Восставшая Мексика. 10 дней, которые потрясли мир. Америка 1918
Шрифт:
Мы позавтракали на асиенде Эль-Гентро, и тут Фиденчио предложил мне поехать дальше на его лошади.
Эскадрой был уже далеко, всадники, растянувшись на полмили, мелькали среди кустов черного мескита. Впереди них колыхался крохотный красно-бело-зеленый флаг. Горы скрылись за горизонтом, и мы ехали теперь по огромной чаше пустыни, края которой задевали раскаленную синеву мексиканского неба. Теперь, когда я расстался с каретой, глубокая тишина, невыразимый покой окружили меня. На пустыню нельзя смотреть со стороны — вы сливаетесь с нею, становитесь ее частью.
Пришпорив лошадь, я скоро догнал эскадрон.
— Эгей, мистер! — вопили всадники. — Гляди, мистер наш верхом! Que tal, мистер? Как дела?
Но капитан Фернандо, ехавший впереди колонны, обернулся ко мне и рявкнул:
— Сюда, мистер! — Он весь сиял от радости. — Поедем вместе! — кричал он, хлопая меня но спине. — Пей! — И он протянул мне бутылку sotol, наполовину опорожненную. — Пей до дна, докажи, что ты мужчина.
— Как будто многовато, — засмеялся я.
— Пей! — закричали кавалеристы, и почти весь эскадрон сгрудился вокруг меня. Я осушил бутылку до дна. Раздался взрыв хохота и рукоплесканий. Фернандо перегнулся и крепко пожал мне руку.
— Здорово пьешь, compa~nero! [38] — заорал он, покатываясь со смеху.
Меня принялись расспрашивать, буду ли я драться вместе с ними? Откуда я приехал? Чем я занимаюсь? Большинство никогда не слыхало слова «репортер», а один, мрачно взглянув на меня, высказал мнение, что я гринго и порфирист [39] и меня нужно расстрелять.
38
Товарищ, приятель (исп.).
39
Сторонник Порфирио Диаса.
Остальные, однако, с этим не согласились. Ни один порфирист не выпьет одним залпом столько sotol. Исидро Амайо заявил, что он в первую революцию служил в бригаде, при которой был репортер, и его называли «Correspon-sal de Guerra». [40] Нравится ли мне Мексика? Я ответил, что очень люблю Мексику и мексиканцы тоже мне нравятся. И еще мне нравятся sotol, aguardiente, mescal, tequila, pulque [41] и разные мексиканские обычаи. Это вызвало настоящий взрыв восторга.
40
Военный корреспондент.
41
Названия разных алкогольных напитков.
Капитан Фернандо наклонился в седле и похлопал меня по плечу:
— Значит, ты заодно с народом. Когда революция победит, у нас будет народное правительство — правительство бедноты. Вот эта земля, по которой мы проезжаем, раньше принадлежала богачам, а теперь принадлежит мне и моим compa~neros.
— А вы будете служить в армии? — спросил я.
— Когда революция победит, тогда совсем не будет армии, — ответил он, к моему изумлению. — Народ ненавидит армию. Ведь дон Порфирио грабил нас с помощью армии.
— А если Соединенные Штаты вторгнутся в Мексику?
Поднялась настоящая буря.
— Мы храбрее американцев. Проклятые гринго дальше Хуареса не продвинутся… Мы им покажем!.. Мы их сразу прогоним обратно, а на другой день сожжем их столицу!..
— Да, — сказал Фернандо, — у вас больше денег и больше солдат. У нас встанет весь народ. Нам не нужна армия. Народ будет сражаться за свои семьи, за своих жен.
— А вы за что сражаетесь? — спросил я.
Хуан Санчес, знаменосец, удивленно посмотрел на меня:
— Да ведь сражаться хорошо.
— Мы сражаемся за то, чтобы Франсиско Мадеро опять был президентом, — сказал Мануэль Паредес.
Это необычайное требование значится в программе революции. И повсюду солдат-конституционалистов называют «мадеристами».
— Я знал его, — продолжал Мануэль. — Всегда он был такой веселый, всегда смеялся.
— Да, — начал другой, — бывало, когда кто-нибудь провинится и его хотели убить или посадить в тюрьму, Маlеро говорил: «Подождите, дайте мне с ним поговорить. Я думаю, он исправится».
— Он любил bailes, [42] — сказал индеец. — Не раз я видел, как он плясал всю ночь напролет, и еще день, и еще ночь. Он приезжал в большие асиенды и произносил речи. Когда он начинал речь, пеоны с ненавистью смотрели на него, когда кончал — все плакали…
— Мы боремся за Libertad, [43] — сказал Исидро Амайо.
— А что вы подразумеваете под словом «Libertad»?
— Когда я смогу делать то, что хочу, вот это и будет Libertad.
42
Танцы (исп.).
43
Свободу (исп.).
— Но, быть может, это будет во вред другим людям?
На это Исидро ответил мне великолепным изречением Бенито Хуареса:
— Мир — это уважение к правам других!
Этого я не ожидал. Меня поразило такое определение свободы в устах этого босоногого mestizo. [44] Я должен признать, что оно — единственно правильное, — делать то, что я хочу. Американцы с торжеством ссылаются на эту фразу, чтобы доказать безответственность мексиканцев. Но я считаю, что это определение лучше нашего: свобода — это право делать то, что хотят законодательные органы. Каждый мексиканский школьник знает определение слова «мир» и прекрасно разбирается, что оно означает. Однако существует мнение, что мексиканцы не хотят мира. Это ложь, и очень глупая ложь. Пусть-ка американцы, которые так думают, отправятся в мадеристскую армию и спросят, хотят солдаты мира или нет. Все бесконечно устали от войны.
44
Метиса (исп.).
Однако во имя беспристрастности я должен привести здесь замечание Хуана Санчеса.
— А что, в Соединенных Штатах сейчас нет никакой войны? — спросил он.
— Нет, — сказал я, покривив душой.
— Никакой, никакой войны? — Он на минуту задумался. — Как же вы в таком случае проводите время?…
Как раз в эту минуту в кустах показался койот, и весь эскадрон с гиканьем бросился вслед за ним. Всадники с веселыми возгласами рассыпались по пустыне, заходящее солнце играло на их шпорах и патронных лентах, позади них развевались пестрые серапе. А впереди спаленная равнина уходила в небо, и в жарком мареве далекая гряда сиреневых гор танцевала, словно вставший па дыбы конь. Здесь, если предание не лжет, проходили закованные в железо испанцы в поисках золота — вспышка пурпура и серебра, и с тех пор пустыня стала тусклой и холодной. Поднявшись па возвышенность, мы увидели асиенду Ла-Мимбрера — лепившиеся по склону холма домики, окруженные крепкой стеной, способной выдержать осаду, и великолепный Каса-Гранде на самой его вершине.