивались на одним им понятном языке и так и норовили задеть хозяев тяжелыми и грязными ношами. Они пытались ликвидировать следы пожара, почти полностью уничтожившего внутреннее убранство дома. От роскошного особняка не осталось и следа. А все потому, что строительная компания поскупилась на противопожарную систему, не уведомив об этом клиента, как объяснил ей Кирилл. Кажется, он собирался с ними судиться, но Лилю сейчас это волновало меньше всего.
Сбросив шубку на руки мужа и стараясь не споткнуться о многочисленные ведра с краской, известкой и еще бог знает с чем, она направилась ко временной лестнице, ведущей на второй этаж.
– Лиля, ты куда? Там еще ничего нет, мы только первый этаж частично восстановили… – беспомощно окликнул жену Кирилл, но та проигнорировала его вопрос.
Медленно поднялась и застыла – коридор был черным от копоти. Часть перекрытий уже успели заменить, и теперь рабочие обшивали потолок коридора. Со стен исчезли обгоревшие деревянные панели, на их место ставили что-то жаропрочное и ужасно некрасивое. Лиля не узнавала собственный дом.